- У вас была нелегкая жизнь, дружище Санчо. Я всегда придерживался мнения, что каждый - кузнец своего счастья. Но никогда под руками не оказывается нужного инструмента, а иногда приходится вырывать его зубами. Не бойтесь, я вас не осуждаю, это не мое дело, оно касается лишь Господа.

- Значит, вы мне поможете?

Тот задумался.

- То, о чем вы мне рассказали, очень серьезно, Санчо. Мой долг как комиссара - рассказать об этом.

- Ну что ж, - печально изрек молодой человек, поднимаясь. - Теперь я вижу, что совершил ошибку, обратившись к вам.

Однако Мигель не позволил ему уйти, удержав за плечо.

- Нет, прошу вас. Сядьте. Я разделяю ваше беспокойство, что если донести на Варгаса, это ни к чему не приведет. Думаю, что ваш план, хотя и рискованный, но лучше, чем другой исход. Однако есть одна вещь, которую вы не предусмотрели: нам нужен человек, который сделает предложение. И это не может быть любой человек с улицы.

Санчо не ответил. Он смотрел вверх и вправо, через голову Мигеля. Тот обернулся, заинтригованный, чтобы узнать, на что с таким интересом смотрит юноша.

У камина висел огромный деревянный щит, нечто вроде доски объявлений. Там были тарифы на постой, королевские указы и объявления о потерянных предметах с обещанием вознаграждения. Но не это заинтересовало Санчо. На углу неподалеку от них афиша объявляла о представлении в местном театре. Санчо на обратил внимание ни на название спектакля, ни на адрес заведения. Лишь единственная строчка притягивала его взгляд. Иностранное имя одного из актеров, игравшего самую несущественную роль в труппе.

- Я думаю, дон Мигель, что нашел идеального человека для этой задачи.

Напустив на себя надменный и презрительный вид, Гильермо де Шекспир ожидал за дверью Варгаса. Он понимал, что купец нарочно заставляет его ждать, чтобы подчеркнуть собственное могущество и зависимое положение Гильермо, однако именно к этому Санчо его и готовил.

Когда неделю назад молодой человек подкараулил его на выходе из театра, англичанин его не узнал. Тем не менее, он охотно принял его приглашение распить кувшинчик вина. И лишь когда служанка принесла напиток - лучшее вино из Торо - память англичанина вернула его на три года назад, в трактир, где он тогда жил, и где по его вине жестоко избили этого мальчика.

- Сансо! - воскликнул Гильермо на ломаном испанском, ставя на стол пустой стакан. - Вот теперь я вас вспомнил.

- Но так и не научились выговаривать мое имя, - ответил молодой человек по-английски.

От этих слов глаза Гильермо загорелись. У него было не много возможностей поговорить на родном языке.

- Ах, Сансо. Новый язык в старых устах - плохая комбинация. Но расскажите мне, расскажите о своей жизни. Только говорите потише. В нынешние времена лучше не говорить по-английски в открытую.

Хотя они сидели в углу пустой таверны, Санчо прислушался к этому совету.

- Вы до сих пор притворяетесь ирландцем?

- Хотя мне это с трудом дается, но да. Я боюсь за свою жизнь. Но и на родину вернуться не могу, как бы я этого ни хотел. С тех пор как Филипп ведет войну с Елизаветой, из Севильи к моим островам не ходят корабли.

- Вы могли бы отправиться в Нормандию.

- Для этого у меня не хватит денег. Моя единственная надежда - найти доброго английского капитана, который захочет вернуть соотечественника на родину. Боюсь, что мне придется подождать.

Гильермо поведал, как трудно ему пришлось в эти годы, со всей обычной страстью и цветистостью, которые наполняли его рассказы. Он преподавал в нескольких домах английский молодым дворянам и торговцам, эта работа выводила его из себя, но давала средства на скудное существование. Бывали дни, когда ему приходилось прокрадываться на кухни, чтобы стащить какую-нибудь еду. Когда он больше не мог выносить дерзости избалованных мальчишек, то сменил плохо оплачиваемую профессию учителя на еще более нищенскую профессию актера. Учитывая его плохой кастильский, он мог рассчитывать лишь на вторые роли без слов.

