В. А. Белявский немедленно организовал подачу вручную на бетономешалки цемента, который находился в вагонах на подъездных заводских путях. Остальных рабочих бросил на долбежку цемента в транспортной галерее. Пообещав по сто граммов спирта каждому участнику аврала, если работа будет сделана за полчаса, Белявский немного не рассчитал. Не дожидаясь завершения срочной работы, выпил сначала мастер, а затем остальные. Работа прекратилась. Впавшего в отчаянье руководителя спас Сапрыкин. Он вызвал на завод роту солдат, которые быстро завершили начатую работу по освобождению транспортной ленты.

Уже поздно вечером, убедившись, что "ЧП" ликвидировано, безмерно уставший Василий Андреевич поинтересовался:

— Спирт есть? Давай и я выпью.

Осушив — до дна граненый стакан, Сапрыкин уехал отдыхать.

Через пару недель вновь возникло "ЧП" на Татышском песчаном карьере. В конце июня, когда на стройку приехал первый заместитель министра внутренних дел СССР Василий Васильевич Чернышев, позвонил начальник карьера и сообщил В.А. Белявскому, что готовый к отправке на бетонный завод состав с песком наполовину оказался с глиной. Бетон на глиняном песке — заведомый брак, поэтому начальник конторы строительных материалов приказал выгрузить состав под откос. То же самое пришлось повторить и со второй вертушкой, и с третьей.

Понимая меру огромной ответственности, которую он взял на себя, принимая такое решение, Белявский позвонил Сапрыкину. Доложив о случившемся, спросил, что делать дальше. Сапрыкин приказал грузить только чистый песок и повесил трубку.

О задержке трех составов с песком и выгрузке его в отвал немедленно сообщили генералу Чернышеву. Тот вызвал к себе Белявского и обвинил его в сознательном срыве поставок бетона в котлован. Объяснения Белявского, что это было сделано из-за непригодности песка, генерала не убедили. Сам Сталин постоянно интересовался темпами бетонных работ, по приказу Берии на всех ответственных участках строительства постоянно находились работники органов безопасности, головой отвечавшие перед ним за малейшее промедление, а тут три эшелона песка выброшены под откос.

Генералу, видимо, все было ясно: участь Белявского была решена. Он поднял трубку и сказал:

— Соедините меня с Буторовым.

Буторов являлся начальником Управления № 8 Министерства внутренних дел, куда входили представители и милиции, и госбезопасности. Управление № 8 имело права областного и подчинялось Москве. Однако Буторова не оказалось в кабинете, и это спасло руководителя конторы стройматериалов. Он успел обратиться к Чернышеву:

— Товарищ первый заместитель министра, я докладывал главному инженеру строительства. Последнюю вертушку под откос разгрузили с его разрешения. — Генерал обрезал:

— Вы говорите неправду.

— Это легко проверить, — не сдавался Белявский.

Чернышев снова позвонил начальнику Управления МВД строительства, тот не отвечал, и тогда генерал набрал номер Сапрыкина.

— Вот у меня сейчас в кабинете находится Белявский. Он говорит, что по песку вам докладывал.

После паузы, которая показалась Белявскому вечностью, уже спокойно:

— Почему же вы сразу об этом не сказали, Василий Андреевич?

Положив трубку, встал и, протянув для пожатия руку, ровным голосом приказал:

— Можете идти, товарищ Белявский.

На этот раз все обошлось благополучно.

Очень важно было в то время верно оценить перспективы стройки, создать мощности по производству стройматериалов, рассчитанные на решение крупных задач. В таких случаях не все проходило гладко. Часто сталкивались полярные мнения, принимались решения, истинное значение которых определялось много лет спустя.

В июне 1947 года встал вопрос о расширении производства щебня на дробильном заводе. Генерал А.Н. Комаровский потребовал доложить соображения по этому поводу. Сапрыкин поручил разработать схему нового мощного дробильного завода Белявскому, который прямо был заинтересован в этом. Быстро начертив схему завода, много раз обсужденную с Сапрыкиным, и получив его подпись на схеме, Белявский отправился к начальнику Главпромстроя Министерства внутренних дел СССР в его личный вагон.

