– Слушаюсь, милорд. Я поговорю с хозяином таверны при необходимости.

Белл потер затекшую шею. Он уже несколько часов провел за книгами.

– Что-нибудь еще?

– Нет, милорд.

Белл поднялся.

– Хорошо, Уилсон. Я позаботился о твоем размещении на ночь в гостинице «Дорсет». Гриффит отвезет тебя туда в моей карете.

На другой день Уилсону предстоял долгий путь назад в Девоншир. Уилсон встал.

– Милорд, благодарю за доверие к моей работе. Я бесконечно вам признателен. Осмелюсь сказать, что немногие закрыли бы глаза на мои первоначальные промашки.

– Ты усердно трудился и превзошел мои ожидания.

– Спасибо, милорд.

Уилсон поклонился и вышел.

Белл помассировал затекшие плечи и потушил все свечи, кроме стоявших в подсвечнике. С подсвечником в руке он перешел в гостиную, где налил себе бренди и уселся в любимое кресло. Пламя в камине и тиканье часов оказывали на него умиротворяющее воздействие.

Он задумался над искренними словами Уилсона. Пять лет назад Белл оставил имение, всецело понадеявшись на своего управляющего. Путешествуя по континенту, он не позволял себе думать о Торнхилл-парке, но факт оставался фактом – он пренебрег своими обязанностями. Вернувшись, он обнаружил, что Уилсон не оправдал его доверия. Многие из арендаторов запаздывали с платежами. Уилсон с трудом скрывал свой страх перед хозяином, но Белл не стал его винить.

Разве мог он его уволить, если человек старался изо всех сил без какого-то бы ни было руководства?

Уилсон работал не покладая рук и никогда не забывал выражать благодарность. В конце концов, Белл всегда знал, что ответственность за имение и всех, кто работал на него, нес он сам.

Это внушил ему отец.

Он попытался прогнать мысль об отце, но она нарушила его покой. С протяжным вздохом он взял подсвечник и отправился наверх в спальню.

…Его сердце стучало, как тысяча подков по булыжной мостовой. Карета неслась вперед. Каждая остановка для смены лошадей казалась вечностью. Господи Всевышний, только бы они были живы! Он сделает все, от всего откажется, только бы они поправились.

Во рту разлилась горечь. Стиснув вожжи, он неистово молился. Страх охватил его огнем, когда экипаж вылетел на площадь. Как только карета остановилась, он соскочил на землю и бросился к дому. О боже!.. У двери лежала солома!..

Он опоздал.

– Нет!

Белл резко сел в постели, дыша, как загнанная лошадь. Сердце в груди колотилось как бешеное. Подтянув к себе колени, он положил голову на сложенные руки. На висках проступили капли холодного пота. Сцепив зубы, он пытался прогнать обрывки сна, все еще смущавшие его покой. Напряжение в руках и ногах не хотело отступать.

Откинув одеяло, он слез с кровати. Угли в камине едва тлели, и тело от холода покрылось мурашками. Надев халат, Белл зажег свечу и разворошил угли, затем налил себе глоток обжигающего бренди и выпил его залпом. Жжение в горле помогло прояснить голову. Он отодвинул штору и увидел, что на улице еще темно. Белл заскрежетал зубами. Неужели он до конца жизни обречен переживать заново тот страшный день?

Вернув штору на место, Белл поднял свечу вверх, чтобы взглянуть на каминные часы. Четверть четвертого. Хуже всего было то, что он никогда не знал, когда кошмар вернется вновь. Но сегодня следовало это предвидеть.

Случайная мысль об отце не могла его не спровоцировать.

Причина не всегда казалась ясной. Чаще всего он не мог ее определить и никогда не знал, когда вернется кошмар. Иногда между повторами проходили недели, а то и месяцы. Он даже пытался вести записи, надеясь понять, когда они случаются, приступы, и найти способ их предупреждать, но ничего не вышло.

Холод заставил его вернуться в постель. Белл лежал, уставившись в полог, и всеми силами старался забыть ужасные события, навсегда изменившие его жизнь. Тяжело потерять сразу всю семью, но переживать это снова и снова подобно аду.

Лора проснулась от холода. Она уснула на диване в гостиной. Огонь в камине погас, а горевшие свечи оплыли. Она взяла свечу и зажгла фитиль от тлеющего в камине угля, затем отыскала подсвечник и зажгла вставленные в него свечи. Каминные часы показывали четыре. Взяв шаль, она торопливо вышла из темной гостиной.

