Как мне не плакать день и ночь!

Мой друг-моряк умчался прочь,

Как мне унять тоску свою?

Он на морях с врагом в бою.

Лягу спать и встану вновь —

Он со мной — моя любовь.

Ночью сны, а мысли днем

Все о нем, всегда о нем.

На волнах и далеко,

В безбрежном море — далеко.

Ночью сны, а мысли днем —

О нем, кто в море далеко.

Когда томлюсь я в летний зной

И овцы сонные со мной, —

Подо мной дрожит земля.

То друг стреляет с корабля!

Пусть в бою его щадят

Лихая пуля и снаряд.

Судьба, ты мне конец пошли.

А не тому, кто там — вдали.

Не тому, кто далеко,

В безбрежном море далеко.

Ночью сны, а мысли днем —

Лишь о нем, кто далеко.

А когда ложится тьма,

И за окном ревет зима,

И не глядит луна с небес,

И буря гнет угрюмый лес,

Я слышу волн морских прибой

И обращаюсь к ним с мольбой:

О, пощадите корабли

От милой родины вдали!

На морях и далеко,

В безбрежном море далеко.

Ночью сны, а мысли днем —

О нем, кто в море далеко.

Оставьте романы!

В них только обманы.

Немало сердец уловил,

Поймав на крючок,

Что спрятан меж строк,

Безжалостный Роберт Моссгилл.

Сперва «Грандисон»

Развеял ваш сон,

А после «Том Джонс» возмутил

Покой ваш девичий,

Чтоб стать вам добычей

Таких молодцов, как Моссгилл.

Мою ладонь твоей накрой,

Твоей накрой,

Твоей накрой

И поклянись своей рукой,

Что будешь ты моя.

Я знал любви слепую власть,

И многих мук мне стоит страсть,

Но я любовь готов проклясть,

Пока ты не моя.

Мгновенный взор девичьих глаз

Мне сердце покорял не раз,

Но полюбил я лишь сейчас,

Красавица моя.

Мою ладонь твоей накрой,

Твоей накрой,

Твоей накрой

И поклянись своей рукой,

Что будешь ты моя!

Наследница-дочь на охоте была,

Пеленок с собой она в лес не взяла,

А ночью ребенка в лесу родила

И в свой завернула передник.

Передник был соткан из чистого льна,

Из белого, тонкого сшит полотна.

Так вот малыша завернула она

В свой тонкий голландский передник.

В ту ночь пировал в своем замке старик.

Из бочки струилось вино, как родник.

И вдруг среди ночи послышался крик

Того, кто завернут в передник.

— Какой там ребенок кричит во всю мочь

На той половине, где спит моя дочь?

Его унесите немедленно прочь.

А ну, разверните передник.

— Да, это ребенок, а я его мать.

И, значит, он будет вас дедушкой звать.

Отец его будет ваш преданный зять,

А он — ваш достойный наследник.

— Да кто он такой — из дворян, из крестьян.

Тот дерзкий, что обнял твой девичий стан?

Кому только нужен крикун-мальчуган,

Завернутый в этот передник?

— Мой будущий муж в Эдинбурге живет.

Он первым из первых в столице слывет,

Он золотом шитый наряд мне пришлет,

Узнав, кто завернут в передник.

— Послушай-ка, дочка, твои терема

И все мои башни, дворы и дома,

Амбары с мукой и с зерном закрома

Получит мой внук и наследник,

Завернутый в этот передник!

Когда деревья обнажил

Своим дыханьем север,

Осенним вечером бродил

Я над рекою Эйр.

Мне где-то встретился старик,

В пути он изнемог

И головой седой поник

Под бременем тревог.

Меня спросил он: — Пешеход,

Куда ты держишь путь?

Богатства власть тебя ведет

Иль страсть волнует грудь?

А может, ты узнать успел

Невзгоды бытия

И горько на людской удел

Ты сетуешь, как я?

Под солнцем, где простерлась гладь

Лугов, степей, болот,

Везде на чопорную знать

Работает народ.

Светил мне дважды сорок лет

Усталый луч зимы,

Пока я понял, что на свет

Для мук родились мы.

Покамест молод человек,

Он не щадит часов,

За мигом миг короткий век

Растратить он готов.

Безумью предается он.

Страстям преграды нет,

Пока поймет он, что рожден

Для горестей на свет.

Умчится молодость, как дым,

И те года пройдут,

Когда полезен ты другим

И веришь сам в свой труд.

Нужда и старость — хуже нет

На всей земле четы.

Тогда увидишь, что на свет

Для мук родился ты.