— Надолго.

— Тогда привет.

— Подожди, Федя. Скажи мне, кто такой Вэ Андреев?

— A-а. Псевдоним. Это Володя Дорошенко. Ты ж его знаешь.

Знаю. Конечно, знаю. Лет двенадцать он здесь — приехал корреспондентом ТАСС, побывал собкором окружной газеты, но это так, скорее, между делом, — всерьез затянуло его бурение. У Петрова он даже до первого помбура поднялся, и однажды приехали мы с Лехмусом в бригаду Григория Кузьмича Петрова на митинг по случаю девяноста тысяч метров проходки; Володя застыл вместе со своей вахтой в центре утоптанной площадки, щурил глаза от телевизионной подсветки, борода его заиндевела; стоял декабрь...

А в газетной статье он рассказывает вот о чем. Восемь из двенадцати бригад Управления буровых работ № 1 (того самого управления, в котором некогда работали и Лёвин, и Китаев) не выполнили план. Такого никогда еще не было. Разрыв между лидером и отстающим коллективом достиг пятидесяти тысяч метров проходки. За два года проходка на бригаду упала почтя на десять тысяч метров. Резко повысилась аварийность. Возросли простои. Ухудшилась поставка технологического оборудования. Упало качество проводки скважин...

Читать такое было физически больно.

Это же не забытое богом место, а Самотлор, Самотлор, Самотлор, воспетый тысячу раз, знаменитый на весь мир Самотлор.

Что же случилось? Накопилась усталость? Не только мышечная усталость, но и усталость труб, машин, дорог, компрессоров, насосов, водоводов, металла?..

Перед кабинетом заместителя начальника УБР-1 Анатолия Васильевича Сивака распаренный мужик лениво давал интервью обступившим его дружкам.

— Подписал?

— Ни.

— Почему?

— Подмину требуе. И шоб сам шукав хлопца... А где его шукать, а?

— Когда ты собирался?

— С двадцать другого числа. Уже билеты взял...

Я постучал в дверь, зашел.

С Сиваком никогда я знаком не был, только статьи его в местной газете читал регулярно, толковые, умные статьи. С них-то я и начал разговор, но Сивак поглядывал настороженно, отвечал односложно, и тогда я, вспомнив «интервью перед дверью», спросил:

— Трудно с людьми?

— Не то слово. В наше управление всегда, можно сказать, конкурс был, мы людей подбирали, а теперь... Теперь набираем. Всех, кто ни попросится. А не попросится — сами уговариваем. В прошлом году четыреста пятьдесят человек уволилось, четыреста восемьдесят приняли. Треть управления за год! Получается, что раз в три года управление наше полностью обновляется. О каких тут традициях, о какой преемственности можно говорить... Людей требуется много. Одних буровых бригад у нас целая дюжина...

Ну да, двенадцать бригад, вспомнил я статью Володи Дорошенко. И восемь из них не выполняют план.

— Вместо того чтобы повышать производительность труда, — продолжал Сивак, — мы без конца наращиваем число бригад. Комплектуются они за счет людей случайных — вести нормальный подбор кадров в таких условиях мы просто не в состоянии...

И еще одну цифру я вспомнил. Когда подшивку листал, как-то внимания на нее не обратил, немая она была для меня, а вот сейчас всплыла из памяти, заговорила. Более двадцати тысяч часов объединение потеряло за год только из-за простоев по разного рода причинам, прежде всего в ожидании тампонажников, геофизиков, из-за отключения электроэнергии. Двадцать тысяч! В году-то часов поменее девяти тысяч будет. Несложное арифметическое действие — и ошеломляющий результат: две буровых бригады не работали целый год, а значит, просто не были здесь нужны.

