Мэй ахнула – видимо, эту тему не поднимали. И уж тем более не поднимали открыто. Он продолжал смотреть Астрид прямо в глаза – если она начнет врать, он это увидит по лицу. Она-то, конечно, привыкла показывать миру не лицо, а маску. Приличия, манеры, декорум – вокруг этого строилась вся ее жизнь. Мэй тоже умела не показывать, что на самом деле чувствует, – но матушка ее практиковала это искусство долгие годы. Так вышло, что Джастину не пришлось ничего высматривать и выспрашивать.

Потому что Астрид просто сказала:

– Да. Проводились.

У Мэй перехватило дыхание. Она с ужасом смотрела на мать – видимо, ждала, что та скажет что-то еще. Объяснит. Или – как ей этого хотелось! – вдруг объявит, что все это шутка. Но Мэй зря ждала подобного от своей матушки – та совсем не умела шутить.

– Ты… ты это серьезно?

– Абсолютно.

Мать прошла в комнату совершенно спокойной походкой – и присела на застеленную толстым атласным покрывалом кровать так, словно собралась выпить чаю в непринужденной обстановке.

– Доктор Марч – проницательный человек. Неужели ты и вправду думала, что твоя внешность – результат действия слепого случая? Разве ты не видела своих братьев и сестру?

– Они вовсе не плохи! И они… они же твои дети!

Мэй пыталась судорожно припомнить, сколько они с Джастином успели наговорить про расследование, пока спорили. Тессе часто доводилось присутствовать при подобных беседах, но как раз в ее способности хранить секреты Мэй не сомневалась.

– Да, Май. Они мои дети. И я люблю их – как люблю тебя. А тебя я любила настолько сильно, что решила подарить тебе наивысший индекс сопротивляемости.

Мэй сглотнула – она не верила своим ушам.

– Но… это же… ты же… нарушила закон. Это же нелегально. И неэтично!

Мать пожала плечами.

– Что неэтичного в том, чтобы хотеть здоровых детей? Наше правительство неадекватно в этом вопросе. Что такого плохого мы сделали? Вот у нас родилась ты, здоровая и красивая. И что? В мире произошла новая вспышка «Мефистофеля»? Нет.

– Я не верю, что папа дал на это согласие.

– А он и не должен был давать свое согласие. Если ты помнишь, речь шла об ЭКО. Мы просто отдали в лабораторию нужные материалы, а уж они сделали свое дело. Так же были зачаты твои брат и сестра. Что мог заподозрить твой отец? Ничего. Нормальное оплодотворение яйцеклетки. Пересадка прошла успешно, я забеременела и родила тебя.

Действительно, ничего сложного. Все до тошноты легко.

Джастин скрестил руки на груди и оперся о стену – в голове кипели мысли.

– Он, наверное, что-то заподозрил, когда обратил внимание на безупречную внешность и физические способности, которым любой плебей мог позавидовать, а не только патриций.

Мать Мэй даже отрицать не стала:

– И что он мог поделать? Вернуть дочку в лабораторию?

Мэй почувствовала легкое головокружение – ей пришлось опереться рукой о шкаф. Значит, отец ни при чем. Хоть что-то нормальное посреди обезумевшей реальности.

– Вы можете назвать имя специалиста, который проводил манипуляции? – спросил Джастин.

– Я не помню, – отмахнулась мать Мэй. – Наверное, где-то оно у меня записано, но клиника все равно уже закрылась.

– Естественно, – кивнул Джастин. – Наверняка и имя проследить бы не удалось.

– Ты должна была рассказать мне правду, – проговорила Мэй.

Это все, что у нее получилось выдавить из себя.

Хотя матушку это все явно забавляло – говорила она с издевательской усмешкой:

– А зачем? Что бы это изменило? Ты бы не сбежала и исполнила долг перед семьей? Вышла бы замуж за приличного человека и помогла бы нам восполнить потери, а не путалась с плебеями?

Астрид решила сказать дочери все, что она о ней думала, но Мэй пропустила мимо ушей все горькие упреки – кроме одного:

– Потери? Это не из-за моего ли рождения у вас кончились деньги?

– Я брала взаймы, чтобы оплатить услуги клиники. Я заняла много денег, – ответила мать, подтверждая худшие опасения Мэй. – Их пришлось отдавать как раз в тот год, когда ты должна была первый раз выйти в свет. Твоя «безупречная внешность» стоила мне целое состояние.

