Однако откуда ни возьмись возник лакей в пудреном парике и почтительно поклонился:

– Добро пожаловать в Эрне, ваша светлость!

Кивнув, Дрессер вошел – такое приветствие пришлось ему по нраву. Эрнескрофт выказал гостеприимство, а это предвещало удачный исход предполагаемой сделки.

Они вошли в элегантную комнату – потолок радовал глаз роскошной лепниной, а стены были увешаны картинами. Вряд ли это гостиная – таковая располагается обычно этажом выше, и туда не столь просто попасть. Это помещение, вероятно, было куда более будничного назначения. Дрессер мысленно поспорил сам с собой на шиллинг, что помещение называется «Кабинет у террасы».

Лакей повел гостя по коридору, затем направо, потом они вновь миновали длинный коридор, явно ведущий из парадных покоев поместья в другую часть, куда менее помпезную.

Они остановились перед простой дверью, лишенной всяческих украшений и выглядевшей уже не столь многообещающе.

Однако, войдя, Дрессер оценил комнату несколько иначе. Это, безусловно, был рабочий кабинет графа, но ясно было, что хозяин использует его и в качестве места отдохновения. Грубые башмаки Дрессера странно смотрелись на изысканных коврах. Мебель была изящна и сверкала позолотой, даже монументальный рабочий стол. На стенах тут тоже висели картины, но на них изображены были исключительно лошади, эпизоды скачек и прочих спортивных увеселений. Небольшой столик предназначался, вернее всего, для обеда в узком кругу. Подле камина стояли два мягких кресла, а на изящном диванчике вполне могли бы разместиться несколько гостей.

Дрессер отдавал себе отчет в том, что отмечать столь незначительные детали немножко странно, однако таков уж был его выработанный годами инстинкт. На войне не бывает мелочей, а в плавании по незнакомым морям и подавно. Впрочем, и в дрейфе по бурному морю высшего света, да и в более спокойных водах, среди сельской знати, одно опрометчивое слово может привести к крушению.

– Входите, Дрессер, входите! – приветствовал его граф. – Кларет, бренди или портвейн?

– Благодарю, предпочту кларет, – отвечал Дрессер, отметив, что лакей вышел, а граф собственноручно разливает вино. Стало быть, предстоит разговор с глазу на глаз.

Заблаговременно он разузнал все, что можно, о графе Эрнескрофте. Полный и краснолицый, однако отличается отменным здоровьем. Его старшему сыну и наследнику, виконту Прансуорту, тридцать два года, и он уже отец двух малюток, так что род графа успешно продолжен. Впрочем, даже если эта ветвь рода прервется, в запасе у графа еще трое сыновей: один служит в армии, другой на флоте, третий же лоботрясничает где-то в Лондоне.

Есть у графа и две дочки, обе удачно выданы замуж.

Хотя одна из них, кажется, овдовела, вспомнил Дрессер, да еще и оказалась замешана в некоем скандале. Он вспомнил вдруг смеющееся лицо, обрамленное буйными рыжими кудрями – оно словно стояло у него перед глазами, – но отогнал видение. Не хватало еще отвлекаться от важного дела, вспоминая некстати о какой-то великосветской распутнице…

Дрессер поднял хрустальный бокал:

– За прекрасных лошадей и прекрасные скачки, милорд!

Граф отсалютовал гостю бокалом и с удовольствием выпил.

– Присядьте-ка, Дрессер, – сказал Эрнескрофт, – нам надлежит кое-что обсудить.

Начало многообещающее. Дрессер занял одно из мягких кресел, граф – другое.

– Я проиграл, и я рассчитаюсь с вами, – сказал Эрнескрофт, – однако предпочел бы иной способ расплаты. Не возражаете, если я предложу вам равноценную замену Фэнси Фри?

Дрессер вновь пригубил вина, демонстрируя завидное хладнокровие. Негоже сразу хвататься за предложенное.

– Недальновидно было бы с моей стороны не рассмотреть этот вариант. Вы предлагаете мне другую лошадь?

– Другую лошадь? – Глаза Эрнескрофта с тяжелыми веками сощурились.

Так граф имеет в виду вовсе не лошадь? Что же тогда?..

– А что еще может быть равноценной заменой моему выигрышу?

– У меня в конюшнях нет кобылы, которая была бы под стать Фэнси Фри, а предложить лошадку поплоше я себе позволить не могу.