- Я изображал стражника, священника и камень. И дерево, будь оно проклято. Клянусь, что если однажды напишу приличную комедию, то в ней не будет ни единого дерева.

- Вы всё еще пишете, Гильермо?

Пальцы англичанина, как и тогда, были испачканы чернилами. Но в голосе его прозвучало разочарование, а вокруг глаз собрались морщинки.

- Немного, - ответил он. - Но я так и не написал ничего стоящего. Зато извел целые горы бумаги, которая оказалась бы куда как полезнее в качестве растопки. В конце концов я попросту сжег всё, что написал.

Теперь настала очередь Санчо рассказать свою историю. По сравнению с рассказом Гильермо, это было сухое и аскетичное повествование, на которое понадобилось вполовину меньше времени. Но когда он закончил, Гильермо вытаращил на него глаза.

- Значит, вы стали вором.

- Как Робин Гуд. Я решил, что тоже смогу удрать из нищеты таверны и сделать себе имя, грабя богачей, чтобы отдавать всё беднякам. Каким же я был дураком.

- Это была всего лишь сказка, - прошептал Гильермо.

Санчо не ответил. Англичанин с виноватым видом спросил, может ли что-нибудь для него сделать.

- Конечно, можете, дон Гильермо. Вы можете сыграть лучшую в жизни роль. А взамен я верну вас на родину.

При этих словах с лица Гильермо тут же слетело виноватое и удрученное выражение, словно с порывом ветра.

- И где будет происходить представление?

Сценой, объяснил ему Санчо, будет кабинет Варгаса, куда как раз вошел Гильермо в сопровождении капитана де Гроота. По сравнению с прохладой двора, эта комната напоминала печку. Хотя англичанин и рад был оказаться в тепле, но тут же вспотел.

"Я не должен вытирать верхнюю губу и лоб. Избегать любого прикосновения", - напомнил себе Гильермо.

Он приблизился к Варгасу, который недоверчиво его рассматривал, сидя за письменным столом. Гильермо опустил голову, напряженно застыв, и протянул купцу свои верительные грамоты. Варгас даже не шевельнулся, чтобы их взять, к гостю подошел Гроот,, взял бумаги и вручил их своему господину. Тот окинул бумаги беглым взглядом, ни единый мускул на его лице не дрогнул.

"Они настоящие. Всё по-настоящему, как будет настоящим нож, который воткнут мне в брюхо, если я не сыграю как следует", - заставил себя подумать Гильермо, пытаясь отвлечься от мысли о том, что два дня назад на этих фальшивых грамотах еще не высохли чернила. Они стоили целого состояния, которое Санчо пришлось собрать, срезая кошельки на площади Святого Франциска. И это ему не нравилось, с каждый разом он всё больше ненавидел воровство.

- Меня зовут Франсиско де Вимполе, и я... - заговорил Гильермо на своем ломаном кастильском наречии.

- Я знаю ваш язык, сеньор де Вимполе, - ответил по-английски Варгас. Голос его звучал твердо и властно, и Гильермо сразу понял, какой это жестокий и безжалостный человек.

- Меня это радует, сеньор. Это значительно облегчает мою задачу, - ответил актер с таким апломбом, какой только был возможен в этом языке.

Варгас приподнял край исписанной мелким бисером бумаги. Часом раньше Гильермо вручил ее в запечатанном виде одному из слуг.

- Не знаю, что это за задача, Вимполе. Это сообщение намеренно составлено так, что ничего не понять. С таким же успехом вы могли бы написать здесь рецепт каши. Даже ваше присутствие в этом городе - это измена.

- Так же, как сжигание амбаров без пшеницы и обвинение в этом моей страны, сеньор Варгас? - спросил Гильермо, пытаясь придать тону сарказм.

Реакция на его ужасающие слова была тройной. Варгас напряг плечи и сжал кулаки, Гроот сделал шаг вперед, а испуганное кряхтение в дальнем углу кабинета открыло присутствие за ширмой еще одного человека.

- Выходите, Мальфини. Раз уж вы сами себя выдали, то сможете и посмотреть, как Гроот разделается с этим англичанином, - сказал Варгас сквозь зубы.