ДВЕ СОБАКИ Где в память Койла-короля Зовется исстари земля, В безоблачный июньский день, Когда собакам лаять лень, Сошлись однажды в час досуга Два добрых пса, два верных друга. Один был Цезарь. Этот пес В усадьбе лорда службу нес. И шерсть и уши выдавали, Что был шотландцем он едва ли, А привезен издалека, Из мест, где ловится треска. Он отличался ростом, лаем От всех собак, что мы встречаем. Ошейник именной, с замком, Прохожим говорил о том, Что Цезарь был весьма почтенным. И просвещенным джентльменом. Он родовит был, словно лорд, Но — к черту спесь! — он не был горд И целоваться лез со всякой Лохматой грязною собакой, Каких немало у шатров Цыган — бродячих мастеров. У кузниц, мельниц и лавчонок, Встречая шустрых собачонок, Вступал он с ними в разговор, Мочился с ними на забор. А пес другой был сельский колли, Веселый дома, шумный в поле, Товарищ пахаря и друг И самый преданный из слуг. Его хозяин — резвый малый, Чудак, рифмач, затейник шалый — Решил — кто знает, почему! — Присвоить колли своему Прозванье «Люат». Имя это Носил какой-то пес, воспетый В одной из песен иль баллад Так много лет тому назад. Был этот Люат всем по нраву. В лихом прыжке через канаву Не уступал любому псу. Полоской белой на носу Самой природою отмечен, Он был доверчив и беспечен. Черна спина его была, А грудь, как первый снег, бела. И пышный хвост, блестящий, черный, Кольцом закручен был задорно. Как братья, жили эти псы. Они в свободные часы Мышей, кротов ловили в поле, Резвились, бегали на воле И, завершив свой долгий путь, Присаживались отдохнуть В тени ветвей над косогором, Чтобы развлечься разговором. А разговор они вели О людях — о царях земли. Ц е з а р ь Мой честный Люат! Верно, тяжкий Удел достался вам, бедняжки. Я знаю только высший круг, Которому жильцы лачуг Должны платить за землю птицей, Углем, и шерстью, и пшеницей. Наш лорд живет не по часам, Встает, когда захочет сам. Открыв глаза, звонит лакею, И тот бежит, сгибая шею. Потом карету лорд зовет — И конь с каретой у ворот. Уходит лорд, монеты пряча В кошель, длинней, чем хвост собачий, И смотрит с каждой из монет Георга Третьего портрет. До ночи повар наш хлопочет, Печет и жарит, варит, мочит, Сперва попотчует господ, Потом и слугам раздает Супы, жаркие и варенья, — Что ни обед, то разоренье! Не только первого слугу Здесь кормят соусом, рагу, Но и последний доезжачий, Тщедушный шут, живет богаче, Чем тот, кто в поле водит плуг. А что едят жильцы лачуг, — При всем моем воображенье Я не имею представленья! Л ю а т
Ах, Цезарь, я у тех живу, Кто дни проводит в грязном рву, Копается в земле и в глине На мостовой и на плотине, Кто от зари до первых звезд Дробит булыжник, строит мост, Чтоб прокормить себя, хозяйку Да малышей лохматых стайку. Пока работник жив-здоров, Есть у ребят и хлеб и кров, Но если в нищенский приют Подчас болезни забредут, Придет пора неурожаев Иль не найдет бедняк хозяев, — Нужда, недуги, холода Семью рассеют навсегда… А все ж, пока не грянет буря, Они живут бровей не хмуря. И поглядишь, — в конце концов Немало статных молодцов И прехорошеньких подружек Выходит из таких лачужек. Ц е з а р ь Однако, Люат, вы живете В обиде, в нищете, в заботе. А ваши беды замечать Не хочет чопорная знать. Все эти лорды на холопов — На землеробов, землекопов — Глядят с презреньем, свысока, Как мы с тобой на барсука! Не раз, не два я видел дома, Как управитель в день приема Встречает тех, кто в точный срок За землю уплатить не мог. Грозит отнять у них пожитки, А их самих раздеть до нитки. Ногами топает, кричит, А бедный терпит и молчит. Он с малых лет привык бояться Мошенника и тунеядца… Не знает счастья нищий люд. Его удел — нужда и труд! Л ю а т Нет, несмотря на все напасти, И бедняку знакомо счастье. Знавал он голод и мороз — И не боится их угроз. Он не пугается соседства Нужды, знакомой с малолетства. Богатый, бедный, старый, юный Все ждут подарка от фортуны. А кто работал свыше сил, Тем без подарка отдых мил. Нет лучшей радости на свете, Чем свой очаг, жена и дети, Малюток резвых болтовня В свободный вечер у огня. А кружка пенсовая с пивом Любого сделает счастливым. Забыв нужду на пять минут, Беседу бедняки ведут О судьбах церкви и державы И судят лондонские нравы. А сколько радостей простых В осенний праздник всех святых! Так много в городах и селах Затей невинных и веселых. Людей в любой из деревень Роднит веселье в этот день. Любовь мигает, ум играет, А смех заботы разгоняет. Как ни нуждается народ, А Новый год есть Новый год. Пылает уголь. Эль мятежный Клубится пеной белоснежной, Отцы усядутся кружком И чинно трубку с табаком Передают один другому. А юность носится по дому. Я от нее не отстаю И лаю, — так сказать, пою. Но, впрочем, прав и ты отчасти. Нередко плут, добившись власти, Рвет, как побеги сорняков Из почвы, семьи бедняков, Стремясь прибавить грош к доходу, А более всего — в угоду Особе знатной, чтобы с ней Себя связать еще тесней. А знатный лорд идет в парламент И, проявляя темперамент, Клянется — искренне вполне — Служить народу и стране. |