«Что он, спит с ней, что ли?» — подумал Ферэлли, а вслух, радушно улыбнувшись, ответил:
— Разве все это так сложно, что ради мелких трудностей стоит пренебречь обещанием Небесам?.. Я обещал, я сделаю. Рад, что вы одобряете моё стремление. Да, кстати... Я не переговорил ещё со старостой, да и за одежду не заплатил... Как думаете, он благосклонно отнесётся к десяти фрагранам, как ко вкладу благодарного в развитие... здешних пахотных станков?
Капитан едва не поперхнулся. И то понятно: десять фрагранов не были особо большой суммой, но здесь, в далёкой от центра как Империи, так и княжества провинции на них можно было купить небольшое стадо коров или с десяток очень неплохих лошадей.
Теперь лицо его стало серьёзно. Даниэль порылся в сумке, небрежно отсчитал из общей кучи золотой и серебряной «мелочи», что лежала у него в кошельке, десять фрагранов и вручил их Кредеру, который, промедлив, подставил руку.
— Это за одежду, — добавил Даниэль, кладя на ладонь капитана серебряный гран, — не знаю ваших цен, но, думаю, хватит... Хотя хотелось бы, конечно, хорошие сапоги.
— Э-э-э, — помедлив, так и держа деньги на раскрытой ладони, капитан будто бы решал задачу, требующую напряжения всего, что было у него в голове, — милостивый господин... Алтай!..
— Да? — Даниэль приготовился выслушивать сбивчивые благодарности. Но капитан обманул его ожидания. Видимо, он играл свою роль несколько хуже, чем Даниэль — свою.
— Может быть, я глуп... Прошу вас, не сочтите за оскорбление...
Юноша вздохнул.
— Вы думаете, — спросил он, — она нужна мне для чего-то другого?
— Да.
— Хм, как вы прямолинейны. — Даниэль остановился и посмотрел на начальствующего с неприкрытой саркастической усмешкой.
Капитан внезапно покраснел.
— Нет, — ответил он, мелькая глазами в разные стороны, — не это я имел в виду, совсем не это.
— Так что же? — любезно осведомился Даниэль.
— Пустое. Если бы вы хотели, вы бы сами сказали.
— Господин капитан, — удивлённо спросил Даниэль, — за кого вы меня принимаете? — Тон его был намеренно нагл.
— Простите, господин Алтин, — тут же ответил мгновенно успокоившийся Кредер, — прошу вас!..
Староста побледнел, потом покрылся пятнами, потом пытался целовать Даниэлю руку, затем жать, на деле тряся её. К делу девочки он отнёсся уже совершенно равнодушно, не сомневаясь в чистоте намерений Даниэля ни на минуту, либо попросту наплевав на них, считая, что взносом в дело развития пахотных станков гость окупил все, что собирался сделать с ней.
Он сказал, что сам поговорит с женой, и совершил по-сказанному. Как реагировала почтённая Милла, Даниэль так никогда в жизни и не узнал. Но тремя часами позже, после прощального застолья, когда выделенная старостой повозка с возничим, навесом от солнца и двумя ленивыми, брюзжащими лошадьми была к отъезду готова, Линна предстала перед Даниэлем в светлом платьице, с волосами, заплетёнными в две косы, уложенные вокруг головы, недавно вымытая, судя по свежести, исходящей от неё, и со взглядом, полным неглубоко запрятанных страха и тоски.
«Заболтали, — подумал Даниэль, удерживаясь от желания сплюнуть зло, — наговорили ей, стервы. От унижения и зависти».
Пообещал себе, что сделает, чтобы девочка перестала бояться уже через день, нет, через несколько часов...
Малыш отчего-то заинтересовался человеческим ребёнком (видно, впервые встречал так близко): обнюхал его (она сторонилась и сжималась, искоса глядя расширенными глазами, полными ужаса, но стараясь сидеть смирно), посмотрел прямо в лицо, пытаясь там выглядеть невесть что, неразборчиво буркнул себе под нос, затем отодвинулся и развалился в углу, посматривая на неё насторожённо и едва не враждебно (Даниэль тогда ещё не совсем точно догадывался почему).
Провожающих навалила целая толпа, собрали две здоровые корзинки провизии, не поскупились; толстый брат, растерянный, что столь быстро все получилось, куда-то в висок поцеловал сестрёнку, которая испуганно и трагично сидела на усыпанных сеном досках, и, поклонившись Даниэлю, пока в повозку не садящемуся, отступил назад, в плотную толпу (поглазеть на уезжавшего, о котором бурлило слухами все поселение, собралась толпа человек в сто двадцать — сто пятьдесят).
