— Снова ты, Макс? — поднял бровь Ринслер.

Он, в привычной для себя манере, что-то пил из бокала.

— Господин!! — взвыл парень. — Это выше моих сил!! Я… я терпел! Я все терпел! Но это уже переходит все границы!!

Ринслер удивленно повернулся, обвел мокрого Макса каким-то странным взглядом, и перевел его на Олиф. Та постаралась сделать как можно более виноватый вид.

— Что с тобой, Макс?

— Это все она!!!

— Я случайно! — не удержалась девушка.

— Случайно?! И до этого тоже случайно?! Господин, — снова повернулся он к Ринслеру, — да у нее руки из… из… из одного места растут!!!

Мужчина усмехнулся, зачем-то поставил бокал на стол и обошел девушку с парнем по кругу.

— Нет, Макс, там у нее все нормально.

Олиф тут же покраснела.

Макс икнул.

— Я имел ввиду, что она плохая работница… — промямлил он.

— Так бы сразу и сказал.

— Господин… я отказываюсь с ней работать!

— Ммм… — протянул в ответ мужчина.

Повисла какая-то странная пауза. Парень ждал ответа, но Ринслер задумчиво крутил бокал в руке.

— Господин…

— Да.

И вновь воцарилась тишина.

— Что да? — решился, наконец, подать голос Макс.

— Все — да.

— Боюсь, я не понимаю вас.

— Я говорю — да, что тут непонятного?

— На счет чего вы говорите да?

— На счет всего.

— Боюсь, я снова не понимаю вас.

— Макс, — вздохнул Ринслер. — Если бы ты только знал, какой хороший день ты только что испортил. Я говорю да, потому что вы все у меня уже в печенках сидите. Да, Макс, означает, что я одобряю любое твое решение. Хоть в пожарить ее вели.

Олиф удивленно уставилась на мужчину, но спустя несколько мгновений он добавил:

— Хотя нет, этого лучше не надо.

— То есть вы согласны с любым моим решением? — захлопал глазами парень.

— Да. Согласен.

Макс тут же набычился, с необычайным злорадством повернулся к Олиф и проорал ей прямо в ухо:

— Никогда больше не появляйся в загонах!!!

Девушка испуганно отпрянула и в немом шоке наблюдала за радостно ускакавшим парнем. Она посмотрела на Ринслера, но тот вновь стал разглядывать свой бокал. Быстро смекнув, что делать ей тут больше нечего, она тихонько вышла за дверь, зашла за угол тоннеля и так радостно расхохоталась, что почувствовала, как на глазах выступили слезы.

Что не говори, а это было очень весело. Если бы еще не нудный Макс, так и вообще можно было бы рассмеяться прямо при нем.

— Может, и мне расскажешь причину такого веселья? Вместе посмеемся.

От спокойного тона, раздавшегося буквально у нее прямо над ухом, Олиф испуганно подпрыгнула. Непроизвольно сделала несколько шагов в сторону, повернула голову. Прямо рядом с ней стоял Ринслер, опираясь плечом об угол.

— Ну, чего замолчала? Я тоже хочу посмеяться.

— Я…я… ничего, — растерялась Олиф.

Самое страшное было в том, что она не могла понять: злиться он, или нет.

— Мне бы такой талант, — уважительно кивнул мужчина, — смеяться из-за ничего.

— Просто… просто… — заикаясь, девушка пыталась найти хоть одну причину, что могла бы объяснить такой смех, кроме, конечно, очевидной. — Просто… мне показалось…

— Даже так? Что же тебе показалось? — зацокал языком Ринслер.

— Что меня кто-то пощекотал.

Повисла тишина.

— Что сделал? — Мужчина решил, что ослышался.

— Пощекотал, — промямлила Олиф.

— Пощекотал?

— Пощекотал.

— Тут? — удивленно поднял брови он.

— Да. — Ох, язык-язык! Отрезать его пора! — Прямо вот сюда. — Она, все еще глядя Ринслеру прямо в лицо, ткнула себя в бок.

— И ты засмеялась, — понимающе кивнул мужчина.

Он все никак не мог понять, ему уже смешно, или еще нет.

— Мне стало щекотно.

— Постой, я уточню. Ты шла себе спокойно, шла, и тут тебя из темноты кто-то пощекотал. И ты засмеялась?

— Я боюсь щекотки.

Ринслер постоял немного молча, а затем так оглушительно расхохотался, что Олиф от неожиданности вздрогнула. Мужчина подошел к ней и, словно своего закадычного друга, потрепал по голове.

