— Это признание?

— …но вчера прибыли гости.

Я представил, как насморочный Гость, непрерывно чихая и протирая слезящиеся глаза, ползает во тьме, подпиливая доски. Или царапает деревья.

— Этот кто-то должен знать о моих привычках, — я в упор посмотрел на мага. Впрочем, из-за полутьмы, царившей здесь, драматизм момента сгинул втуне.

Гергор задумчиво мял переносицу.

— В последнее время что-то странное творится вокруг тебя, ты не замечаешь?

— Не поверите, — хмыкнул я, — само мое рождение сопровождалось странностями. С тех пор они не отстают от меня.

— Я не о том, — нетерпеливо отмахнулся собеседник. — Что-то словно сгущается вокруг твоей особы… Не пойму, что… Знаешь, много лет назад Ковен почти было принял решение держать тебя в перманентной коме. Ради общей безопасности.

Я напрягся. Я знал об этом.

— Может, твое счастье, что ты так предсказуем, — продолжал, между тем, как ни в чем ни бывало Гергор. — Это все еще позволяет тебе более или менее контролировать свою жизнь.

— Там, внизу, вам явно было не по себе… — сделал встречный выпад я. Ненавижу чувствовать себя уязвленным. И не терплю, когда мне лишний раз напоминают о моей зависимости. — Видно, на совести вашей тяжкий груз. Больше, чем вы рассказали вчера?

Забавно. У меня столь сокрушающий взгляд не вышел, а Гергору даже полутьма нипочем. Зыркнул так, что захотелось отпрянуть.

— Сожалеете, что успели вовремя? Всего на минуту-другую позже… — улыбался я зачем-то.

— Аргра — хороший зверь, — заметил, отводя глаза, маг. — Только он способен на бескорыстие.

Щетина на физиономии Гергора за ночь сгустилась настолько, что и без того худые щеки казались провалившимися. Глаза обвели тени. Может, оттого взгляды мага имеют такой сильный эффект?

— Вы плохо выглядите.

— Голову ломит, — со вздохом признался Гергор. — Временами череп давит так, словно втиснули туда еще кого-то. Из-за дыры, что ли этой?

Поколебавшись, я развернул ладонь. Кожа была иссечена мелкими порезами от щепок. Да и палец еще не зажил. Если как следует надавить, то кровь проступит…

Кровь Оборотней целебна.

Гергор смотрел на меня. Тяжело, испытующе. Серые глаза казались черными. Я прочитал в них ответ, еще до того, как предложение оформилось в слова. Такой же уверенный, как и отвращение.

* * *

От вчерашней непогоды не осталось из следа, лишь легкие облачка опушали синеву небес. От горизонта до горизонта богатой парчой, подернутой искристой рябью, лежал океан. Серебристые рыбы-летучки вили между небом и волнами поблескивающую канитель, а ее изредка стригли вышедшие на охоту кривоклювые птицеящеры.

Жизнь текла своим чередом.

Посадочная полоса для самолетов на вершине северного крыла Черноскала частично выдавалась за его пределы, нависая над пропастью. И ветер на такой высоте царствовал настоящий, морской — холодный, пахнущий йодом, неистовый.

Самолет опаздывал. Уже некоторое время наша компания бесцельно изнывала на ветру, делая вид, что наслаждается солнечной погодой. Больше всего мучился вчерашний Гость. Похоже, вдобавок к морской болезни и аллергии, он еще страдал боязнью высоты — каждый порыв ветра заставлял его буквально зеленеть.

Господа «замороженные» доставляли минимум хлопот, почти не меняя поз, зато их командир и мой будущий сопровождающий Бриго Малич выглядел молодцом, мужественно измерял взглядом горизонт, вышагивал взад-вперед, расправив плечи и не морщась от тугого ветра. Светлые пряди его шевелюры живописно взлохматились. Ни дать, ни взять — суровый капитан на мостике. Повелитель каменного корабля.

Я поежился, также изрядно подмерзнув. Облокотившись о невысокий бортик, я попеременно изучал то нырки охотящихся птиц, то лениво качающийся океан, то, искоса, компанию на посадочной полосе.

Нельзя сказать, что занятие увлекало. Созерцание зеленеющего и бледнеющего Гостя не доставляло удовольствия. Как и наблюдение за маятниковым ходом Блондина. Эдак, укачает.

