Джорджии больше всего на свете хотелось дотла спалить проклятый листок, однако спорить она не рискнула.

– Хорошо. А теперь мы должны спуститься вниз, но не все вместе.

– Ты уверена? – спросила Лиззи.

– А что еще я могу сейчас сделать? Идите.

Лиззи и Бэбз ушли, а Джорджия повернулась к Дрессеру:

– Мы с вами не можем идти вниз вместе.

– Согласен. Дождитесь меня на террасе.

– Но мне не следует…

– Вы должны быть у всех на виду. Танцевать нам больше нельзя, однако обсудить дальнейшие действия мы непременно должны. К тому же я не могу оставить вас на растерзание крысам.

Джорджия поневоле поежилась:

– Ладно. Тогда до скорой встречи на террасе.

Теперь, когда она знала, в чем дело, Джорджия ожидала, что ее и впрямь растерзают, но такое было не в обычае бомонда. Она прошла по всему дому и вышла на террасу – никто не попытался остановить ее, заговорить с ней, ее как бы вовсе не существовало. Сейчас даже косые и гневные взгляды принесли бы облегчение. Джорджии вдруг захотелось поплотнее закутаться в теплую шерстяную шаль – и плевать, что это испортило бы весь вид платья.

Подойдя к уже ожидавшему ее Дрессеру, она пожаловалась:

– Я будто стала невидимкой.

– Однако я вижу вас, и друзья ваши – тоже.

– Но этот круг чересчур узок.

– Чума на голову того, кто за всем этим стоит!

– Элоиза?

– Нет, это не она. Я говорю о том, кто прислал ей сюда это письмо, заранее зная, что она не сдержится и начнет мести языком направо и налево.

– О, а об этом я не подумала! – Джорджия взглянула на красивый, сияющий огнями дом. – Тут есть еще кто-то, и он всем сердцем ненавидит меня. Но за что? – Она повернулась к Дрессеру: – В чем я повинна? Клянусь, я никогда никого не обидела… намеренно. Впрочем, насколько знаю, и не намеренно тоже!

– Я верю вам. У вас доброе сердце. Могу ли я сражаться за вас?

– На дуэли? Никогда!

– Нет-нет, я неловко выразился. Сражаться за ваше доброе имя. Мы непременно должны разыскать отправителя и того, кто смастерил гнусную подделку. – А помимо этого, нам непременно нужно найти самого Чарнли Ванса. И я вытрясу из него правду!

Джорджия улыбнулась, но улыбка вышла печальной.

– Дорогой Дрессер, многие пытались его отыскать, однако он всегда ускользал. Может быть, он и в самом деле застрелился тогда, в Колони…

– Но должно было остаться мертвое тело, а известие о его смерти – достичь Англии! Скажите лучше, кому знаком почерк Ванса?

– Думаете, с помощью такого человека удастся доказать, что письмо поддельное? – В душе Джорджии затеплился робкий лучик надежды.

– Но ведь оно поддельное – так что это вполне возможно.

– Но оно же прислано из Колони.

– Адрес тоже поддельный.

– Есть у меня одна мысль, – сказала Джорджия. – Впрочем, я слишком хочу, чтобы нам все удалось…

– Говорите.

– Почерк корявый, однако стиль письма отличается известным изяществом. Я плохо знаю Ванса, но, как мне кажется, подобная стилистика не в его духе.

– Ах вот вы о чем… Это вполне логичное предположение. Тогда нам следует найти этого майора Джеллико и выяснить, писал ли ему Ванс. Вы знакомы?

– Нет. Он был тогда секундантом Ванса, но его полк месяц назад отбыл в Индию.

– В июле… – Дрессер достал из кармана письмо и поднес его к свету. – Так я и думал. Письмо датировано девятнадцатым декабря.

– Ванс покинул Англию сразу же после гибели моего мужа, так что никак не мог знать, что Джеллико в Лондоне больше нет.

– И это обстоятельство чрезвычайно на руку махинатору. А кому еще может быть знаком почерк Ванса?

Этот спокойный деловой разговор успокаивал Джорджию, и она напрягла память.

– Сэр Гарри Шелдон был близок к компании, к которой принадлежали мой муж и Ванс.

– Тогда я найду этого Шелдона, а если и он не поможет, то душу вытряхну из всей компании!

