Дрессер повернулся лицом к ней:

– Но разве нас может волновать мнение простых смертных?

Джорджия взглянула на него широко распахнутыми глазами:

– Нет.

– Что ж, ты увидела обнаженного мужчину. И что ты по этому поводу думаешь?

– Что ты, возможно, лучший из образчиков.

– Беззастенчивая лесть. И мне это по вкусу.

– Нет, это правда. Я видела статуи, живые и мраморные, и картинки… Никто не может с тобой сравниться.

– Картинки, говоришь?

– Ну да, в книжках. Ты шокирован?

– Нет. Дотронься до меня снова.

– Но ведь сейчас командую я? – шаловливо напомнила ему Джорджия. – А вот я была шокирована. И все пыталась понять, что мы делали не так…

– И почему ты не могла зачать?

Она кивнула и отвернулась. Храбрая Джорджия Мейберри всеми силами пыталась скрыть свою тайную боль, свой стыд. Дрессер взял ее за подбородок и заставил взглянуть ему в глаза:

– Я никогда не упрекну тебя, если ты не сможешь зачать, помни об этом. Впрочем, и об этом мы вполне сможем поговорить, когда будем с ног до головы одеты и при свете дня. Чего ты хочешь?

Она вдруг тихо засмеялась – нет, совершенно по-девчоночьи захихикала. И Дрессер вспомнил вдруг, что хоть она и была в браке не один год и вела хозяйство, но все же оставалась почти девочкой и нуждалась в заботе…

– Командуй! – сказал он.

– Тогда… ложись на постель. Я хочу исследовать тебя… под другим углом.

Однако… юная и такая смелая!

– Я повинуюсь, – сказал он, передавая ей флакон с ароматным маслом. – Если хочешь, можешь воспользоваться вот этим.

Джорджия вынула пробку и понюхала:

– Это тот самый аромат, которым ты надушил книгу, пытаясь меня подловить.

– Подловить?

– Ты ведь сделал это, чтобы узнать меня на маскараде по запаху.

Дрессер от души рассмеялся:

– Ну нет, до такого я не додумался. Я прислал тебе надушенную книгу для того, чтобы даже легкий аромат на твоей одежде можно было бы легко потом объяснить… без ущерба для твоей репутации.

– Я почувствовала этот запах сразу, как только вошла. Он необычен, но, кажется, он мне нравится.

– Он для порочных ночей, а не для элегантных дней.

Джорджия вновь поднесла к лицу флакон и глубоко вдохнула аромат, улыбаясь подобно древней богине.

«Господи, спаси меня», – безмолвно взмолился Дрессер. Он прилег на кровать, спиной вверх, хотя это потребовало определенных ухищрений.

Послышался смешок, но затем умащенные маслом пальцы скользнули по его спине. Дрессер охнул, уткнувшись лицом в подушку, моля Небеса ниспослать ему сил.

Как это было похоже на Джорджию Мейберри: будучи малообразованной в сфере чувственности, она все же предпочла далеко не самый стандартный ход. Да, Дрессера не раз массировали профессионалы, и некоторые из массажисток были также любовницами, но никогда прежде никто не дотрагивался до него так нежно, робко, неуверенно… и при этом потрясающе чувственно.

Обе умащенные маслом ладони вначале коснулись плеч, затем, сомкнувшись, провели по спине, потом разошлись, и тут капелька масла упала ему на поясницу, ладони растерли ее и принялись двигаться вверх и вниз… Вниз, вниз… и вот маленькие ладони угнездились на его ягодицах.

Дрессер судорожно вдохнул, и Джорджия спросила:

– Мне остановиться?

– Нет. Но как бы я хотел, чтобы в спальне было зеркало и я мог видеть тебя, всю в белом и светло-зеленом… И как ты гладишь мое тело, и как на меня смотришь… Смею надеяться, не без удовольствия.

– Зеркало? В спальне? Вы ужасный человек, лорд Дрессер!

– Можешь отшлепать меня за это.

Джорджия, хихикнув, шлепнула его.

– Вижу, что следовало снабдить тебя хлыстом!

– Не говори глупостей! – воскликнула Джорджия, нежно поглаживая то место, по которому только что шлепнула.

Дрессер блаженно улыбался, но тотчас постарался изгнать из головы эротические образы. Сейчас важен был жесточайший самоконтроль.

