– Конечно, Джейн. А ты от души развлекись в комнате для прислуги.

Джорджия степенно вышла из кареты, сбросив плащ на руки Джейн. Реакция гостей ее весьма обнадежила. Частенько, приезжая на великосветские маскарады в костюмах, сверкающих драгоценными камнями, она слышала восторженные аплодисменты и крики: «Ура, леди Мей!»

– Голубь мира… – прошептал кто-то, и толпа зааплодировала.

Джорджия улыбнулась и смешалась с толпой великосветских щеголей.

Да, леди Мей вернулась, пусть и неузнанная, и нынче ночью все будет прекрасно!

Интерьер усадьбы мадам Корнильюс частенько оформляли в венецианском стиле – хозяйка была родом из Венеции, и знаменитые тамошние маскарады стали ее страстью. Но нынче это был просто изысканный английский дом, и единственным украшением служили гобелены, свешивающиеся с потолка.

Умно, оценила Джорджия. Они похожи на военные знамена, однако сегодня это знамена мира и процветания. Она увидела изображенные на гобеленах рукопожатия, деревенский праздник урожая, льва с ягненком и купеческий корабль.

– О-о, голубь мира! – воскликнул джентльмен в тоге. – Как это умно…

Джорджия почтительно поклонилась лорду Сандвичу, не сбавляя шага. У нее не было охоты болтать с министрами, поэтому она лишь молча поклонилась им. Один из джентльменов хмыкнул:

– А я думал, голуби умеют лишь ворковать.

Джорджия, храня молчание, стала подниматься по лестнице – она была счастлива, что Уэйвени не узнал ее. Никто не узнавал ее, а это означало, что сейчас она совершенно свободна.

Свободна от прошлого. Свободна от ожиданий. Свободна от скандалов и подозрений.

– О, счастливый голубь! – Крестоносец поцеловал ей руку.

Деликатно высвободив пальцы, Джорджия произнесла высоким воркующим голоском:

– Вы одеты неподобающе, сэр. Какое отношение рыцарь имеет к миру?

– Я Ричард Львиное Сердце, прелестная голубка, великий английский воин. И стою на страже мира.

– Но совершаете при этом кровопролитие…

Тут она заприметила еще одного вооруженного воина и принялась поддразнивать его.

– А я святой Георгий, – объявил он, потрясая копьем, – убийца французского дракона. А сопровождает меня, разумеется, прекрасная Британия!

Это лорд Тремеллин, поняла Джорджия, а роскошная пышнотелая Британия – его супруга, лицо которой почти не скрывала узенькая полумаска. На голове у нее был шлем, а в руках щит и меч, как и изображалась Британия на монетах. Доспех был чересчур тяжел для великосветской дамы, однако Нерисса Тремеллин не могла позволить себе ударить в грязь лицом и не поскупилась на костюм…

– Сколько кругом оружия, – вздохнула Джорджия. – Бедный голубь мира едва не плачет.

– Оружие призвано защитить мир, глупая голубка! – воскликнула леди Тремеллин. – Лети-ка отсюда!

И чета Тремеллинов поспешила прочь, избавив Джорджию от необходимости отвечать.

Они с Нериссой Тремеллин некогда были соперницами в красоте, но сейчас дело было в ином. Леди Тремеллин была общепризнанным эталоном достоинства и добродетели – в этом леди Мей и не пыталась ей соответствовать. Однако Нериссе явно недоставало одной из благородных добродетелей, а именно доброты. Когда разгорелся скандал вокруг имени леди Мейберри, Нерисса с радостью подлила масла в огонь. Если бы она была тогда на балу у Уинни, Джорджия именно ее заподозрила бы в манипуляциях с письмом.

Тут она вспомнила некстати, что злодей, состряпавший гнусную фальшивку, все еще не найден и вполне может быть здесь. Скорее всего он здесь! Джорджия усилием воли поборола страх, чтобы никто ничего не заподозрил, и принялась высматривать среди гостей Дрессера. У него тоже было мало времени, чтобы придумать костюм, и опытом Джорджии он отнюдь не обладал, поэтому наверняка одет сейчас довольно просто. Невинно поглядывая на мужчин, она отметала их одного за другим – всем недоставало роста и мужественности сложения. Полно, не прибег ли он к какой-нибудь хитрости?

Она придирчиво рассматривала высокого араба в тюрбане с огромным животом, когда кто-то окликнул ее:

– Милая голубка, вы принесли оливковую ветвь?