— И этого мало, — сказал Сивак. — Сейчас затеяли еще третье УБР создавать. Типичная экстенсификация, хотя на словах все мы за интенсивный путь развития экономики. На словах… Знаете, какой план у нашего управления? Девятьсот шестьдесят тысяч метров проходки в год! Почти миллион! Четыреста восемьдесят скважин, четыреста восемьдесят передвижек, четыреста восемьдесят обеспечений. В такой ситуации управление подменяется снабжением — и только, такая махина просто неуправляема. Где тут стратегические вопросы решать, над технологическими, организационными проблемами биться — только метр! давай метр! А задумываться надо. Все, что мы теряем, мы теряем на межэтапных стыках — налицо организационные просчеты. Вышкари, тампонажники, геофизики, транспортники — никак они не связаны с результатами работы буровиков, ни морально, ни материально, ни организационно. Что тут прежде всего страдает? Правильно: качество. Гоним мы метры, гоним, а бригады освоения давно превратились у нас в бригады ремонта: каждую вторую скважину сразу же после завершения бурения надо в ремонт брать. Я уже не говорю, что за одну и ту же работу дважды платим, — мы в добыче теряем. Обустройство месторождения, хотя и называется опережающим, лет на семь-восемь от фактических потребностей отстало...

Что же тут неожиданного? — подумал я. Это давно не тайна. И семь, и восемь, и даже десять лет назад о наметившемся отставании в обустройстве месторождения говорилось вслух, озабоченно; трезво. Вскоре после XXIV съезда партии «Правда» напечатала серьезнейшую статью А. Мурзина «Вслед за Самотлором». Умный, пристальный, заинтересованный анализ положения дел в Приобье, резкая и обоснованная критика в адрес Госплана, занявшего благодушно-выжидательную позицию: дескать, все идет хорошо, лучше, чем предполагалось, прирост добычи куда больший, нежели планировался, — чего же еще желать, о чем волноваться? Пусть геологи разворачиваются пошустрее да откроют парочку новых Самотлоров, а уж с этого мы возьмем все, что надо, не беспокойтесь. Однако повод для беспокойства был, и был он очень существенным. Уже не «Правда», а нижневартовское «Ленинское знамя» в те же, давно прошедшие теперь года опубликовало тревожную статью «Самотлор сегодня. А завтра?». Три коротких колонки эрбаром, что-нибудь около ста пятидесяти газетных строчек, три странички на машинке — и клубок настораживающих фактов. Цементаж едва ли не половины пробуренных скважин проведен из рук вон плохо. Пласты меж собой разобщены ненадежно. Уже зафиксированы случаи перетоков газа из пластов группы «А» в лежащие выше горизонты...

«— Ну, а пласты они разобщили? — спросил Сорокин. — Надежный экран поставили?

— Разобщили... — задумчиво протянул Макарцев. — Об этом судить трудно. Сам знаешь, в нашем деле много еще такого, о чем сразу не скажешь наверняка. Работали они на совесть — это да. А что удалось...»

Недавний разговор внезапно отчетливо прозвучал в ушах, когда я нашел в своем архиве и стал перечитывать старую пожелтевшую уже газетную вырезку. Автор статьи, горнотехнический инспектор по охране недр Т. Загиров продолжал: «Это наносит серьезный ущерб энергетическим ресурсам пласта «А», создает трудности при бурении скважин, вызывая угрозу внезапных выбросов, снижает давление в газовой шапке. Это может привести к безвозвратным потерям нефти в пластах группы «А», обусловленным сдвигом залежей в зону сухих газонасыщенных песчаников...» Дальше говорилось, естественно, об отставании строительства водоводов, мощностей по поддержанию пластового давления и о том, конечно, что «в процессе эксплуатации скважин допускается увеличение отбора нефти против нормы, установленной технологическими режимами и проектом разработки. Интенсивный отбор нефти, как известно, приводит к быстрому падению пластового давления, к неравномерному перемещению фронта вытеснения нефти, к оставлению целиков нефти вследствие обхода их потоком вытесняющего агента и, как правило, к преждевременному обводнению скважин...»

Тогда еще это говорилось, тогда! «Факты нарушения требований охраны природы вызывают серьезную тревогу за будущее состояние Самотлора». Будущее... Теперь оно настоящее. Происходящее. Но еще десять лет назад в понятие «охрана природы» нижневартовский инспектор Т. Загиров включил не только ее защиту от вредоносного воздействия нефтедобычи, но и разумное, рациональное, бережное использование природных богатств. А мы с тобой, Сергеич, продолжаем спорить: речушку уберечь? метраж не потерять? Поглубже истина зарыта, поглубже. И добывать ее сообща придется, всем миром — как вахта всем миром берется за дело, когда во время бурения наступает миг наращивания инструмента.