Джорджия сомкнула ладони на его ягодицах, провела вниз, по бедрам, нежно сжимая и поглаживая. Затем касания ее сделались вдруг легкими – ладони едва дотрагивались до волос на теле.

– Ведьма!

Ответом ему был серебристый смех: она постепенно осознавала свою власть над ним.

– Какие сильные мышцы… – Руки ее скользнули вниз, к его щиколоткам.

– И в других местах дело обстоит ничуть не хуже… Я переворачиваюсь!

Когда он проделал это, Джорджия отпрянула:

– Нет! Я не намерена… даже когда будет твоя очередь приказывать! Я не могу…

Дрессер сел на постели и взял ее руки в свои:

– Знаю. И это нормально. Хотя мне придется с этим что-то делать.

– Что-то делать?

Он взглянул на часы на каминной полке:

– Твоя четверть часа миновала. Итак, мой первый приказ: жди меня здесь!

Джорджия нахмурилась:

– Приходится подчиняться… – И вдруг подмигнула ему: – Я вся в ожидании ваших приказов, мой господин!

Дрессер поднялся с постели, накинул халат и вышел вон из комнаты. О, эта женщина обучалась быстро, чересчур быстро, и с каждой минутой он обожал ее все сильнее. Он едва успел выйти в коридор, и тут воспоминания о ее прикосновениях и изумительной красоте взяли верх над силой воли… и Дрессер изверг семя в полу своего халата, в алый шелк с драконами, без всякой жалости к красивому наряду.

Этот халат был частью его прошлого, которым он более не дорожил, и теперь, возможно, ему удастся выдержать четверть часа противоборства с Джорджией Мейберри. И он вернулся в комнату.

Она сидела на самом краешке постели, сложив руки на коленях, скрестив ноги. Зеленый шелк ее халата выглядел потрясающе невинно, а из-под подола целомудренной льняной сорочки виднелись лишь самые носочки ее ночных туфель.

– Ты намеренно строишь из себя школьницу?

– Разве? Ой, прости…

– Как плохо ты знаешь мужчин. Нет, это я прошу прощения. Я вовсе не хотел тебя задеть. Просто поддразнивал.

– Но я не понимаю… И в то же время думаю, что тут какая-то ловушка. Именно в моем непонимании. Я чувствую теперь, что выбирать мужа – это все равно что ставить на скачках на незнакомую тебе лошадь.

Дрессер прислонился спиной к двери, силясь сдержать рвущийся наружу хохот:

– Ты поистине восхитительна, Джорджия Мейберри!

– Тебя восхищает, насколько я невежественная клуша?

– Отнюдь. Лишь то, что ты честна и готова учиться.

– Только у тебя, – вырвалось у Джорджии, и она тотчас же попыталась исправиться: – По воле случая я в вашей власти, милорд.

Дрессер подошел к Джорджии, сомкнул руки вокруг ее талии и сдернул ее с кровати, легко, словно пушинку. Небольшое облачко пудры взметнулось с ее волос, и оба они рассмеялись.

Дрессер устроился поудобнее на постели и приказал:

– Разденься!

Джорджия уже готова была к подобному приказу и лишь слегка помешкала, прежде чем расстегнуть халат и сбросить его на пол.

– Не торопись, – мягко сказал Дрессер. – Я хочу насладиться всем по порядку.

Джорджия стыдливо произнесла:

– Но на мне совсем простая сорочка…

– Она прекрасна.

И он не лгал: льняная сорочка, скрывавшая тело Джорджии подобно монашеской сутане, была для него прекраснее, чем невесомые вуали на «живых статуях» в саду мадам Мирабел.

– Продолжай.

Джорджия, опустив глаза, расстегнула первую из шести пуговок на халате, но, расстегнув вторую, взглянула на Дрессера, словно искала поддержки. Взгляд ее привлекли часы на каминной полке за его спиной. Любой мужчина на его месте понял бы, что ей надобна передышка. И Дрессер был уже готов предоставить таковую, но вдруг Джорджия взглянула ему прямо в глаза и принялась расстегивать пуговки одну за другой… последняя располагалась как раз между ее высокими упругими грудями. Расстегнув самую последнюю, Джорджия улыбнулась, наслаждаясь произведенным эффектом.

А затем, с достоинством истинной богини, она принялась неторопливо развязывать шнурки, стягивавшие рукава сорочки у запястий… И вдруг, вместо того чтобы стянуть сорочку через голову, она скинула свои хорошенькие ночные туфли и аккуратно поставила их у постели.