В то лето при содействии Массачусетского общества помощи переселенцам туда прибыло семьсот пятьдесят новых жителей. Одни пробирались в крытых фургонах по звериным тропам, другие плыли по реке Огайо, погрузив свои земледельческие орудия на пароходные палубы.
Их взорам представился красивейший край: нетронутая земля, холмистые прерии, лесные ручьи и над всем — бездонный, ослепительно синий небосвод. Разбили палатки и принялись за обработку целины. Каждый мечтал иметь свой скот, засеять поле кукурузой и пшеницей, посадить сад и виноградники. Земли было сколько угодно, отличной, плодородной…
Выборы в первое законодательное собрание Канзасской территории были назначены на 30 марта 1855 года. Сам Горас Грили приехал на эти выборы в качестве корреспондента своей газегы «Нью-Йорк трибюн».
Но сторонники рабства хлынули тысячами на территорию Канзаса из соседнего штата Миссури и захватили избирательные участки.
«Накануне выборов, — писал Грили, — в Лоуренс прибыло около тысячи миссурийцев кто верхом, кто на телеге, все хорошо вооруженные ружьями, пистолетами, кинжалами, а один отряд даже притащил два орудия с картечью». По свидетельству Грили, никто из них не пытался соблюдать и видимости законных действий. Точно так же обстояло дело на территории всего Канзаса, и захватчикам удалось провести всех своих ставленников в законодательное собрание, за исключением одного конгрессмена и одного сенатора. Эти были членами партии Свободной земли из какого-то глухого района, который миссурийцы просто упустили из виду. Хотя на всей территории было зарегистрировано только 831 человек законных избирателей, бюллетеней было подано ни больше ни меньше, как 6 320!
Население Канзаса отказывалось признавать и самозванных представителей и их законы. Тогда для «укрепления законности» Канзас наводнили преступными элементами. Это и заставило сыновей Джона Брауна обратиться к отцу с просьбой прислать им оружие и боевые припасы, чтобы защитить и себя и своих соседей.
Джон Браун закрыл свою лавку в Спрингфилде и переехал на маленькую горную ферму близ Норт-Эльбы в штате Нью-Йорк. Перед отъездом сыновей на Запад Браун писал сыну Джону: «Я не возражаю ни единым словом, если ты или другие члены моей семьи хотите ехать в Канзас или Небраску для того, чтобы помочь победить Сатану и его легионы; что же касается меня, то я чувствую, что мой долг — посвятить себя иной деятельности».
Несколько месяцев Браун не получал никаких известий от сыновей. Наконец пришло первое письмо с просьбой об оружии. Джон Браун стоял во дворе и держал в руке письмо из Канзаса. Взгляд его был устремлен на вершины гор, худощавая фигура и желтое морщинистое лицо резко вырисовывались на фоне неба. Потом он направился в конюшню и оседлал свою лошадь.
— Я съезжу в Рочестер, — сказал он жене. — Хочу посоветоваться с Дугласом.
Жена стояла в узком дверном пролете на пороге дома и долго смотрела ему вслед. Он не оглянулся. Джон Браун никогда не глядел назад.
Жители Рочестера теперь указывали приезжим на дом Фредерика Дугласа, как на местную достопримечательность. До того, как Дугласы заняли неказистый двухэтажный домик на Александр-стрит, это была обыкновенная тенистая улица на краю города. Новые соседи-негры вызвали среди населения уйму толков, впрочем без открытой враждебности.
Теперь на Александр-стрит нередко появлялись знаменитые люди из Бостона, Нью-Йорка, Филадельфии. Кто-то рассказывал, что узнал в лицо нью-йоркского редактора Гораса Грили, другой уверял, что видел собственными глазами известного священника Уэнделла Филиппса. Для соседей перестало быть новостью, что в воскресный день к дому подкатывала огромная коляска Даниеля Антони и все семейство Дугласов рассаживалось в ней, чтобы ехать в имение Антони за несколько миль от города. Дочь мистера Антони, Сюзен, была тоже на виду: к этому времени она уже разъезжала по стране, имя ее фигурировало в газетах. Мужчины укоризненно качали головами, но представительницы прекрасного пола с торжествующим видом перекусывали нитку на своем шитье и многозначительно переглядывались. «Женский съезд по борьбе с алкоголизмом прошел с большим успехом», — напоминали они своим супругам. А те спешили возразить: «Борьба с алкоголизмом — это ладно, но к чему вся эта болтовня о женском равноправии?!»