— Пришло подтверждение от барона Бороуса, — сообщил появившийся из замка Гергор, демонстрируя украшенную гербами бумагу. — Он предоставляет свою резиденцию в Ручьях… С превеликим удовольствием, — с чувством процитировал маг.

При свете стало еще заметнее, что глаза мага в сети кровавых прожилок, лицо серо от недосыпа и даже шрам, стянувший щеку, стал пепельным.

— Не сомневаюсь в величине его удовольствия, — я потер заледеневшие на ветру уши. — Наверняка, оно приправлено бочками заговоренной воды для генеральной уборки после отъезда дорогих гостей… или дешевле будет просто спалить резиденцию?

Гергор хмыкнул, небрежно сворачивая гербовую бумагу.

— В прошлом году, говорят, премьер-граф Мита вызывал экзорциста. Тот, не будь дурак, прихватил с собой коллег и с неделю они изгоняли из усадьбы духов. По слухам, всех изгнали. Вместе с запасом вина, сыра и кое-какими особо приглянувшимися демонам ценностями. Демоны, как известно, падки на золото…

В прошлый раз, когда честь принимать нежеланного гостя выпала премьер-графу, краса и светоч городской гильдии потомственных дворян бежал прочь из собственного дома, едва успев процедить невнятное приветствие.

— Скажите, а это правда, что они там ежегодно жребий тянут? — полюбопытствовал я, обратившись к приблизившемуся Гостю.

Посланец Ковена страдальчески прищурился на солнце, вздохнул и гундосо отозвался не по теме:

— Ветрено нынче, а лететь порядочно. Советую не завтракать плотно.

Ну, это предостережение запоздало. Тем более, что восстанавливать запас сил и крови мне приходилось любыми способами.

— А где это Пепельное ожерелье? Далеко?

— На северо-востоке, — Гость вздохнул так тяжко, словно это ему предстояло одолеть расстояние усилием собственных крыл. — На границе мертвой зоны.

— Там разве кто-то живет?

— Это во владениях барона находится город Пестрых рек? — вмешался заинтересовавшийся Гергор.

— Вот именно, — будто что-то объяснив, кивнул Гость, тут же позеленел, мучительно закатил глаза и дернул кадыком, сожалея о резком движении головой.

— Ручьи… Какое невинное название для баронской резиденции, — заметил я. — Форелью промышляют?

Гергор широко ухмыльнулся и шрам, стянувший губу и обнажив верхний клык, снова сделал его похожим на злорадного упыря:

— Ее полное название звучит, как «Крепость, омытая ручьями вражьей крови».

Я присвистнул:

— А почему ручьями, а не реками? Так значительнее, не находите?

— Ну, это вопрос к баронской скромности. Или к отсутствию размаха воображения.

Зато Гость, похоже, недостатком воображения не страдал. Реки крови его доконали. То-то он и вовсе просел, словно весенний сугроб, сделавшись рыхлым, серым и оплывшим.

— Летят! — встрепенулся Бриго Малич, приметив разрастающуюся крылатую птицу в небе.

Гость судорожно всхлипнул и стал блеклым и прозрачным, как снятое молоко.

* * *

Самолет светлый, с серебристым отливом и темными на концах крылами, замер в центре посадочной полосы. Один из пилотов, едва доставая, водил раскрытыми ладонями по брюху самолета, по легким металлическим щитам, расписанным «воздушными» рунами. Часть рун на боку и днище потускнели и исказились.

Эк их угораздило… Как самолет вообще не упал?

Второй пилот беседовал с Гостем. Ветер крал обрывки разговора: «…пришлось облетать… может, магическое возмущение, но вероятно и нападение… какая-то черная тварь… никогда раньше такого…» Гость явно невнимательно слушал пилота и с содроганием косился на самолет.

— Готов? — осведомился Гергор бодро.

— Разве от моей готовности что-нибудь зависит? — я наблюдал, как Гость, мучительно кривясь, выписал знак перед глазами озадаченного пилота и тот, окаменев физиономией, уронил шлем наземь.

Другой пилот, не обращая ни на что внимания, руководил многоножками, заменявшими поврежденные щиты на боках самолета. Мелкие ремонтники облепили смирную крылатую махину, посверкивая на солнце полированными панцирями и издалека неприятно походили на блох, атакующих птицу.