Медленно поднявшись на ноги, дэр Анкл пригладил чуточку растрепавшиеся после сна волосы и прислушался к звукам леса, попутно пытаясь логично и доходчиво объяснить себе, какая нелегкая его сюда принесла. И еще один вопрос покоя не давал, жалобно поскуливая в голове: «А куда, собственно, сюда? Ты уже знаешь, где изволил сладко почивать, а если попросту, так дрыхнуть с перепоя, алкаш проклятый?!». Ответа у мага для себя любимого пока не нашлось, хотя веские возражения относительно степени пристрастия к спиртному имелись.
Разогнав пинками мохнатых толстопузых лягв, отожравшихся на лоне природы в рост по колено взрослому человеку и блаженно нежившихся на берегу обширной лужи, скорее напоминавшей скромных размеров болотце, волшебник уже руками разметал тину с поверхности водоёмчика. Умыться не помешает даже в походных условиях, чтобы прогнать остатки сна. Застоявшаяся вода источала такую вонь, что Анкл едва сдержался, чтобы не дополнить объем лужи содержимым своего резко взбунтовавшегося желудка. Быстренько покончив с процедурой приведения себя в относительно человеческое состояние, чародей принялся собирать свой нехитрый скарб. А он, оказывается, имелся в наличии, обнаружившись безалаберно раскиданным вокруг места ночлега. И воспоминания о том, что происходило вчера, до того момента, как он сюда выпрыгнул из портала, тоже частично нашлись в самых дальних и потаенных закоулках разума.
Вчерашний день был, как и многие предшествующие, незаметно сложившиеся в быстро пролетевшие года, обыкновенным, серым и скучным. Ровно до той самой минуты, пока домой к Анклу не завалился уже где-то кроху набравшийся веселья амаль[3] Теу. Дальше они уже веселились вдвоем.
Бесцеремонно сдвинув в дальний угол стола колбы и реторты, над которыми колдовал-химичил Анкл, властно закрыв его уже полвека пишущийся трактат «О том, как можно быстро похудеть, прибегнув к любому из известных 3333 магических способов уплотнения телес», главмаг шустро разложил на освободившемся пространстве немудреную закуску из ближайшей лавчонки самообслуживания и поставил в центре натюрморта вместительный жбан. То, что в нем плескался не томатный сок и не прохладный лимонад, даже жена Анкла догадалась, заглянув было из-за неуемного любопытства к муженьку с каким-то совершенно пустяковым вопросом.
Ответом толстушке послужило недвусмысленное пожелание пойти… прогуляться к соседке и лясы там поточить часика этак три-четыре, прозвучавшее из уст амаля и сопровождаемое его милой улыбочкой, похожей из-за грозно насупившихся бровей скорее на кровожадный оскал шибко проголодавшегося хищника. А небрежный взмах руки мужа, точь-в-точь как при наложении скособочивающего заклятья, лишь придал ускорение исчезновению из дверного проема разлюбимой женушки. И вот она уже торопливо шаркает стоптанными черевичками по дорожке в саду, ведущей к дому соседки, точно такой же старой перечницы, любящей на досуге перемыть все косточки окружающим.
А досуга у этой грымзы завались, так как она уже давным-давно забросила частную практику местной знахарки по причине весьма преклонного возраста. Да и по причине непреклонного, а скорее неуживчивого характера, мужа с детьми соседка тоже позабросила, послав их однажды далеко и надолго. Но еще оставались не полностью окученными ее пристальным вниманием многочисленные соседи, случайно забредшие к ней торговцы подержанными амулетами и не менее подержанные, точнее потасканные, монахи из обители «Приходящей Радости», периодически заглядывающие к старушенции, дабы приобщить ее…
В результате отставная знахарка так рьяно их приобщала к отбытию трудовой повинности в ее запущенном хозяйстве, попутно услаждая слух добросердечных помощников меткими, но едкими высказываниями об умственных, физических, душевных и прочих качествах окружающих, что даже ангельскому терпению приходил конец. Приходил он очень быстро, скорее даже стремглав прибегал, будто специально дожидался своего часа рядом за углом дома. И уже спустя минут пятнадцать-двадцать монахи ломились в двери, передвигаясь спортивной трусцой и подобрав для удобства полы ряс повыше, на уровень колен. Вместо благочестивых помыслов в их головах крутились такие богохульные мысли относительно многочисленности способов умерщвления плоти, — а попросту, так об убийстве старой карги, — что добродушные обладатели желтых хламид сами себя боялись. И мечтали лишь об одном: поскорее добежать до своей родной и тихой обители, чтоб немедленно вознести благодарную молитву о чудесном избавлении и спасении.
