II Сорокапятимиллиметровая, Старая знакомая моя, За твое солдатское здоровье Как солдат обязан выпить я. Если б не вернулся я, — пожалуй бы, Обо мне б и вспомнил кто-нибудь… О тебе же — ни слезы, ни жалобы, Будто он — пустяк, твой ратный путь. Будто ты не шла простором гибельным, Будто бы не попадала ты Молодым снарядом подкалиберным В черные немецкие кресты. Нет, остались нам воспоминания, Танковые дымные гроба… И «эрэсов» белое сияние Нас сопровождало, как судьба. Слышал, будто бы с вооружения Уж снята ты… Очень может быть. Но, как день рождения и как день ранения, Мне тебя уже не позабыть. Я сегодня пью за отомщенные Наших пушек раненых тела, За прославленные, оборонные, На плечах товарищей скрещенные Два артиллерийские ствола. 1949 «Есть город в стороне лесной…» Есть город в стороне лесной, Каких не меньше тыщи. Ты и на карте областной Его не вдруг отыщешь. Но этот бедный городок, Весь пихтами укрытый, К которому течет приток Реки незнаменитой, Не позабыт средь всех дорог, Хоть ты семь лет там не был. И хоть семь лет — немалый срок, А часть из них в огне был. Ты помнишь черную реку — Как точную примету, Как стихотворную строку Любимого поэта. Она настолько далека… Ее забыл ты имя — Не ручеек и не река, А среднее меж ними. А помнишь, помнишь, в январе Легко так просыпался, Водою черной на заре По пояс умывался. Но если запоздаешь в строй — Два получи наряда. И был тогда ты — рядовой… Знай, стало быть, порядок. Далек тот строй, далек тот год. Навек я благодарен Тебе, товарищ помкомвзвод, Ты был хороший парень. Но никогда, но никогда Не будет нашей встречи. Темна днепровская вода, И скрытны ее речи. 1949 БАЛЬЗАК Он видит черные дома И проникает в комнаты, Где женщины, как жизнь сама, — Несчастливы и скомканы. Их ожидает ночь и страсть, Вполне обыкновенная. Их ожидает жизнь и транс И скука неизменная. Иную, может быть, роман Мадам де Сталь зачитанный. Иную, может быть, обман, Холодный и рассчитанный. Им надо, надо от зари То лгать, то благородничать, И томно ехать в Тюильри, И сводничать, и модничать. Переписавши векселя, С ростовщиком кокетничать, Пить за здоровье короля, О королеве сплетничать. Знать, кто влюблен, кто не влюблен, Немножко в бога веровать И только ледяной поклон Виконту Д. отмеривать. И задыхаться от румян, Шутить и петь, однако. И, наконец, попасть в роман Его, Бальзака. 1949
ГЕРОИНЯ РОМАНА Выцвели мои глаза, И любить меня нельзя, А когда-то было можно, А теперь уже нельзя. Сморщились мои уста, Говорят, что неспроста: Миловали, целовали Без венца и без креста. А была-то я вкусна И богата, как казна, Хоть была простого званья, Не графиня, не княжна. Не графиня, не княжна И не мужняя жена. Говорят, отбаловала, Наступила тишина. Отшумел последний бал, И драгун мой ускакал, Наш известный сочинитель, Пишет выше всех похвал. Он прославился весьма Канительностью письма. И, однако ж, не хватило Нервного ему ума. Я, которая была, Я, огонь и кабала, В этой книге не воскресла, А навеки умерла. Дай-ка, Дуня, полуштоф И гони ты их, шутов, Тех облезлых кавалеров, Выщипанных петухов. 60-е КОНЬ Мне тебя любить нельзя, И тебе меня не надо. Длинные твои глаза Пострашнее звездопада. Проходи же стороной, Я с тобой не баловался, Я кобылкой вороной Просто так полюбовался. Свежим сеном похрустел, В торбе мордою похрупал, Ни страстей, ни скоростей, Проходи ж, играя крупом. Там, гарцуя при луне, Силушкой другие пышут. О тебе и обо мне Не напишут, не напишут Русской прозою литой, Содержательной и честной, Знаменитый Лев Толстой И Куприн весьма известный. |
