Союз писателей выделил Сосноре (будем в дальнейшем для удобства пользоваться этим именем) новую квартиру, потому что старая была уже дырявая, как Диогенова бочка. Вернее, ее вообще не было, а была только комната в районе улицы Зодчего Росси, рядом с балетным училищем. Мой дядя вместе со своим другом, учеником мастера, приехал помочь ему при переезде, и мы долго шли по коммунальному коридору, где за каждой дверью мне мерещился репетиционный класс. Соснора оказался в самой дальней комнате. Он сидел за пишущей машинкой в халате, словно бы и не собирался никуда переезжать. Впрочем, коробки с книгами уже стояли наготове, и даже кадка с каким-то домашним растением была заботливо обернута простыней. Пока все это переносили в машину, он стучал и стучал пальцами по клавишам, осекшись только, когда из-под него аккуратно вынули стул. Тогда он вдруг спохватился и поспешно засобирался, натягивая пальто поверх халата.

Его погрузили отдельно от мебели в бесцветные «Жигули» и повезли в другой мир, который не успел еще обветшать, потому что только начинал строиться. Когда выруливали с Зодчего Росси и колонны исторических фасадов одна за другой заваливались в стекле на заднее сиденье, Соснора даже не обернулся. Всю дорогу он смотрел только вперед, на грузовик от фирмы перевозок, указывающий нам путь.

Пока ехали по центру, грузовик двигался как-то неловко, вразвалку, но потом быстро начал набирать скорость и по шоссе летел уже уверенно, как конькобежец, только для успокоения окружающих касаясь колесами земли. Я хорошо знала эти места, мы и сами недавно получили здесь квартиру. Кругом лежали неосвоенные пустыри, будущие улицы были едва намечены заасфальтированными тротуарами и рассеянными в пространстве высотками. На некоторые из них еще только наращивалось блочное мясо.

Грузовик остановился на проспекте Наставников. Из него выпрыгнули люди в ватниках с папиросами в зубах. Прошел слух, что по дороге разбились зеркало и какая-то гипсовая голова. Но Соснора не подавал признаков беспокойства. Может быть, он верил, что сочинит себе все это заново? Или просто думал в тот момент о чем-то другом. Например, о том, что эти места хороши для прогулок. Сразу за проспектом Наставников начиналась деревня. Там еще стояли рубленые избы, схоронившиеся за лежанками дров. Летом по улицам бегали свиньи, от которых я отмахивалась, как от собак. Зато за двадцать минут на автобусе можно было доехать до кинотеатра «Ладога», где по вечерам в фойе пела певица в рыжем парике с полным голосом. Иногда кто-то из посетителей угощал ее мороженым, и тогда становилось страшно, что она простудится и не сможет больше петь.

Универсамов поблизости еще не построили, поэтому под магазины отдавали крупногабаритные квартиры нижних этажей. В гостиной — мясной отдел, в спальне — молочные продукты, в детской — бакалея, в ванне — касса. Карамельки зачерпывали пластмассовым детским совком из фанерного лотка. В очереди за маслом меня приходилось приподнимать над прилавком, чтобы показать продавцу: он не имел права выдавать больше двухсот граммов в одни руки.

В школе учились в три смены. Рядом со мной сидел мальчик-левша. Ему ставили в пример мой почерк, а я втайне восхищалась его каракулями.

По вечерам в доме часто не работал лифт, и я поднималась пешком с портфелем за плечами на седьмой этаж по плохо освещенной лестнице. Встреча с маньяком казалась почти неизбежной. За себя я не боялась, но было немного обидно за мир, который так легко и так нелепо могли лишить моего в нем присутствия. Впрочем, с каждым годом переживаю за него все меньше. Пора, пора уже вам учиться обходиться без меня!

66 870 753 361 920 приходил в себя после любви медленно, как после жара.

70 607 384 120 250 уже давно оделась и перебралась с книжкой на подоконник, а он все лежал с закрытыми глазами, откинувшись на подушку.

