70-е «Проходит пять, и семь, и девять…» Проходит пять, и семь, и девять Вполне ничтожных лет. И все тускней в душе — что делать? Серебряный твой след. Я рюмку медленно наполню, Я весел, стар и глуп. И ничего-то я не помню, Ни рук твоих, ни губ. На сердце ясно, пусто, чисто, Покойно и мертво. Неужто ничего? Почти что, Почти что ничего. 1978
«Почитывают снобы…» Почитывают снобы Бердяева и Шестова. А для чего? А чтобы При случае вставить слово. При случае вставить слово И выглядеть толково, Загадочно, элитарно, Не слишком элементарно. Что было чужою болью, Изгнаньем и пораженьем, То стало само собою Снобистским снаряженьем. О бедные мои снобы, Утлые ваши души, Хлипкие ваши основы, — Лишь в струнку вздернуты уши. Прослышали, сообразили, Схватили, пока не ушло. Вас много сейчас в России, Но вы — не главное зло. 70-е ПАМЯТИ ФАДЕЕВА Я не любил писателя Фадеева, Статей его, идей его, людей его, И твердо знал, за что их не любил. Но вот он взял наган, но вот он выстрелил — Тем к святости тропу себе не выстелил, Лишь стал отныне не таким, как был. Он всяким был: сверхтрезвым, полупьяненьким, Был выученным на кнуте и прянике, Знакомым с мужеством, не чуждым панике, Зубами скрежетавшим по ночам. А по утрам крамолушку выискивал, Кого-то миловал, с кого-то взыскивал. Но много-много выстрелом тем высказал, О чем в своих обзорах умолчал. Он думал: «Снова дело начинается». Ошибся он, но, как в галлюцинации, Вставал пред ним весь путь его наверх. А выход есть. Увы, к нему касательство Давно имеет русское писательство: Решишься — и отмаешься навек. О, если бы рвануть ту сталь гремящую Из рук его, чтоб с белою гримасою Не встал он тяжело из-за стола. Ведь был он лучше многих остающихся, Невыдающихся и выдающихся, Равно далеких от высокой участи Взглянуть в канал короткого ствола. «Хорошо сидел солдатский ватник…» Хорошо сидел солдатский ватник На некрепких молодых плечах. Много лучше, чем венгерский батник. Ну да не о том твоя печаль. По тому, как ты орал и верил, Что поднимешь взвод, развеешь страх, Было ясно, это — офицерик, Но, конечно, не в больших чинах. Ватничек был туго подпоясан Выданным в училище ремнем. Завтра все-таки пройдем по Яссам, Ежели сегодня не умрем. Не прошли солдатики. Над ними Только звезды, звезды без числа. Никого ты больше не поднимешь Против наступающего зла. А твоя чадит еще лампада, Не засыпала тебя лопата, Вышло — доползти и одолеть Марево санроты и санбата, Санлетучек и госпиталей. Жизнь прошелестела, прошумела, Протекла, процокала, прошла. И придурковато-очумело Шепчешь ты: «Хреновые дела». Доедай остынувшую кашу И учти, пустая голова, Женщины тебе уже не скажут Сладкие и стыдные слова. Так что горделиво и спесиво Не глядись в грядущие года. Говорили? И на том спасибо, Но — уже не скажут никогда. 1981 ПАМЯТИ МАЯКОВСКОГО Выпив утренний свой кофе, Шли Москвой, как через луг, Маяковский в желтой кофте И с лорнеткою Бурлюк. Лица тверды, как медали, И надменно весел взгляд. Эпатируют? Едва ли, Просто мальчики шалят. Обойдем чванливый Запад На полкорпуса хотя И Толстого сбросим за борт Вместе с Пушкиным шутя. Пошумели, заскучали. Там война. А там она, Чьи жестокие скрижали Примут многих имена. Там и ты расправишь плечи, Там и ты получишь слово, Не заленится рука. И далеко ей, далече До того, до спускового, До злосчастного крючка. На эстрадах, на собраньях Живу душу жжешь дотла. Только что там — кольт иль браунинг В нижнем ящике стола? Хоть примериваясь к бездне, И не лез ты на рожон, Но не стать на горло песне Тоже было не резон. И легла в патронник пуля, Как лежит в стихе строфа, Где Азорские мелькнули И пропали острова. И огромного мужчину Положили люди в гроб. И ведет Кольцов машину, И в холодных каплях лоб. Не твоих ли дней начало Было городу к лицу? Не твоя ли трость стучала По Садовому кольцу? Не такою ли весною Ты шатался с Бурлюком, Звонкой силой и тоскою Непонятною влеком? Но свинцом рванула сила, Кровью хлынула тоска. И сожгла, и схоронила Маяковского Москва. А весна идет с окраин, А народ молчит, глазаст, А в Кремле сидит хозяин, Он тебе оценку даст. Красят скамьи и киоски В белый цвет и голубой… Маяковский, Маяковский, Первая моя любовь. |
