70-е «Кто, как Лидия Степановна…» Кто, как Лидия Степановна, Непутевого поймет? Оступившегося, пьяного Мягкой ручкой обоймет. Отведет соседа хворого К знаменитому врачу, Где не надо, врежет здорово Безыдейную речу. Тихо сбычится, такая ведь, На удар — двойной удар. Ни армян не даст обхаивать, Ни евреев, ни татар. А когда блеснут на улице Синих глаз ее огни, При народе расцелуется, Но чтоб что-нибудь — ни-ни. А когда, хвала всевышнему, Сабантуй к ней входит в дом, Пироги какие с вишнями, С яблоками, с творогом! Нет стола на свете лучшего! Ресторациям — хана! Выручать, учить, приючивать Кто сумеет, как она? Но кого же станет жечь она, Иссушать, сводить с ума? Добродетельная женщина Как бесснежная зима. 70-е СТАРИК Хороший был старик Саид Умэр, Дубленый и серебряный татарин. Все знал про лошадей и все умел И был за то аллаху благодарен. Весьма приметен, хоть и невысок, Был скор и прям для старого мужчины, И белый шрам бежал через висок, Перерубая жесткие морщины. Бывало, за день не раскроет рта, Толчется меж коней, широкогрудый, Батыя забубенная орда В нем с турками перемешалась круто, — И вышел ничего себе замес. А в девяностые примерно годы, Наехавши сюда из разных мест, Томились барыньки — каков самец! — На лоне расточительной природы. Но тех забав сошел кизячный дым. Запомнилось другое в полной мере: Как раза два беседовал с Толстым О лошадях, о жизни и о вере. Мне было девять, шестьдесят ему. И я за ним ходил, как верный сеттер, В той, довоенной Гаспре, в том Крыму. Годок стоял на свете тридцать третий. Когда меня, плохого ездока, — Не помогли ни грива, ни лука — Конь сбросил, изловчившись втихомолку, Тяжелая татарская рука Мне на плечо сперва легла, легка, Потом коню на трепетную холку. Он примирял нас, как велел аллах, И оделял домашней вкусной булкой, Старик в потертых мягких постолах. Ах, как же бредил я такой обувкой! Но вышло расставаться. Ухожу. Прощаемся в рукопожатье твердом… Как было в сорок первом — не скажу, Но вот что деялось в сорок четвертом. В тех, главных, что-то дрогнуло усах. Судов не затевали и для вида. На «студебекерах» и на «зисах» Та акция вершилась деловито. В одном рывке откинуты борта. В растерянности и с тоской немою Стоял старик, не разжимая рта, Глядел на горы, а потом на море. С убогим скарбом на горбу в мешке Сгрузился он с родней полубосою. Нет, не укладывается в башке, Что мог он к немцам выйти с хлебом-солью. Быть может, кто и вышел. Этот — нет! Не тот был норов, и закал, и сердце. В степи казахской спи, татарский дед, Средь земляков и средь единоверцев. 70-е
НА ОДНОЙ СОЛДАТСКОЙ СВАДЬБЕ Я был на свадьбу приглашен Товарищем старинным. Меня намного старше он Годами был и чином. Он в душу мне вошел навек С той ночи госпитальной, Военный, крепкий человек, С его судьбой печальной. Но не хочу на чей-то суд Или на чью-то совесть Нести, как многие несут, Его глухую повесть. Скажу одно: в чужой стране Никто цветов постылых Его парнишке и жене Не носит на могилу… Был приглашен на свадьбу я, Хоть свадеб не любитель. (Надеюсь, никого, друзья, Я этим не обидел.) И я на свадьбе той сидел До самой белой зорьки, Со всеми пил, со всеми ел, Кричал со всеми: «Горько!» Артиллерийского полка Там офицеры были, Да три-четыре земляка Приехать не забыли. Со всеми пил, про долю пел Ямщицкую степную… Но, может быть, один глядел На карточку стенную. Немало карточек таких, В багетах небогатых, В домах встречал я городских И наших сельских хатах. И были многие с каймой, И без каймы случалось… И эта, о которой речь, От всех — не отличалась. С нее смотрел, смотрел на пир, На свадебные лица Пехотный властный командир Со шпалою в петлице. Ни с кем он не был тут знаком И как бы удивлялся, Что за его родным столом Чужой народ собрался. Наверно, кончилась война, Решил он по-солдатски. Недаром пьет вино жена, Недаром столько штатских. Но ничего он не сказал… А мы все глуше пели. И лишь одни, одни глаза На тот портрет глядели. Такой нездешнею тоской Глаза светились эти, За все года мои какой Я не встречал на свете. И столько просьбы было в них, И веры, и печали, Что громкий пир наш вдруг затих И многие привстали. И старой песни той слова Вдруг стали неуместны. Молчит солдатская вдова, Солдатская невеста… И встал тогда мой старый друг, Взяв женщину за руку, Как будто вновь ее из рук Уводят на разлуку. Он встал, солдат. Один он был За них двоих в ответе, А эту женщину любил В последний раз на свете. Так что ж судьба ее ведет, Силком влечет — не лаской — В тот первый, в сорок первый год, Назад, к Волоколамску? И от дороги прочь, и там, Отнюдь не под ракитой, Лежит пехотный капитан, Ее супруг убитый. Был тих наш пир. И тишина Была себе не рада… Отечественная война Стояла с нами рядом. И каждый в рот воды набрал, А надо, надо знать бы — Нас друг не на поминки звал, А все-таки на свадьбу… И молвил старый мой солдат: — Бывают свадьбы краше… А мне дороже всех наград Молчанье это ваше. Затем, что, как там ни сласти — Горька навеки память… — О, как хотелось мне найти Слова между словами! Сказать ему их не красно, Но только по-солдатски. И раз не допито вино — Допить его по-братски. Но не придумал я тех слов, Единственных и верных, И был все так же круг суров Друзей нелицемерных. |
