Так, шансы, похоже, стремились к нулю.

«А ты им скажи, что она не возражала», – предложил Гораций. Джастин проигнорировал его реплику.

– Ребята, вы, похоже, что-то не так поняли, – обратился он к Паоло. – Я Бланке ничего плохого не делал.

– А вот она Доре Рамирес все по-другому изложила! – прорычал Мигель.

Дора? И Ана? Интересно, сколько еще людей Бланка успела посвятить в свои тайны? Джастин надеялся, что, по крайней мере, она благосклонно отозвалась о нем как о любовнике.

Интересно, куда запропастились охранники Кристобаля. Обычно их тут стояло – не протолкнешься. А не подкупили ли их братья Джессап? И как Кристобаль отнесется к его преждевременной кончине? Ему не понравится, что прибили любимого гостя! Или… как раз понравится?.. Уж кто-кто, а Кристобаль сумеет преподнести это трагическое событие как следует… Джастин живо представил себе, как здоровяк горько вздыхает: «Он был мне как брат…».

Мигель угрожающе надвинулся на него, рыча, как паршиво дрессированный пес из тех, что охраняли двор Кристобаля. Воняло от братца точно как от пса.

– Да я тебя на части порву! – заорал он.

«Оно того не стоило, – со вздохом заметил Гораций. – Бланка в постели была не ахти, согласись…»

Магнус выразился более загадочно:

«Твоя валькирия».

Мигель временно прекратил рычать и надвигаться, потому что дверь открылась, и на пороге показалась женщина. Не просто женщина, а та самая блондинка, которую он заприметил в толпе. Все застыли на месте, а женщина в одну секунду с немыслимой скоростью скользнула вперед и встала между Джастином и Джессапами. Встала в защитную стойку. Как опытный боец. А ведь Хуан не зря сказал: «Она из военных». Женщина стояла не двигаясь, но в полной готовности броситься на врага – ни дать ни взять готовящаяся к прыжку грациозная львица.

«Ты же в курсе, – подал голос Магнус, – что в прайде львицы охотятся. А львы чистенькие просто в тенечке лежат».

– Постой в стороне, – приказала она Джастину, и тот по акценту понял – точно, она из джемманов.

Их разделяло несколько дюймов, и близость была мучительной – о, какая шея, какие плечи, и это тело под легким тонким шелком… несколько непослушных прядок сдул на ее лицо ветер, и до него донесся слабый аромат цветов яблони.

Тут Джессапы пришли в себя, и Паоло ухмыльнулся:

– Нормально так, – сообщил он. – Ты нашу сестренку обидел, а мы твоей попользуемся. А если тебе повезет, то сможешь посмотреть на процесс.

Остальные расхохотались, и Паоло, нехорошо прищурившись, сделал два шага вперед. К несчастью, это были его последние шаги.

Разговор с генералом Ганом развеял все мечты Мэй о славной миссии: в Панаме, судя по описанию задания, ничего такого не предвиделось. Мэй отправляли на задание не ради того, чтобы предотвратить убийство. И даже не ради того, чтобы кого-то убить. Ее, тренированного бойца, работавшего с последними достижениями военной техники, послали туда в качестве сопровождающего для трех чиновников Министерства внутренней безопасности. Те ехали в Панаму, чтобы вернуть из изгнания какого-то служителя[4].

Мэй вверенные ее попечению лица как-то сразу не понравились. Женщина с неудачным именем Корнелия Кимора служила инспектором в СК, департаменте Сект и Культов. Эта дама за сорок носила короткую стрижку и красилась в странный, оранжевого оттенка цвет, который неприятным образом напоминал об абрикосе. Одежду и аксессуары Корнелия предпочитала исключительно бежевого цвета, а во всем остальном она походила на ледяную статую. Даму отличала невероятная холодность – даже на вкус Мэй. А если учесть, как воспитывали саму Мэй, это говорило о многом. По крайней мере, нордлингов учили скрывать холодность и высокомерие за улыбчивым лицом и пусть лицемерной, но заботливостью. Корнелия до таких нежностей не снисходила и презирала весь мир совершенно открыто и не скрываясь.

