Дикон засыпал в ее постели лишь после совокупления, да и то не всякий раз. Ощущать рядом с собой его теплое тело было даже приятно, но он обычно раскидывался на кровати так, что ей не хватало места, а еще вечно вертелся во сне. Словом, Джорджию не прельщала перспектива спать с ним вместе постоянно.

Позаботившись о том, чтобы матери предоставили все необходимое, Уинни увела Джорджию в соседнюю комнату.

– Комнатка невелика, – извиняющимся тоном сказала Уинни, – но, помимо собственной, у нас здесь всего четыре приличные спальни, а в преддверии праздника, сама понимаешь…

На мгновение обе они отразились в зеркале, однако Уинни тотчас отступила в сторону. И Джорджия знала причину. Они слишком похожи… и все же слишком разные.

Волосы Уинни, гладко убранные, были тускло-каштановыми, а подбородок вял и невыразителен. В подростковом возрасте она мучилась прыщами, и хотя напасть эта миновала, на коже остались едва заметные неровности. Шрамики были почти невидимы, но Джорджия понимала: лицо сестры все же не выдерживает сравнения с ее собственным, нежным и безупречным.

Впрочем, Джорджия не видела в этом своей заслуги – так уж распорядилась природа. Уинни же, вероятно, была иного мнения, полагая, что природа обошлась с ней несправедливо.

– Комнатка мне очень нравится, – заверила она сестру, втайне желая ее хоть как-то утешить. – И вид из окошка прелестный, вдалеке даже река видна…

– Ну, строить дом ближе к берегу было бы опрометчиво – атмосфера там не слишком здоровая. Всем известно, что река не очень-то чистая.

– Даже здесь, вверх по течению от города?

– Увы. Однако именно поэтому Хаммерсмит куда здоровее Челси.

Увы, сестра по-прежнему всячески стремится ее уязвить: ведь «Сан-Суси», обожаемый Джорджией, находится как раз в Челси!

Джорджия безмятежно улыбнулась, снимая шляпку:

– Как мило с твоей стороны, что ты нашла время и силы развлекать меня – а ведь ты совсем недавно стала мамой.

– Этого потребовал отец. – Уинни расправила коричневый полог над постелью, разглаживая невидимую глазу складочку. – Однако бал послужит и на благо Треттфорда. Супруг всячески пытается выступить в роли миротворца между непримиримыми противниками, распри которых сотрясают королевство…

– Ты хочешь сказать, что на балу будет король собственной персоной?

– Его величество? Разумеется, нет! – Тут до Уинни дошло, что имела в виду сестра. – Джорджи!

– Ведь именно в нем корень зла, и тебе это известно! Он не желает примириться с теми, кто отказывается предоставить королеве права регента! Более того, я слышала, будто он слегка…

И Джорджия покрутила пальцем у виска.

Уинни побледнела и ухватилась за столбик кровати:

– Такие слова нельзя произносить даже шепотом, даже здесь…

Джорджия рванулась к сестре:

– Это была дурацкая шутка! Прости-прости, Уинни! Обещаю: такое более не повторится. Возможно, за время прозябания в деревне я сама немного спятила… – И, не давая сестре и слова вставить, поспешно прибавила: – Когда можно будет полюбоваться твоей малышкой?

Прием сработал.

– Сразу же, как только умоешься с дороги. А вот и теплая вода! Я вскоре вернусь и провожу тебя в детскую.

Уинни вышла из комнаты, а служанка Треттфордов уже наливала горячую воду в фарфоровый тазик. Когда служанка вышла, Джорджия старательно вымыла руки и лицо, удрученно думая, что визит этот будет очень долгим.

Тут подоспела Джейн с двумя объемистыми баулами, в которые были сложены предметы первой необходимости госпожи. Прочие ее пожитки должны были прибыть позднее – их отправили грузовой повозкой.

Матушка протестовала:

– Ну куда ты все это денешь?

– А какой смысл оставлять все в Эрне? – отвечала Джорджия, подразумевая кое-что иное.

Она не вернется более в Эрне – разве что будет наезжать туда в гости. Она торопилась отряхнуть самый прах его со своих ног! Там не должно было остаться ничего принадлежащего ей: ни платьев, ни нижних юбок, ни книжек, ни туалетных столиков и стульчиков…

– Джейн, когда будет время, найди место для моих пожитков, пожалуйста! Я совсем позабыла, что поместье такое маленькое… Наверное, придется мне придумать, где их хранить, до тех пор покуда я вновь не выйду замуж.