– Может, вы и кровью заплатили? – спросил Джастин.

Мать Мэй, похоже, забыла о его присутствии. Однако его слова пробили брешь в броне презрения, на суровом лице отобразилось искреннее недоумение:

– О чем вы толкуете, молодой человек, что за чушь?

– Я говорю о культе, с которым вы подписали кровавый договор – чтобы заполучить здорового ребенка. Культе, который требовал человеческих жертв.

Джастин очень внимательно следил за ее лицом – не дрогнет ли какой мускул. Тем не менее, матушка Мэй выглядела изумленной – и только. Кстати, Мэй давно не видела свою матушку в состоянии полнейшего шока.

– Да как…

Она даже не сумела договорить – настолько ее поразили слова Джастина. Они явно не вмещались у нее в голове.

– Это же абсурд.

Потом удивление сменилось гневом:

– Это что, ваша версия неудачной шутки?!

– А откуда у вас… – тут Джастин подошел к кофру и выудил оттуда цепочку с подвеской, – …вот это?

Матушка прищурилась – кулон ярко блеснул в свете лампы.

– Откуда мне знать? Это принадлежит Мэй. Спрашивайте ее.

Мэй версия Джастина совсем не понравилась, но она не могла проигнорировать вопрос.

– Она всегда здесь была! Я ее не покупала!

– Видимо, досталось от бабушки.

Матушка переводила хмурый взгляд с одного лица на другое.

– А почему вы интересуетесь?

– Просто любопытно, – отозвался Джастин и щелкнул кулон на эго.

Мэй не сомневалась – фотографию разошлют по полицейским участкам на других патрицианских территориях. И попытаются найти точно такие же подвески среди личных вещей убитых. Но ничего не обнаружат, Мэй была в этом уверена на сто процентов. «Я вообще не связана с остальными. Так, по крайней мере, сказал Лео». Конечно, не следовало слепо доверять суждению Лео – тайну тени-убийцы на записи он до сих пор не разрешил. Джастин впрямую ничего не говорил, но она чувствовала: он не верит в то, что запись подправили.

– Уже поздно, и нам пора, – произнесла Мэй.

Джастин развернулся к ней:

– Но мы…

– Мы не отыщем здесь ничего полезного, – отрезала она. – Во-первых, это все – плод смехотворных домыслов, а во-вторых, не имеет отношения к нашей работе.

Он хотел ей возразить, но Мэй мрачно уставилась на него, и он сразу передумал. Тесса тоже обрадовалась, а матушка Мэй быстро пришла в себя и надела маску безразличия. Тесса и Джастин уже вышли, а Мэй вдруг остановилась и выпалила:

– Почему ты рассказала об этом именно сейчас?

– Твой так называемый друг застал меня врасплох. Кроме того, все осталось в прошлом. А историю не изменишь. И никаких доказательств моей вины вы тоже не найдете – даже если ты захочешь предъявить мне обвинение.

И она криво и весьма неприятно улыбнулась:

– Правда, мне не очень верится, что даже такая, как ты, решится продать своих.

Надо же, ну и чувствительность!

Мэй нахмурилась и вспомнила жаркий спор с Клаудией по поводу контрабандой вывезенного из страны ребенка. Тогда Мэй потребовала от сестрицы отчета: в курсе ли та, что ее ребенок оказался в варварской Аркадии? Клаудия не на шутку перепугалась – но отнюдь не из-за девочки.

– Что ты наделала?! Ты что, действительно собираешься отыскать ее и привезти обратно? – воскликнула сестрица.

– Не знаю, – честно призналась Мэй. – Пока просто ищу.

– Если все просочится наружу, тогда моему браку конец! И меня арестуют! Неужели ты настолько жестокосердна, Мэй?!

Мэй промолчала. Девочку увезли далеко-далеко – практически на край света. Как ее отыскать? А нет ребенка – нет доказательств преступления.

Обратно в гостиницу они ехали в напряженной тишине. Джастин предусмотрительно решил не начинать разговор в присутствии Тессы. А Тесса молчала, потому что понимала: она услышала нечто, не предназначенное для ее ушей. Она поняла, что лучше ей затаиться и притвориться, будто ничего не произошло. Тесса тактично попросила разрешения прогуляться, когда она приедут. Вероятно, она сообразила – Мэй нужно побыть одной.