Комаровский, взглянув на представленную схему, сделал кислое выражение и резко сказал:

— Да, товарищ Белявский, видно, ваш потолок невысок. Как же так? Правительство нам определило срок всего два года, за которые необходимо построить объект, а вы предлагаете построить завод-гигант ради получения всего-навсего щебня. Зачем это нужно, если нам дан срок всего два года?

В заключение своей тирады Комаровский взял синий карандаш, перечеркнул чертеж косой линией и поставил резолюцию: "Категорически запрещено- выполнять эту схему. А. Комаровский".

Только вмешательство находившегося тогда на строительстве заместителя начальника Первого главного управления А.П. Завенягина спасло проект создания мощного производства щебня. По этой схеме скоро был построен завод на карьере у озера Кызылташ. Еще долгие годы он снабжал щебнем всю стройку. Этот случай говорит о том, как нелегко было тогда даже крупным руководителям определить перспективу строительства.

К середине 1947 года на пустом месте за девятнадцать месяцев сформирован многотысячный коллектив строителей, способный решать сложнейшие задачи при остром дефиците ресурсов и времени. Создана инфраструктура огромной стройки: построены дороги, линии электропередач, временное жилье, материальная база по производству на месте строительных материалов. Железнодорожным и автомобильным транспортом доставлено и принято около миллиона тонн грузов со всего Советского Союза. Высокими темпами выкопан и наполовину забетонирован котлован под атомный реактор, построены объекты водоснабжения, развернуты подготовительные работы по строительству радиохимического завода — объекта "Б".

Казалось, Сталин должен быть удовлетворен. Ему были хорошо известны огромные трудности, возникавшие на стройке ежедневно, и то, какими поистине героическими усилиями они преодолевались.

Но к лету 1947 года Сталин все больше ощущал дефицит времени в организации эффективной обороны страны. Речь бывшего премьер-министра, союзника в годы войны Уин-стона Черчилля в маленьком американском городке Фултон прозвучала, как манифест борьбы с социалистической системой. Отношения между СССР и западными странами ухудшались с каждым днем. Берия постоянно докладывал Сталину о разработке новых и новых планов атомной бомбардировки советских городов. Не имея адекватного ответа на возможный удар с Запада, Сталин нервничал.

Осенью 1947 года Берия понял, что наступает критический момент. Обещание Сталину закончить строительство завода под Кыштымом к 7 ноября 1947 года оказалось невыполнимым. Берия знал, что если виновных в срыве запланированных сроков не найдет он, Сталин может расправиться с ним самим. Боязнь за свою судьбу заставила заместителя Председателя Совета Министров СССР действовать энергично.

В середине лета на строительстве появилась очень представительная комиссия. В ее состав входили И.В. Курчатов, А.П. Завенягин, Б.Л. Ванников, М.Г. Первухин, Е.П. Славский, А.Н. Комаровский. На заседание этой комиссии пригласили с отчетом Я.Д. Рапопорта и В.А. Сапрыкина.

Вопрос о замене руководства строительства, по-видимому, был предрешен, оставалось выполнить неизбежные в таких случаях формальности.

Вероятно, темпы строительства могли быть увеличены, но не все зависело от Якова Давидовича Рапопорта. Многочисленные переделки уже построенного во многом происходили потому, что все время запаздывали проектировщики. Это не только увеличивало сроки строительства, но и вело к его удорожанию, было одной из причин, затрудняющих планирование потребностей в рабочей силе и материалах.

Рапопорт не любил целыми днями пропадать на стройке, быть в гуще людей, но при этом хорошо знал сильные и слабые стороны своих коллег, умел поставить работника на место, где он мог проявить себя наиболее эффективно. Рапопорт обладал большими организаторскими способностями, мог предвидеть многое, что ожидало стройку. Ему выпала во многом неблагодарная роль — начинать с первого колышка. Некоторые его решения дали положительный результат, когда" Рапопорта давно уже не было на Южном Урале, и им воспользовались те, кто пришел после него. Почти полвека спустя после описываемых событий, думается, с полным основанием можно сказать: в основе конечного успеха создателей атомного оружия в СССР есть значительная доля труда первого руководителя строительства № 859 Якова Давидовича Рапопорта.