Прощание было недолгим, старостой говорились какие-то официальные речи, от которых всем становилось сладко во рту; Даниэль заметил, что капитан Кредер нервничает, поминутно утирая пот. Милла старалась радушно и заразительно улыбаться, делая вид, что до смерти рада счастью одной из своих, но улыбка у неё выходила злая. Кажется, она поняла, что запрошенных за соглашение трёх с половиной гранов было явно недостаточно. Но вот отчего мучался капитан, и почему он так странно вёл себя с самого момента их знакомства, Даниэль понять никак не мог; впрочем, он не особенно над этим размышлял.
Капитан отправился проводить их до перекрёстка — отсюда истекала лишь одна дорога, затем разделявшаяся на две, да ещё и встречавшая косо идущую одну, исходящую от лесников, живущих неподалёку отдельным селом, промышляющих рыболовством и охотой.
Они с Ферэлли отстали от повозки, не слишком быстро катящейся по неровной дороге вперёд, и как-то получилось, что заговорили совершенно в ином тоне: Даниэль, выбравшийся из очередного этапа облапивших его жизнь передряг, не считал нужным более наигрывать аристокра- таюнца и что-то особенно скрывать, а капитан, предчувствуя скорое расставание, похоже, вознамерился убедиться в правоте или ложности своих догадок насчёт странного гостя раз и навсегда, не боясь даже быть посланным и оскорблённым, и более того, не боясь, похоже, оскорбить его самого.
— Куда вы теперь? — осторожно начал он.
— В Лирну, — охотно ответил Даниэль, — там найду доверенного человека, отправлю девочку в Галанну, а сам поеду... — здесь продуманность его планов кончалась, но вовремя вспомнилось, что днём ранее он упомянул о ждущих его делах (пусть на юге, кто об этом помнил?..) и что величайшим торговым городом севера является Сирдэль, — ясное дело, в Сирдэль.
— Ага, — кивнув своим мыслям, отозвался капитан.
— А вы, капитан? — искоса посмотрев на него, пряча глаза от солнца крепким прищуром, спросил Даниэль, забавляясь.
— Я? — резонно удивился тот, затем подумал и ответил, пожав плечами: — У меня дел много. Щас отдохнём неделю, надо готовить к зимовью... сено, сборы, зерно.
— Молоть?
— И молоть, и сушить, и бревеницы проверять. И все остальное. Тем более что...
— Что?
— Так, ничего.
— А все-таки?
— Вам так интересны, мой эрл, дела блуждающих в своём кхе-кхе... труде крестьян?
— Конечно. Может, я демократ. Читали мастера Тераи Гёрдаде Витгб?
— Вы занимаетесь политикой? — немедля ухватился капитан.
— Теперь уже нет, — в голосе отвечавшего послышался насмешливый задор, который он безуспешно попытался замаскировать под утвердительностью, — недавно обстоятельства заставили меня прерваться... Впрочем, быть может, скоро мне будет позволено вернуться к своим былым занятиям опять.
Капитан истолковал все это так, как давно уже светило ему в уме, — то есть как подтверждением догадкам, переполнявшим его.
— Значит, — сказал он, — вас послали сюда... нынешние изменения?..
Теперь Даниэль нахмурился и замолчал. До него только сейчас дошло, что в то время, как он шагал по росистой траве и лежал, погруженный во тьму, в Империи и Княжествах могло приключиться все что угодно.
— Капитан, — вкрадчиво произнёс он, замедляя шаг и поворачиваясь к нему, прикрываясь от холодного, но яркого солнца жёсткой, огрубевшей в путешествии рукой, — прошу вас, поясните, что вы имеете в виду.
— Ну-у-у, — крякнул тот, поправляя штаны, глядя в сторону и слегка гримасничая, будто это могло ему помочь, — подумал, что вся эта, извините, хренотень с политикой и войсками привела вас на север... — тут капитан запнулся, так как до него внезапно и только сейчас дошло, что именно посланник Империи с полной сумкой денег мог желать получить здесь, в Гаральде, где, по слухам, и совершались покупки и перепродажи отдельных блоков войск распущенного ОСВ. Пахло это политической работой столь высокого уровня, что капитан Ганс, давно и безуспешно мечтавший работать на профессиональных и умных людей какой-нибудь из сильных сторон, в мгновение ока покрылся потом и побледнел.