Но жизнь чересчур часто бывает жестока, и приходится долго нести бремя горестей. Впрочем, не столь несправедливое бремя. И ему неминуемо надлежит вернуть этой леди доброе имя – пусть даже после этого она по праву сделается герцогиней.

Тем временем Джорджия опамятовалась и утерла выступившие слезинки.

– То, что вы избрали меня жилеткой для смеха пополам со слезами, считаю великой честью, – улыбнулся он.

– О, не надо! Иначе со мной вновь сделается истерика. Послушайте, нам пора возвратиться к гостям, но я не могу предстать перед ними заплаканной. Как я выгляжу?

Она подставила лицо свету, и Дрессер внимательно его изучил.

– С вашим лицом все в полнейшем порядке. Но уже занимается заря, и кто-то из гостей наверняка выйдет, чтобы ею полюбоваться. Мы можем остаться здесь, с ними, чтобы вам не пришлось заходить в дом.

Джорджия окинула взглядом террасу:

– Что ж, прекрасно. Ой, кажется, я вижу Херрингов!

Парочка и впрямь обнаружилась в уголке террасы, скрытая за объемистой урной с пышными цветами. Подойдя поближе, Джорджия и ее спутник заметили, что чета пылко целуется.

– Они без ума друг от друга, – вздохнула Джорджия.

– Это благословение Божье.

– Полно, так ли это? Если они вовсе не хотят разлучаться?

– В браке такое – величайшее счастье, – сказал Дрессер. – Если привязанность не превращается в одержимость.

Наконец Херринги отстранились друг от друга, лица их сияли – они вовсе не были обескуражены тем, что их застали «на месте преступления».

– Что может быть лучше, чтобы встретить новый день? – улыбнулась Бэбз, однако тотчас спросила серьезно: – Как ты, дорогая моя?

– Готова встретить новый день, – сказала Джорджия. – Даже с тем условием, что не возлагаю на него радужных надежд.

Бэбз сердечно обняла подругу.

– Все обойдется! Но что именно ты намерена предпринять? Мисс Кардус останется здесь, как полагаешь?

– О господи! От души надеюсь, что нет. Я просто не смогу оставаться с ней под одной крышей!

– Так приезжай в Лондон, – сказала Бэбз. – Ты сможешь пожить у нас.

Дрессер наблюдал внутреннюю борьбу Джорджии, зная, что никак не может сейчас предложить ей убежище у себя в Девоне. Неужели она предпочтет угодить в львиный капкан? Нет, в крысоловку, тотчас поправился он. Ну разумеется, предпочтет.

– Замечательно, – сказала она. – Ведь я уже пообещала Порции Маллори приглядывать за «Приютом Данаи». Но мне лучше остаться в доме отца.

– Наверное, это и к лучшему, – поддержала это решение Бэбз. – Но мы часто будем видеться. В Лондоне на лето остаются Олбрайты, так что друзей у тебя будет не так уж мало. – Бэбз прикусила пухлую губу, осознав, сколь двусмысленны ее слова, но все же предпочла избежать извинений, дабы не ухудшить положение. – Торримонды уже отбыли. Лиззи перед отъездом искала тебя.

– А мы любовались плавучими огнями в пруду, – сказала Джорджия. – Прекрасно придумано.

– Да что ты? Пойдем скорее, дорогой, мы должны это увидеть!

И Бэбз, схватив мужа за руку, потащила его в парк, а Джорджия жалобно улыбнулась Дрессеру. Не в силах противиться, он взял ее за руку, пальцы их переплелись – и оба они повернулись туда, где робкий жемчужный рассвет уже кое-где расцвечивался розовыми и оранжевыми сполохами.

Джорджия понимала, что должна высвободить руку, но ей недоставало мужества сделать это именно сейчас. Она благодарила рассвет за то, что ей есть на чем сосредоточиться, иначе соприкосновение их рук сделалось бы угрожающим.

Да, мужчины не раз держали ее за руку в танце, или просто так, или даже брали ее руку для поцелуя, однако никогда пальцы так не переплетались, никогда еще от мужского прикосновения она не ощущала прилива сил…

Вспомнив, что вскоре он уедет, Джорджия почувствовала, что готова зарыдать от одиночества и страха. Ей вдруг так захотелось спрятаться где-нибудь – возможно, даже укрыться в Эрне, – но она понимала: ничто так не изобличит ее вину, как бегство. И ей оставалось только быть сильной и сражаться, и, видит Бог, она сумеет это сделать!

