— Ахаха, — сиплый смех вперемешку с раздирающим горло кашлем звучал жутко.
Олиф едва не оступилась.
— Надеюсь, это явилось Ее Высочество.
Голос у Лекса был сам ни свой.
— Ну? Чего стоим, кого ждем? Не бойся меня страшная женщина, поставь уже свою тарелку на другом конце камеры и оставь меня доживать эти часы.
Олиф не двигалась. Почему-то сердце упало в пятки, а потом снова вернулось на место и забилось быстро-быстро, словно девушка только что выиграла соревнования по самой волнительной реакции. Она хотела что-то сказать, но голос не слушался.
В камере послышалось копошение. Кажется, Лекс заподозрил что-то неладное.
— Да ладно! Я же не съем тебя!
Что это? Отчаяние в голосе? У Лекса?! Он серьезно испугался, что Арли сбежала? О Берегини, неужели он так давно не ел?
Олиф решительно вздохнула и сделала несколько шагов к камере. Конечно, в этой полутьме он вряд ли ее узнает, и эта мысль придала ей сил. Все-таки давно они не виделись.
Да, давно.
Лекс, полусидя, опирался о стенку, рассматривая побитые костяшки пальцев. Вся его одежда, особенно рубаха, были буквально искромсаны на маленькие кусочки. Даже в этой полутьме было видно, что некоторые раны на теле до сих пор не зажили. Похоже, самой болезненной из них была рана на плече: глубокая, и кровь до сих пор не остановилась, хоть в некоторых местах и появилась корочка. Все его лицо было в налившихся алым синяках, где-то виднелись порезы. Нос, кажется, был сломан.
Олиф почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. И не потому, что девушка боялась крови, а потому что впервые увидела Лекса таким. Даже в пустыне он хоть и был весь в песке, как в саване, но, тем не менее, он не напоминал кровавую лужу.
Мужчина повернул голову в сторону девушки и поднял взгляд.
Так странно они оба себя, наверное, еще ни разу не чувствовали.
Удивление Лекса было настолько сильным, что он даже не сумел сообразить какую-нибудь глупую шутку. Отшутиться, чтобы скрыть эмоции. И Олиф тоже стояла, как громом пораженная.
Пауза затянулась. Появилась какая-то неловкость. Шальная мысль пронеслась в голове девушки: «А может, вообще не стоило приходить?». Однако она тут же отогнала ее подальше. Стоило, еще как.
Собрав остатки воли в кулак, Олиф слабо улыбнулась и сказала, первое, что пришло в голову:
— Привет.
Глава 17
Лекс смотрел на нее немигающим взглядом.
— Что ты тут делаешь? — голос звучал сипло и недружелюбно.
— Вот, еды принесла. — Олиф слегка растерялась от такого тона.
— Почему ты?
Девушка нахмурилась. Она, конечно, знала, что Лекс снова начнет грубить, но все-таки до последнего надеялась, что, может, рад будет ее увидеть. Какое там.
— Арли плохо стало, — зачем-то соврала она.
Кажется, Лексу ужасно хотелось кашлять, но он почему-то сдерживался. То и дело слышались прерывистые вдохи.
— Поставь туда, — кивком головы он указал на дальний темный угол.
— Туда? — опешила Олиф, обернувшись. — Ты же не дотянешься.
— Дотянусь. Поставь.
Девушка не шелохнулась. Нет уж, она не Арли. Она его не боится.
Олиф в очередной раз обвела взглядом его фигуру. Лекс выглядел таким измотанным и израненным, что невольно сжималось сердце. Еще немного и его точно подкосит если не болезнь, то заражение, но все рано его держат тут, в темницах. Не трудно догадаться, на что они надеются.
— Тебе плохо? — тихо спросила девушка.
— Нет, мне прекрасно.
— Я же вижу, что плохо. Тебе нужна помощь.
Лекс поморщился.
— Плебейка, не ввязывайся в это.
— Во что? — нахмурилась Олиф.
— Просто поставь тарелку и уходи.
— Нет уж, однажды я тебя уже послушала!
— И выжила. Так что послушай еще раз.
Она не стала отвечать, только наклонилась и поставила тарелку рядом с решетками.
— Поешь.
— Уходи. — Лекс нахмурился еще больше.
— Ладно, только поешь.