— Мне бы твою выдержку!

Все-таки кое в чем Олиф была благодарна Рэй. После ее посещений Ринслер удивительным образом становился более добродушным.

— О Берегини, у меня некоторые люди, которые пьют, кстати, столько, сколько твой батька за всю жизнь не пил, и то такого придумать не могут.

Олиф скромно отступила на шаг, что бы рука мужчины, наконец, убралась с ее головы.

— Пощекотал. Оригинально, — покачал он головой. — Ладно, забудем. Забыл тебе напомнить, раз у тебя теперь меньше работы, то приходить ко мне будешь раньше. И вернешься на кухню.

Тут его тон стал серьезным:

— Или лучше к «лапочкам»? У нас давно новеньких не было.

Олиф снова вздрогнула.

— На кухне много работы.

— Ничего, справятся. — Ринслер прищурился, словно профессор, наблюдая за реакцией подопытной крысы.

— Но им нужна моя помощь… — девушка поняла, что на этот раз отстаивать свою честь при помощи ножа не выйдет.

— А «лапочкам» не нужна?

— Не знаю.

— А я знаю. Нужна. Думаю, — усмехнулся мужчина, — им ты все-таки нужнее.

— Нет! Стой! — Девушка дернулась к Ринслеру, но когда поняла, что тот никуда не уходит, резко остановилась. — Я им ничем не помогу, только мешаться буду.

— В первый раз всегда страшнее всего.

— Нет, я им на самом деле буду мешаться!

— Чем? — скептически поднял бровь Ринслер.

— Я… на самом деле я… я…

— Ну?

— Я не умею целоваться, — выдохнула она, и зажмурилась, ожидая, то ли взрыва хохота, то ли взрыва ярости.

— Да-а, это ужасная проблема. Ну, раз уж такое дело, то тогда тебе действительно лучше удовлетворять мужчину через желудок.

Олиф открыла глаза и успела заметить злорадную улыбку на губах Ринслера прежде, чем тот повернулся и пошел обратно в свою комнату.

Секунду девушка простояла в ступоре, а потом приложилась затылком к стене и съехала по ней вниз.

Издевался! Все это время стоял тут и смеялся над ней, как над последней дурой! А она?! О Берегини… я не умею целоваться… это ж надо было такое сказать! Кто-то из темноты пощекотал! Да, ему теперь определенно есть, над чем посмеяться!

Олиф искренне надеялась, что мужчина не принуждал ее вступить в ряды «лапочек» только потому, что на кухне не хватало рук…

… но ответа на этот вопрос не знал даже сам Ринслер. А может, уже и знал, просто пока что еще не осознавал этого.

Олиф в каком-то немом предвкушении носилась по столовой с тарелками в руках. Даже Фрида удивилась ее необычной энергичности.

— Ты чего это? — спросила она у девушки, когда та в очередной раз забирала поднос с посудой.

— Я? А что?

— Носишься, как угорелая.

Олиф пожала плечами.

— Не знаю. Настроение хорошее.

— Что-что? — опешила Фрида. — Настроение? Хорошее? Тут?

— Я не знаю, честно. Может, это ваш отвар так действует?

— Ага, — прозорливо усмехнулась женщина. — Отвар.

Олиф несмело улыбнулась, поудобнее перехватила поднос, и пошла дальше разносить еду. Как только все столы были накрыты, девушка начала заваривать себе настойку. Песчаников об этом давно предупредили, поэтому те лишь настороженно косились в ее сторону. Олиф быстренько, пока Фрида ненадолго отвлеклась, накидала в кастрюлю вместо календулы подорожника и накрыла все это крышкой. Затем, дождавшись, пока отвар закипит, перелила его в кружку и заодно наложила в тарелку каши.

Чтобы не вызывать подозрений, взяла еще несколько порций и по дороге разнесла их «лапочкам».

Когда она приблизилась к темнице, ей почему-то стало не по себе. Песчаники впустили ее без вопросов, только быстро осмотрели перед этим.

Олиф вошла внутрь. Прошлась вдоль камер. Дошла до второй двери, приоткрыла ее и уже с порога услышала жуткий кашель. Лекс сплевывал мокроту прямо на пол, скорее всего, в угол. Зрелище было не из приятных.

Олиф ошарашено стояла в проходе, прямо перед его камерой, наблюдая за ним сквозь решетки.