– Стало быть, вы имеете в виду жеребца? – Дрессер, как умел, изобразил изумление. – Припоминаю, у вас есть два превосходных экземпляра.

Впрочем, его актерские способности, как видно, оставляли желать лучшего.

– Черт меня побери! Так вот чего вы добивались! Как я понимаю, вы нацелились на Гослинга-Гоу! – Граф скорчил гримасу. – Увы, не выгорит, Дрессер… Жеребец несколько дней назад невесть отчего словно взбесился, едва не разнес стойло. Порвал подколенное сухожилие. Пришлось его пристрелить.

– Так он мертв… – Дрессер умел держать удар. Следовало бы провести разведку более тщательно. Даже если это случилось всего пару дней назад, он вполне мог бы быть в курсе! – Сочувствую, милорд. Я ничего про это не слышал.

– Я перевез его в Лейборн, чтобы он покрыл несколько тамошних кобыл. Возможно, ему не понравилось на новом месте. Я сам узнал грустную новость только сегодня.

Дрессер сделал добрый глоток вина, мысленно слегка меняя курс:

– В таком случае, как это ни прискорбно, мне придется продать Фэнси Фри, а на вырученные деньги купить племенного жеребца.

– Хотите выставить ее на аукцион? Но это жестоко по отношению к столь великолепной лошади.

– Согласен. Но жеребец нужен мне куда больше, чем кобыла, даже такая выдающаяся. Однако если бы вы выплатили мне ее полную стоимость…

Граф ущипнул себя за полную нижнюю губу.

– Увы, с наличностью у меня сейчас туговато, Дрессер. Вам это наверняка известно. Сами понимаете – война дело дорогое. Дела идут не лучшим образом. – Он встал с кресла и направился к графину с кларетом. – Да и один из сыновей дорого мне обходится…

Он вознамерился было вновь наполнить бокал гостя, но тот вежливо отказался, прикидывая в уме, куда клонит хитрец. Граф вновь грузно опустился в кресло.

– Я мог бы продать земельные участки, не подлежащие наследованию, но торговля землей – дело дрянное. Дрянное, уж поверьте. Это предательство по отношению к предкам, их в свое время завоевавшим.

– Ваша правда, сэр, – согласился Дрессер, вспоминая земли, пущенные с молотка кузеном Сейди, и одновременно прикидывая, куда дует ветер.

То, что Артур Перриман, офицер королевского флота, по уши в долгах, было неудивительно для Дрессера. Не вызывало удивления и благоговейное отношение графа к наследным землям. И первое, и второе он учел заранее. Однако граф Эрнескрофт явно гнул свою, непонятную для Дрессера линию – и его это нервировало.

– Могу предложить вам иной обмен.

– Я весь внимание.

Эрнескрофт поднес к губам бокал. Тянет время?

– У меня есть для вас на примете другая кобылка. Подороже, чем Фэнси Фри. Много дороже…

Дрессер молчал, выжидая.

– Я имею в виду свою дочь.

– Вашу дочь?

– Ее приданое составляет двенадцать тысяч. На эти деньги можно купить целый табун племенных жеребцов. Вам нужно будет подписать соглашение о выплате ей ее вдовьей доли – а это две тысячи ежегодно – и щедро выдавать ей деньги на карманные расходы, но двенадцать тысяч – ваши, и вы получите их наличными в день вашего венчания. Как видите, замена более чем равноценная.

– Более чем, – кивнул Дрессер, чувствуя себя так, словно ведет судно на рифы в непроглядном тумане.

– Речь о моей младшей дочери, леди Мейберри. Она вдова, но вполне созрела для нового брака.

Тициановые волосы. Смешливая, кокетливая красотка. Безнравственная распутница.

Применительно к этой леди словечко «созрела» прозвучало угрожающе, да и предложение само по себе его изумило. Он явно не пара этой богатенькой графской дочке.

– Вы наверняка про нее наслышаны, – вздохнул граф.

– Ее показали мне на скачках.

– Черт бы побрал девчонку! – взорвался граф. – В штанах, в сапогах! Уж я на славу отделаю Прансуорта за то, что взял ее с собой. Впрочем, он сказал, что она все равно пробралась бы на трибуну! И я ему верю… Упрямая, своевольная! Однако, – быстро прибавил он, – вовсе не злая и, в сущности, хорошая девочка.