В этой постели у нее еще не было постоянного места. Она могла ложиться с ним, как хотела — справа или слева, сверху или внизу. Делая ей самые откровенные комплименты, он неизменно интересовался, говорил ли ей это кто-нибудь до него, будто хотел знать, многих ли мужчин она подпускала к себе так же близко. А может быть, ему просто было важно придумать собственные названия для каждого участка ее тела, чтобы слепить его заново, как текст. Однако чем дальше заходили их ласки, тем меньше он заботился о стиле, пока наконец совсем не терял способность к членораздельной речи. Это казалось ей забавным, и она нарочно задавала ему посторонние вопросы, чтобы следить за тем, как постепенно затуманивается его сознание. Сама она не забывалась ни на минуту: удовольствие поражало ее коротко и внезапно, как ожог.

Оторвавшись от книги, 70 607 384 120 250 посмотрела вниз. Во дворе дети расстреливали из пистолета деревянного идола, который стоял перед ними, высоко подняв руки, будто сдаваясь. Один из мальчишек даже забрался к нему на плечи, чтобы пустить пулю прямо в голову.

— Слезь с окна, — 66 870 753 361 920 наконец открыл глаза. — И надень что-нибудь на ноги, у меня холодный пол, простудишься.

70 607 384 120 250 засмеялась:

— Ты думаешь, это единственное, чем я ради тебя рискую? Ну ладно, вставай уже скорее, мы опаздываем!

66 870 753 361 920 только что прилетел с книжной ярмарки в Лондоне и не хотел никуда идти.

— Ты не представляешь себе, как страшно общаться с писателями! — рассказывал он. — Думаешь: неужели ты тоже, как и они, никому не нужен? А потом, знаешь, я познакомился с девушкой. Она подошла ко мне и сказала: «Я не знаю, как раньше жила без ваших книг». И все как-то предстало в другом свете. Кстати, ее звали Светлана, это ведь о чем-то говорит, да? Оказалось, что она тоже пишет, я взял у нее рассказ и стал читать по пути назад, в самолете. И это было что-то потрясающее! То есть это был эталон плохого текста, просто эталон. Я даже начал получать от него определенное удовольствие. Хочешь почитать?

— Нет, мы же собирались на вернисаж, — сказала 70 607 384 120 250 с досадой.

66 870 753 361 920 нехотя встал с постели и начал поднимать разбросанные по комнате предметы гардероба.

— Как ты так быстро все находишь? — рассуждал он. — Ведь женские трусики такие маленькие. Не боишься их здесь как-нибудь потерять?

— Ничего, у меня есть еще.

— Кстати, где моя майка, не помнишь?

— В кухне.

— Слушай, что бы я без тебя делал?

— Без меня она бы там не была.

У подъезда мальчишки, уже покончившие с идолом, дружно направили на них дула своих пистолетиков и держали под прицелом, пока они не свернули за угол. Погода была солнечная, и 66 870 753 361 920 надел темные очки, от чего сразу стал чужим и непроницаемым. 70 607 384 120 250 ждала, что он возьмет ее за руку, но этого не произошло. Только когда они спустились к набережной, он вдруг развернул ее к себе и начал целовать. Может быть, он репетировал очередную сцену для своего будущего романа. Или, наоборот, воплощал какую-то из уже написанных страниц.

— Почему, — спросила 70 607 384 120 250, наблюдая за своим отражением в его очках, — настоящее всегда хуже прошлого и того, что еще только должно произойти?

— Потому что у нас нет времени на его оправдание или предвкушение, — ответил 66 870 753 361 920 и пошел вперед, оставив ее стоять с полузадранным платьем, зацепившимся за чугунную решетку.

Она поправила подол и медленно двинулась за ним следом. Он дожидался ее на перекрестке.

— У меня такое ощущение, что я постоянно должен перед тобой в чем-то оправдываться. Ты ставишь меня в угол, как провинившегося школьника. Знаешь, как это невыносимо?

Шарманщик в прусской униформе, наяривавший на своем инструменте тему из «Титаника», избавил их от необходимости продолжать разговор, пока они не перешли на другую сторону.

— Я думаю, — сказала она, пользуясь тишиной очередного переулка, — как я буду жить без тебя?