А вот спутник дамы, Фрэнсис Кайл, являл собой полную ее противоположность. Того же возраста, что и Корнелия, человек этот сиял, как яркое солнышко, – и не отличался собранностью. Подобные энтузиазм и открытость Корнелию очень сердили, однако Фрэнсис был старше по званию, и даме приходилось молчать и терпеть начальственные причуды. Бьющий через край энтузиазм смущал и Мэй, однако, по крайней мере, Фрэнсис всегда разговаривал вежливо.

К своему поручению Корнелия и Фрэнсис относились по-разному. Точнее, их взгляды на этот предмет абсолютно не совпадали, а лететь пришлось долго – почти девять часов. Корнелия полагала, что они зря тратят свое и служебное время, и явно тяготилась заданием. Фрэнсис же по мере приближения к цели приходил во все больший восторг.

– Я так рад, что нас туда отправили! – сообщил он Корнелии в какой-то момент.

Та подняла глаза от электронной книги, явно не желая слушать, что он скажет дальше.

– Я всегда мечтал встретиться с доктором Марчем! Я наслышан о нем! Великолепный специалист!

– Был великолепный специалист, – холодно поправила его Корнелия. – И я бы посоветовала отделять личность человека от работы, которую он выполнял.

Фрэнсис искренне удивился подобному уточнению:

– Неужели? А я думаю, одно без другого не обходится!

– Ничего подобного, – некрасиво, по-лошадиному, отфыркнулась Корнелия. – Вот встретитесь, и сами увидите.

– Но ему же нет равных! – продолжал настаивать Фрэнсис.

– Это правда. – Фраза далась ей с трудом.

И Корнелия принялась загибать пальцы, перечисляя:

– А еще он высокомерен, нагл и умело манипулирует людьми.

Фрэнсис не собирался сдаваться:

– А что в этом плохого? Я имею в виду, с его-то профессией…

– Это раздражает. И он пытается выдать свои пороки за достоинства. Не забудьте о склонности к излишествам и различного рода зависимостях!

Тут она принялась загибать пальцы на другой руке:

– Стимуляторы, алкоголь, азартные игры, женщины… Он не пропускает ни единой возможности броситься в омут порока. Скорее всего, в Панаме он себя чувствует как рыба в воде. И не захочет возвращаться.

Тут от изначальной веселости Фрэнсиса не осталось и следа:

– Вот в этом я очень сомневаюсь. А кроме всего прочего, нам без него не обойтись. Вы прекрасно знаете, что он уникален. Только его отличает подобная… широта взглядов.

– Вот именно. Я совсем не уверена, что это нужная широта, – мрачно отрезала Корнелия, и оба надолго замолчали.

Мэй понятия не имела, что это за взгляды и почему их широта так важна, если агенты Внутренней безопасности сорвались в далекую провинцию за одним-единственным человеком. Судя по выданному Корнелией перечню, доктор Марч воплощал все то, что Мэй ненавидела в мужчинах. Она искренне надеялась, что будет избавлена от бесед с подопечным на обратном пути. Хотя обстоятельства его изгнания возбуждали любопытство. Что же он сделал, что его выслали из РОСА? Совершил преступление? Тогда почему он не в тюрьме? А самое главное, если он натворил что-то из ряда вон выходящее, то почему его выперли прочь, а сейчас хотят привезти обратно?

Однако за поиск ответов на эти вопросы Мэй зарплату не платили. В этой поездке ей предстояло сыграть совершенно другую роль. Она и четверо солдат в серой униформе, сопровождающие Корнелию и Фрэнсиса, – не мозг, а мускулы. Печально, обидно и бесславно – но, с другой стороны, ничего другого после своей выходки на похоронах Мэй не заслужила. «Всего лишь одна поездка в провинцию», – сказала она себе. – Мы доставим высокомерного наглеца, которому нет равных, и меня снова возьмут на службу. Я снова надену форму».

В Панаме военная форма ей не понадобилась. Как ни странно, ей велели запастись одеждой в формальном стиле. А когда они прилетели и разместились в самой безопасной гостинице в Панама-сити, ее ошарашили приказом отправиться на задание. Именно платье предназначалось для последующих действий.