– Да, миледи. – Джейн закрыла двери за спиной лакея, притащившего еще два сундука. – Хотите сменить платье?

– Пока нет. Сегодня я оделась легко – ведь день выдался жаркий.

И разумеется, тотчас же передумала.

Она отметила четыре дня назад окончание траура тем, что, собрав все свои серо-лавандовые одежды, отослала их в дом викария для раздачи неимущим. Черные отправились туда же еще полгода назад. Она с радостью надела бы в путешествие что-нибудь розовое или желтое, однако здравый смысл возобладал, и Джорджия выбрала более спокойные цвета. Сейчас же время здравомыслия истекло.

– Найди какое-нибудь яркое платье, Джейн! И легкое… И еще посмотри, чтобы оно не было слишком измятым.

Джейн раскрыла сундук:

– Ну если тут такая жарища, можно вообразить, что творится в Лондоне!

– Не болтай ерунды, прошу!

– Сточные трубы наверняка прогнили насквозь, вскоре начнутся всякие болезни… – продолжала Джейн, бережно разворачивая платье из тончайшего муслина. – Так что благодарите Бога, что вы тут, а не в городе, и что весь цвет общества пожалует сюда!

– Ну, пусть так, на худой конец… Напомни мне, Джейн, чтобы я просмотрела список приглашенных, – нужно убедиться, что будут все нужные мне люди.

– Будет исполнено, миледи. Ну как вам это платье? В желтую полосочку?

– То, что надобно! – Джорджия принялась расстегивать голубое, в котором приехала.

Быстро облачившись в желтое платье с белой нижней юбкой, она взглянула в зеркало. Да, так много лучше. И все же чересчур простенько. Джейн отыскала шляпку, украшенную лентами в цвет полосок на платье, – картина слегка оживилась.

– Подай-ка шкатулку с драгоценностями. Я надену коралловые бусы.

Кораллы изумительно шли к цвету ее волос – отражение в зеркале радовало Джорджию все больше. Она надела еще коралловые серьги и перстень.

– Ну вот, – сказала она, вставая, – в таком виде я вполне готова возрадоваться счастью сестрицы.

– Ох, не стоило бы язвить, миледи! Ребенок – это всего-навсего ребенок.

– Расскажи это Анне Болейн.

– Кому, миледи?

– Второй супруге Генриха Восьмого.

– А-а-а, вот вы о ком. Но при чем тут…

– Она разрешилась здоровым младенцем, но это была девочка. Если бы Елизавета родилась мальчиком, Анна никогда не окончила бы свои дни на плахе.

– Но разве она не была осуждена справедливо, миледи?

– Возможно, да, но, возможно, и нет. Будь она матерью королевского сына и наследника, потребовались бы куда более весомые доказательства ее вины.

«А если бы у меня был сын, то жизнь моя не была бы теперь так печальна…» – вздохнув, подумала она.

Пусть Уинни не удалось родить сына, однако ее дитя появилось на свет спустя десять месяцев после венчания, так что сынок не заставит себя долго ждать. И никто не станет придирчиво следить, не округляется ли ее талия, и никто не будет настаивать, чтобы она обратилась к доктору, а ей, Джорджии, приходилось все это терпеть!

И ей пришлось повиноваться матери и обратиться к врачу, который заверил ее, что она вполне здоровая молодая женщина. Однако уверения его ничему не помогли… Тогда она сама предложила Дикону сходить к доктору, но муж лишь поднял ее на смех: «Да все со мной в полном порядке, любовь моя, ты и сама убеждаешься в этом всякий раз, как я навещаю тебя в спальне. Выбрось глупости из головы. Мы еще так молоды, детки появятся в свое время».

Но это время так и не настало. И вот она здесь…

Тут возвратилась сестра, и Джорджия отправилась восхищаться доказательством безусловной победы Уинни над ней. Правда, она почти ничего не рассмотрела. Крошечное существо почивало в золоченой, изукрашенной бантами колыбельке, а кружевной чепчик скрывал маленькое личико почти до самого подбородка. Джорджия подумала, что дитя наверняка страдает от жары, но ей пришлось исправно агукать и проделывать прочие приличествующие случаю глупости, тщательно скрывая зависть.