Одна дама с Александр-стрит слышала выступление Фредерика Дугласа в защиту прав женщин. «Он произнес великолепную речь», — восторженно рассказывала она. «Можно подумать, что у него мало собственных, негритянских забот!» — недовольно комментировал ее супруг.
И впрямь у Дугласа было немало собственных забот. «Полярная звезда» становилась большой еженедельной газетой, каждый номер обходился в восемьдесят долларов. К большой радости всех сочувствующих, тираж ее достиг трех тысяч. Но Дуглас не раз оказывался без денег, и выпускать газету было очень трудно. К работе была привлечена вся его семья. Льюис и Фредерик научились наборному делу, они же сами доставляли номера подписчикам. На улицах Рочестера стало привычным видеть двух мальчуганов с пачками газет под мышкой и со школьными ранцами на спине.
Но выпуск газеты составлял лишь часть обязанностей Дугласа. Одну зиму он каждый вечер выступал в Крринтиен-холл. Остальное время разъезжал с докладами по окрестным городам. Приедет, бывало, вечерним поездом в Виктор, Фармингтон, Канандейгу, Женеву, Ватерлоо, Буффало или Сиракузы, проведет собрание в церкви или в наемном помещении, а ночью возвращается в Рочестер. Его помощник, приходя утром в редакцию, всегда заставал своего шефа за столом: тот или писал, или готовил к отправке газеты.
Спать удавалось очень мало. В любое время дня и ночи являлись «пассажиры» «тайной дороги» — кто в экипаже, завернувшись в плащ квакера, кто на возу под дровами, кто обложенный мешками с мукой. Находились смельчаки, ехавшие поездом, а случалось, что к дверям редакции подкатывала телега с большим ящиком, на котором было написано: «Открывать с осторожностью!»
Каждый агент «тайной дороги» рисковал штрафом и тюремным заключением. Все понимали, что их помощь — только капля в море, и все же ликовали, если удавалось освободить из неволи еще одного раба. Однажды одиннадцать беглецов собралось у Дугласа в доме. Им пришлось пересидеть там довольно долго, пока Дуглас не собрал достаточно средств для переправки их в Канаду. Анна готовила в огромных котлах пищу, которая поглощалась молниеносно. Гости спали на чердаке и на сеновале.
Многие жители Рочестера помогали скрывать беглых негров. Как-то вечером, когда уже стемнело, в двери Дугласа постучал хорошо одетый человек средних лет и назвал себя помощником местного правительственного уполномоченного по делам беглых негров.
— Я явился предупредить вас, — сказал он, не присаживаясь, — что час назад нашу контору посетил владелец трех рабов, бежавших из Мэриленда. Располагая сведениями, что они в Рочестере, он получил ордер на их арест и собирается сюда к вам.
Дуглас глядел на пришельца, не веря своим глазам. Фамилия, которой тот себя назвал, не оставляла сомнений, что это весьма видный деятель демократической партии: уж от такого-то меньше всего можно было ожидать помощи! Дуглас попытался что-то ответить, но гость прервал его:
— Счастливо оставаться, мистер Дуглас! Советую не терять ни минуты! — и с этими словами поспешил уйти.
Один из разыскиваемых беглецов был в это время у Дугласа на сеновале. В ту же ночь пара вороных коней проскакала куда-то во тьме. Потом прогромыхала к пристани телега Азы Антони, а утром трос молодых негров находились уже в свободных водах озера Онтарио на пути в Канаду.
Дуглас и его «Полярная звезда» являлись тем центром, вокруг которого развертывалась основная деятельность аболиционистов-негров. Среди новых знакомых Дугласа были: внук вождя африканского племени Генри Хайленд Гарнет, высокообразованный человек, не примыкавший к лагерю Гаррисона, ибо он с самого начала предпочитал политическую деятельность; доктор Джеймс Мак-Кюн Смит, получивший медицинское образование в Шотландии, Джеймс Пеннингтон, окончивший Гейдельбергский университет, Генри Бибб, Чарльз Редмонд и двоюродный брат Гарнета Сэмюэль Рингголд Уорд, которому особенно симпатизировал Дуглас. Все эти люди были старше Дугласа по возрасту, он гордился, что есть такие негры, и общение с ними придавало ему больше уверенности в себе.