Держась за перила, Лора осторожно поднялась по ступенькам. На лестничной площадке с облегчением вздохнула и проследовала по коридору мимо своей комнаты к спальне Джастина. Постучав и не услышав ответа, Лора толкнула дверь. Пустая кровать привела ее в ярость. Она лгала Монтклифу, чтобы защитить Джастина, а тот даже не знал, сколько тревог вызвал.

Его не волновало, что она сидела без сна до самой ночи, беспокоясь за него. Его заботили лишь собственные развлечения в компании распутных дружков. Лоре надоели его выходки. Как только он явится домой, она соберет его чемоданы. Она привезла Джастина в Лондон, чтобы не разлучать с друзьями, а он подорвал ее доверие. Теперь он ответит за свое поведение. И пусть радуется, ибо жить с дядей будет еще хуже.

Лора отправилась к себе. У двери ее встретила горничная Фрэн.

– Миледи, он вернулся?

Лора покачала головой.

– Прости, Фрэн, что не даю тебе спать. Если поможешь мне быстро раздеться, возможно, мы еще сумеем отдохнуть. Ночь без сна делу не поможет.

Но, переодевшись в ночное белье и оказавшись в постели, Лора уставилась на балдахин. Джастин находился где-то в этом огромном городе, и она ничего не могла сделать, кроме как ждать его возвращения. Если с ним случится что-то плохое, она никогда не простит себе, что привезла его сюда.

Кто-то взял ее за руку. Вскрикнув, Лора села в постели и увидела склонившуюся над ней Фрэн и льющийся в окно солнечный свет.

– Миледи, ваш сын вернулся домой, – сказала Фрэн. – Я подумала, вы захотите узнать об этом немедленно.

– Да, конечно, – подтвердила Лора. – Мне нужно поскорее одеться.

Потом, когда Фрэн заколола ей волосы, Лора глубоко вздохнула и напомнила себе, что должна сохранять спокойствие, что бы ни случилось.

Подойдя к комнате Джастина, Лора услышала утробные звуки. Открыв дверь, она увидела Джастина согнувшимся над ночным горшком, который держал его слуга.

– Миледи, – произнес Хинтон, – вам не стоит это видеть.

Лора порывисто вошла в комнату.

– Я видела и не такое.

За четыре года, в течение которых ей пришлось ухаживать за своим больным мужем, она научилась сохранять невозмутимость. Ее забота не спасла его от унижений изматывающей болезни, но ее спокойствие, бесспорно, помогало ему с достоинством сносить их.

Джастин повернулся к ней спиной, и Хинтон убрал горшок.

Лора обошла кровать вокруг.

– Джастин, ты отсутствовал всю ночь и теперь, очевидно, страдаешь от чрезмерного употребления спиртного.

– Уйди, – пробормотал он, спрятав голову под подушку.

Она сорвала с него подушку.

– Нет, ты от меня не спрячешься.

– Мне плохо, – сказал он.

Лора прошла к окну и отдернула шторы.

Джастин закрыл глаза рукой.

– Прекрати.

– Нет. Это ты должен прекратить. – Она сложила ладони вместе. – Ты не представляешь, как всех взбаламутил.

– Мне плохо. Уйди, – пожаловался Джастин, перекатываясь на другую сторону.

Разговаривать с ним, пока он находился в таком состоянии, Лора не могла. Она подошла к фарфоровому тазику и налила туда воды, затем намочила полотенце, отжала его и хотела приложить ко лбу сына, но он оттолкнул ее руку.

– Хорошо. Отдыхай, но, когда тебе станет лучше, нам придется поговорить, – предупредила она.

Когда он в очередной раз повернулся к ней спиной, Лора повесила полотенце на стойку и выскользнула из комнаты. Шагнув в коридор, она прислонилась к двери спиной. Четыре года назад сыну было тринадцать, и он любил играть с ней в триктрак или карты. Она научила его танцевать. А теперь ей предстояло научить его чему-то более трудному – вести себя ответственно. Если ей это не удастся, Монтклиф его заберет. Эта мысль была Лоре невыносима. Она должна взять ситуацию в свои руки, и на этот раз мальчик от нее не отвертится.