— Не надо строить из себя заботливую подлизу. Уходи по-хорошему.
Олиф обиженно прищурилась.
— Понятно, почему тебя тут все так ненавидят. Ты жутко гадкий человек!
Она развернулась и пошла к выходу. Схватилась за ручку двери, уже даже приоткрыла, но все-таки обернулась напоследок.
— Но я все равно еще вернусь.
Дверь хлопнула. Послышались быстрые удаляющиеся шаги. Как только они стихли, по помещению разнесся громкий кашель. Лекс чувствовал, как порывы, один за другим, становятся все сильнее. Это неизбежно: начал кашлять и все, остановится очень трудно, практически невозможно. Кашляешь до тех пор, пока не почувствуешь, что с горла начинает сдирать кожу. Мужчина прикрыл рот кулаком, вдохнул: раз, два. Три. Приступы начали понемногу затихать.
Как только Лекс почувствовал себя лучше, он пару минут просидел в молчании, прижимая кулак ко рту, а затем со всей дури треснул им по решетке.
— ДУРА!!! Просто идиотка!!!
Слабость взяла свое. Тяжело было не просто сидеть, а даже элементарно сгибать ноги. Мужчина не выдержал, выпрямил их. Ступня задела тарелку с кашей и та с лязганьем перевернулась, оставляя кашу на грязном полу.
Злиться еще и на это, уже не было сил.
* * *
Олиф злобно пнула ногой и без того еле держащуюся на кривых ножках табуретку. Та с жалобным скрипом повалилась на пол, но при всеобщем шуме этого никто не заметил. Девушка несколько раз сжала и разжала кулаки, призывая себя успокоиться, и быстренько забралась на свою койку.
«Черт побери этого Лекса!». — Злость все никак не утихала.
Олиф понимала, что ему необходима помощь, но сделать ничего не могла, потому что стоило ей сделать шаг навстречу, с его стороны тут же вырастала ледяная стена гордости.
С самого начала было ясно — лечить его никто не будет. Если уж еду ему приносят раз в день (и то, не факт, что он всегда дотягивался до нее), то трудно представить, что кто-то будет с ним сюсюкаться по поводу насморка. Да уж, оригинальный способ добить человека. Он ведь умирает, Олиф это понимала, потому что его раны были слишком глубокими, кашель слишком сильным, а камера до жути холодной. Что может быть хуже, чем смерть в полном одиночестве? Не в бою, как воин, а в камере, среди зеленой светящейся слизи.
Олиф понимала, что чувствовал мужчина — не физически, а эмоционально. Потому что сама когда-то боялась умереть в пустыне совсем одна. Ждала этой смерти, осознавала ее неизбежность, и, тем не менее, все равно боялась.
Когда-то Лекс спас ей жизнь, причем не один раз. Да, здешним жителям он причинил много горя, и саму девушку он тоже когда-то использовал. Однако Олиф была обязана ему жизнью.
Она поднялась, села. Огляделась. Нужно было что-то делать, но что именно она не знала. Как избавить Лекса от кашля? Нет, даже не так. Как пробраться к нему с чем-то, кроме тарелки каши, да еще так, чтобы это не выглядело подозрительно? Хотя, и это неправильный вопрос. Пробраться-то она, может, и проберется, а вот как заставить Лекса принять помощь?!
Олиф вздохнула.
— Чего грустишь? Работы не хватает? — послышался снизу голос Фриды.
— А? Да нет, я просто… — и в этот момент в голову забралась шальная мысль. — Фрида!
— Что?
— Кажется, я заболеваю, — выпалила на одном дыхании девушка.
— Чем-то серьезным? — нахмурилась женщина.
— Не знаю, голова болит. И знобит немного.
— Понятно. Слезай.
— Зачем?
— Слезай давай.
Олиф послушно свесилась со своей койки. Как только она оказалась рядом с Фридой, та тут же приложила ей на лоб прохладную ладошку.
— Странно, жара вроде нет. Но все равно не будем испытывать судьбу.
Женщина схватила девушку за руку и потащила к выходу. Они оказались в полутемном коридоре, а завернув за угол, так и вовсе погрузились в зеленоватую темноту. Олиф уже примерно ориентировалась в тоннелях, однако сейчас не смогла сообразить, куда ее ведут. Только лишь когда они оказались возле небольшой деревянной дверки, она вспомнила это место.