– Ну вот ночь и закончилась, – произнес Дрессер.

– И это всегда радостно…

– Однако ночь может быть исполнена наслаждений, вы же знаете.

Джорджия искоса взглянула на Дрессера:

– О нет, этой ночью более не будет никаких… сомнительных выходок, милорд.

– Уверяю, я могу и при свете дня совершить нечто не менее… сомнительное.

Джорджия осуждающе покачала головой.

– Разве не сказано в Библии, что дьявол бесчинствует в полдень? – спросил Дрессер.

– Нет, там сказано, что дьявол никогда не дремлет.

– Как и светлые ангелы…

Джорджия закусила губу, пытаясь сдержать смех.

– Что тут смешного? – изумился Дрессер.

– Просто я вспомнила дурацкую шутку про архангела Гавриила и Благовещение. О-о-о, – воскликнула она, указывая на занимающуюся зарю, – поглядите! На восходе ангелы исполняют дивный танец!

– Возможно, – согласился Дрессер, и Джорджия ощутила нежный поцелуй – мужские губы коснулись ее волос легко, словно крыло ангела.

Когда солнце наконец встало, они вошли в дом и застали последних отъезжающих – чего, собственно, и хотелось Джорджии. Самого худшего ей удалось избежать. К крыльцу дома один за другим подъезжали экипажи, а гости, позевывая, садились в них. Кое-кто шел к пристани в надежде успеть на последний паром до города.

– А как вы поедете? – спросила Джорджия у Дрессера.

– Сюда я прибыл на лодке, однако обратный путь мне предложили проделать в одном из экипажей. И сейчас мне надлежит отыскать моего благодетеля.

Джорджия уже готовилась сдержанно проститься с Дрессером, однако непрерывно думала о том, когда сможет вновь увидеть его. Он обещал во что бы то ни стало вызнать все, что касается злосчастной дуэли, но ведь у него есть и важные обязанности в поместье… И, по-видимому, дело, касающееся Фэнси Фри, уже улажено.

– Ах вот ты где! – Ее мать графиня Эрнескрофт подошла к ним. – Можно тебя на два слова? Приватно.

Джорджия бросила на Дрессера извиняющийся взгляд, однако мать несказанно изумила ее:

– И вас также, Дрессер.

Озадаченная Джорджия последовала за графиней в дом.

– Как это ты ухитрилась при всем том, что уже болтают, возбудить новые слухи, я понятия не имею, – желчно произнесла мать. – У тебя к этому бесспорный талант. Вдобавок к идиотским разговорам о письме тебя видели в парке. Ты целовалась!

Джорджия вспыхнула от стыда, словно шестнадцатилетняя девочка, но тотчас пошла в наступление:

– И кто же, интересно знать, меня видел?

– Элоиза Кардус. Которая не упустит случая посплетничать.

– О-о-о… Опять она! – Джорджии чудом удалось не выбраниться вслух – она понимала, что уж теперь-то Элоиза не упустит случая отомстить.

– Леди Эрнескрофт, – начал было Дрессер, однако графиня жестом оборвала его.

– И даже не пытайтесь взять всю вину на себя, Дрессер! Я неплохо знаю свою дочь. Выход у нас единственный: обставить случившееся как негласную помолвку.

– Что-о? – изумленно воскликнула Джорджия, оборотившись к Дрессеру. Неужели он намеренно скомпрометировал ее? Неужели он такой же, как и Селлерби?

Однако Дрессер, похоже, был ошеломлен не меньше, чем она сама.

– Леди Эрнескрофт… – начал он вновь.

– Разумеется, вам нет надобности тотчас бежать под венец, но мы объявим во всеуслышание, что возможность такого союза рассматривается.

– Тогда вскоре меня ославят как обманщицу! – запротестовала Джорджия.

– Не беспокойся. Если не было твердой договоренности о вашей женитьбе, тебе нечего опасаться. Надеюсь, вы согласны сыграть свою роль, Дрессер?

– Я готов служить леди Мей и выполнить любую ее просьбу, мадам. – Дрессер склонил голову.

Слова его успокоили Джорджию. Теперь совершенно ясно, что ничего подобного он не замышлял. Ведь это она просила его о поцелуе… и никого другого просто нельзя винить!

– Будь по-твоему, мама. Хотя, думаю, мало кто в это поверит.