Но на то и правила, чтоб исключения существовали. И у соседки как минимум одно имелось. С женой Анкла старуха вела себя вполне прилично, и они могли часами болтать о всевозможных пустяках. Иногда даже весело смеялись.
Маги, оставшись одни, недолго горевали. А по правде сказать, так у них и мысли не возникло предаваться печали. Одним лишь мимолетным взглядом приблизив к себе удобное кресло от стены, Теу устало плюхнулся в него и коротко приказал:
— Наливай! Чего сидишь, как не родной?
Анкл щедро наплескал дешевого, но забористого пойла в две большие оловянные кружки. По кабинету быстро распространился въедливый сивушный аромат, который собственно и не успел еще выветриться из помещения с предыдущей попойки, случившейся аккурат… Но вспоминать о ней дэру не хотелось. Еще слишком свежа головная боль, оставшаяся после того буйного разгула, да и память почему-то подсовывает на обозрение далеко не самые приятные моменты прошлой полуночной посиделки.
Вот на кой, спрашивается, ляд им всем троим, то есть Анклу, Теу и Брэну, приспичило полакомиться запеченной на углях картошкой?! Чудом обошлось без пожара, но ковер в гостиной прожгли насквозь точнехонько посредине, словно специально вымеряли расстояние от углов комнаты. Деревянный пол из толстенных дубовых досок тоже слегка пострадал. Прогорел вплоть до подвала на месте кострища. И сейчас там зияет дырища диаметром в пару локтей, пугая своей темнотой и тем, что придется заниматься ремонтом. Можно было б, конечно, и наплевать на внезапно объявившуюся заботушку, да вот что-то не хотелось как-нибудь по пьяне или забывчивости испробовать на собственной драгоценной шкуре скоростной спуск к банкам и кадушкам с запасами всевозможных закусок. Картошки, кстати, маги так и не отведали: то, что от нее осталось, не сгорев в пламени, (потому как дожидаться образования кучи углей оказалось скучно и утомительно) улетело во тьму подвала вместе с желанием жевать скукожившиеся горелки.
Обычная, совсем не магическая брага, пенилась и шипела в кружках, недвусмысленно призывая поскорее их опорожнить. Её вкуса маг не разобрал, хотя и цедил жидкость медленно, сквозь зубы, чтобы не наесться и закуски из нерастворившихся кусочков дрожжей. Но вот крепость спиртного он успел быстро оценить. Не прошло и минуты после того, как Анкл протолкнул в себя последнюю каплю, а несъедобное дополнение сплюнул на пол, и в голове уже зашумело, зашипело, зашкворчало. Мысли забегали с шустростью зайцев, спасающихся от борзых. Но идиллия продолжалась недолго. Блаженство закончилось в тот памятный момент, когда амаль, проглотивший брагу одним непрерывным глотком и потом с хитрым прищуром наблюдавший за собутыльником, тихо произнес:
— Пусть посмертие Брэна окажется лучшей долей, чем его жизнь в этом мире.
Дэр Анкл, тут же поперхнувшийся своей слюной, долго и натужно откашливался, жадно хватал ртом непослушный, ускользающий воздух, страшно выпучивал глазищи. А Теу, невнятно пожавший плечами, по-хозяйски вновь наполнил кружки до краев. Даже переборщил слегка, пролив брагу на стол. Подсунув пойло под нос собутыльнику, главмаг привстал и небрежно похлопал его по сгорбленной спине, помогая восстановить дыхание. И не дожидаясь обязательного града вопросов, коротко бросил фразочку несколько грубоватым тоном:
— Пей, Анкл! Помер твой дружбан, — отхлебнув изрядный глоток, амаль зло плюхнулся обратно в кресло и добавил после минутного раздумья: — Или убили его…