Она обернулась к мужчине, облаченному в тогу. Прежде чем ответить на его вопрос, Джорджия развернула веер, расписанный зелеными оливковыми веточками:

– А вы, сэр, видимо, голосуете за мир в сенате.

– Только если его условия покажутся мне разумными, – улыбнулся он.

Джорджия слегка шлепнула его веером по руке:

– В таком случае голубке не о чем беседовать с вами, сэр.

И она покинула лорда Холленда, подумав, что ему лучше было бы нарядиться денежным мешком: говорили, что он нажил полмиллиона фунтов за время военной кампании в прошлом году.

Но человек в тюрбане за это время успел куда-то исчезнуть – впрочем, это был скорее всего вовсе не Дрессер. Она понимала, что узнает его, во что бы он ни нарядился.

Дрессер искал глазами Джорджию.

Среди гостей было не менее дюжины рыжеволосых королев Елизавет, платья которых в стиле Тюдоров скрывали многое, но не все. По крайней мере ни у одной из них не было в движениях пленительной грации, свойственной леди Мей.

Еще больше было тут Британий, одетых с разной степенью откровенности, однако Джорджия явно не рискнула бы столь дерзко обнажиться. Слишком щекотливо было ее нынешнее положение. Это позволило исключить еще массу леди, одетых в греческие туники и изображавших тех или иных богинь. Многие щеголяли, украшенные цветочными гирляндами или греческими тиарами, а другие держали в руках рог изобилия или снопы пшеницы. Он внимательно пригляделся к одной леди, прическа которой была искусно декорирована фруктами и цветами. Отважилась бы Джорджия надеть столь нескладный костюм? Даже чтобы выиграть пари, изображать аллегорию плодородного поля не стала бы подобно вон той леди, из костюма которой во все стороны разлетались зерна пшеницы.

Так где же она? И узнает ли его?

Ему безразлично было, выиграет он или проиграет, однако вызов бросил именно он и сожалел теперь, что выбрал костюм Нептуна, бога морей: намек был слишком очевиден. Оставалось уповать на просторную мантию, в которой он выглядел толстым, а также на парик и бороду, почти целиком скрывавшие его лицо.

Он рад был лишь тому, что проклятого шрама не было видно вовсе.

Мастерица-швея, работающая при театре, вырезала из зеленой ткани некое подобие водорослей, из которых смастерила длинные волосы и бороду Нептуна. Она же выдумала маску зеленого цвета, почти прикрывшую щеки. При помощи театрального клея он закрепил на лице бороду и усы, и кожу теперь пощипывало. В довершение всего ему отчаянно мешал тяжелый трезубец, но от него можно будет избавиться, как только начнутся танцы.

– Я бросаю вам вызов, сэр, – прозвучал вдруг незнакомый хрипловатый женский голос. – Вы явились на маскарад во славу мира с оружием в руке!

Он оглядел женщину в маске, одетую в великолепное зеленое шелковое платье.

– Но вы, мадам, похоже, вовсе пренебрегли маскарадным костюмом.

Накрашенные губы растянулись в улыбке.

– Зеленый – цвет надежды, сэр, и цвет плодородия. К тому же как хозяйка дома я имею ряд неоспоримых прав. Поэтому отдайте ваше оружие, будьте так любезны.

Дрессер почтительно поклонился:

– Мадам Корнильюс, ваше имя знаменито не менее, чем ваши таланты. И это вполне заслуженно.

– Изысканная лесть не спасет вас, лорд Нептун, тема маскарада вынуждает меня конфисковать любое оружие.

Она властно протянула руку, и Дрессер протянул ей тяжелый трезубец.

– Счастлив подчиниться вам, мадам. К тому же он ужасно мне мешает. Жаль, что самого смертоносного оружия вы не можете конфисковать – я имею в виду женскую красоту.

Хозяйка передала деревянный трезубец лакею, уже сгибавшемуся под тяжестью разнообразного вооружения.

– Увы, джентльменам придется выживать кто как умеет.

Мадам Корнильюс направилась дальше, а Дрессер понял, сколь хитро все задумано. Даже затейливее, чем на балу у Хаммерсмитов. На этом маскараде неминуемо встретились представители противоборствующих политических фракций, но лишь для беседы, а не с целью противостояния, поэтому безжалостно отбиралось все хоть отдаленно напоминающее оружие.