– Дрессер, у вас неотложные дела в поместье, и я полагаю, они куда важнее этой охоты за призраком. Ну почему вы уверены, что я этого заслуживаю?

– Потому что я был знаком с множеством развратниц и блудниц, а вы совсем из другого теста.

– А вдруг я искусная притворщица?

– Моя дорогая Джорджия, вы вся словно открытая книга.

– Вы говорите искренне?

– Даже ваш папенька утверждает, что вы честны.

– Мой отец? Когда он такое говорил?

Дрессер слегка смутился:

– Ну… однажды мы беседовали с ним о ваших неисчислимых достоинствах.

– Странно. Мне казалось, он полагает, что их у меня вовсе нет. Впрочем, довольно, – прервала Джорджия сама себя. – Мне пора возвращаться к гостям, но там холодно, словно в ледяной пустыне. Давайте еще немного побудем на террасе. Огни на воде из окна моей комнаты смотрелись восхитительно.

– Мне предстоит также разузнать все детали, касающиеся дуэли, – сказал Дрессер, шагая рядом с ней.

Джорджия коснулась траурного браслета – никогда прежде ей так не хотелось, чтобы Дикон воскрес из мертвых! Какая глупость, ведь если бы он был сейчас с ней, всего этого кошмара просто не могло произойти! Но о дуэли она не могла сейчас говорить – впрочем, не уверена была, что когда-нибудь сможет.

Подойдя к балюстраде, откуда открывался вид на пруд, Джорджия замерла:

– Отсюда огни смотрятся совсем не так эффектно.

– Но они все равно прекрасны.

Дрессер стоял позади нее, высокий, сильный. Он словно преграждал путь злу, сочащемуся изо всех щелей дома. Давящее напряжение постепенно покидало Джорджию, но она все еще ощущала опустошенность. Они должны доказать, что письмо – фальшивка. Что она невиновна. Она просто не перенесет, если лишится всего, что так любит.

– На воде плавают свечи, – сказал Дрессер. – Интересно, к чему они прикреплены? Мы могли бы спуститься в парк и выяснить это.

Как? Уйти с освещенной террасы в темноту парка?

– Но днем прошел дождик, и трава еще мокрая.

– К тому времени, как вы проснетесь завтра, слуги уже успеют все убрать. Неужели вымокший подол пугает вас больше, нежели неутоленное любопытство?

Это был прямой вызов. Раньше она ни секунды не колебалась бы. Значит, и сейчас не станет! Тем более что до пруда всего каких-нибудь дюжина футов.

– Хотя вряд ли я еще когда-нибудь надену это платье, – беспечно сказала она, направляясь к лестнице, ведущей в парк. – Надень я его в третий раз, это было бы чересчур!

– Печальное расточительство.

– Нынче вечером оно не принесло мне счастья… К тому же оно слишком приметное.

– Оно потрясающе красивое, а шлейф искусно отделан. Такие вещи следует ценить по достоинству.

Да он, похоже, порицает ее за излишнюю экстравагантность! Что ж, очередное доказательство того, что они не подходят друг другу.

– Вы могли бы повесить его на стену, словно картину, – невозмутимо продолжал Дрессер.

– Вот странное было бы зрелище.

– Но вешают же на стены гобелены.

– Уговорили: именно так я с платьем и поступлю. – Джорджия подобрала юбки и стала спускаться по ступенькам. – Как только у меня появится дом, который нужно будет украшать. А трава и вправду мокрая – туфли промокнут насквозь и потеряют вид.

– Стало быть, вы надеваете туфельки не по одному разу?

– Что-то вы нынче в странном настроении, Дрессер. Туфли из темно-серого шелка подходят к разным нарядам. Стоит сменить пряжки – и вид уже другой.

– А какие пряжки на них сегодня?

Джорджия приподняла подол и вытянула ножку, чтобы туфелька попала в свет фонаря.

– Сапфировые? – спросил Дрессер.

– Ну… камушки совсем мелкие…

– И оправлены в золото?

– Нет, оно фальшивое! – огрызнулась Джорджия, едва сдерживая слезы и быстро шагая по направлению к пруду. Она нуждалась в нем как в надежном друге – а он смеет издеваться над ее платьем и пряжками на туфлях! И она сосредоточилась на рассматривании плавающих огней.

– Как хитро придумано – маленькие деревянные лодочки. Как полагаете, свечечки приклеены к дереву?