Следующим по списку шел солдат, уже более пяти лет томившийся в плену в Алжире, чья семья продала единственный клочок земли в Испании, чтобы его спасти. Монах назвал кади имя этого человека.

- Ах, этот! - вспомнил тот. - Признаюсь вам, он превосходный собеседник. Я собирался оставить его себе.

- Быть может, вы измените ваши планы, ваша милость?

- Отличная мысль, мне как раз нужен новый ковер. Шестьсот эскудо.

- Но, ваша честь, это всего лишь простой солдат!

Кади покачал головой.

- У него были найдены рекомендательные письма от самого дона Хуана Австрийского. Должно быть, у него имеются влиятельные друзья. Так что если вы хотите его получить, вам придется заплатить сполна.

Они снова принялись торговаться - на сей раз с переменным успехом. В конце концов Хасану наскучила эта игра, и он назвал окончательную цену.

- Пятьсот эскудо, брат Хуан. Не думаю, что хороший персидский шелк стоит дешевле, - он поднял босые ноги и пошевелил в воздухе пальцами, показывая накрашенные ногти. - И я надеюсь, что вы не станете предлагать мне ковер низкого качества, ведь так?

- Нет, ваша милость, - ответил монах, с наслаждением представив, как эти ноги когда-нибудь пройдутся по раскаленным углям ада.

- Значит, по рукам? - нетерпеливо спросил Хасан.

- Разумеется, ваша милость. Пятьсот эскудо.

Кади хлопнул в ладоши, и двое стражников втолкнули в каюту пленного. Он был опутан цепями, руки и ноги закованы в кандалы. У него были длинные волосы и борода, от него за версту несло мочой и потом. Он без сил рухнул на палубу, едва стражники перестали его поддерживать.

- Ну и товар вы пытаетесь мне всучить, ваша милость, - возмутился монах.

- Напротив, вы должны благодарить меня, что я сохранил ваш товар в столь превосходном состоянии. Этот кабальеро четырежды пытался сбежать, причем однажды увел с собой шестьдесят других рабов. Мне давно следовало его повесить, но я отчего-то питаю непонятную слабость к этому человеку. Так что я считаю, что вполне достаточно отыметь его в задницу, когда он плохо себя ведет, - ответил Хасан, делая особый акцент на последних словах.

Брат Хуан пропустил мимо ушей зловещий комментарий, потому что в отличие от прочих монах никогда не судил людей за то, что им приходилось делать ради выживания в этом Богом забытом месте. А кроме того, от других пленников он слышал о беспримерной храбрости этого человека. Он пытался любым способом сбежать, ускользая в горы в окрестностях города или украв лодку и направившись в море. Одна из этих попыток привела большую группу христиан к пещере, где они тайно жили как умели, пока предатель из тех же христиан не продал их за кувшин масла.

По турецким законам побег карался смертью, но человек, который сейчас распластался на палубе, выступил вперед и взял на себя всю ответственность, когда стражники кади захватили их в пещере. Этот человек, хотя и скромного происхождения, имел больше прав вернуться в Испанию, чем кто-либо другой.

- Вот, сеньор, - произнес брат Хуан, бросая плату к ногам кади.

- И что мне с этим делать, по-вашему? - спросил Хасан-паша, взглянув на бумаги так, словно монах бросил на его подушку кобру.

- Это расписки генуэзских банков, сеньор. Столь же хороши, как и наличные.

- В Алжире - может быть, монах, но этот корабль считайте, уже в Константинополе. Лучше принесите пятьсот эскудо золотом, не позже чем через час. Мы вот-вот отплываем, - сказал Хасан-паша, отпуская его жестом.

Брату Хуану даже не позволили себе взглянуть на узника, несмотря на то, что тот размахивал руками, пытаясь привлечь внимание. Вскоре на него навалилась чудовищная усталость, подагра терзала его больше, чем обычно. Ему придется подняться обратно к лавкам в высокой части рынка и встретиться с несколькими менялами, потому что вряд ли такое количество эскудо наберется у одного, а за обмен придется заплатить значительный процент, который пробьет большую брешь в его скудных счетах. Потом придется снова спуститься до доков, протискиваясь через потную толпу, и всё это под палящим солнцем и на голодный желудок. И хуже всего, это может оказаться совершенно бесполезным, потому что потребует больше часа.

"Надеюсь, что ты стоишь всех этих усилий, сынок", - подумал монах, прихрамывая пустившись в путь.

Монаху потребовалось больше двух часов, чтобы вернуться обратно, и он уже отчаялся найти огромную галеру Хасана-паши на том же месте. Настал час прилива, но по какой-то причине корабль стоял на месте, а кади яростно бранил одного из своих капитанов, избивая его сделанной из сандала и бычьего волоса метлой, что служила для избавления от мошкары. Капитан припал к ногам хозяина, и с каждым ударом его голая спина покрывалась выпадающими из метлы волосками. Сцена выглядела бы комично, если бы не резкий финал.

- Уведите его и отрежьте уши, - велел кади одному из своих стражей. - Чтобы в следующий раз не забыл поднять на борт груз, который уже несколько часов как должен был находиться в трюме.

Он повернулся к брату Хуану с бесчеловечной гримасой на лице, которая постепенно сменилась обычным безразличным выражением.

- Вам повезло, монах, - он сделал знак слуге, и тот забрал у брата Хуана тяжелую котомку. - Или повезло вашему новому другу.

Другой стражник освободил пленника от оков и цепей и мягко потянул его за волосы, чтобы поднять на ноги.

- Идти можете? - прошептал узнику монах, протягивая ему руку.

Тот кивнул, но не отказался от предложенной помощи. Взявшись под руки, они спустились с палубы и пересекли пристань, монаху показалось, что этот путь занял вечность. Наконец они добрались до трубы, ведущей от источника ко входу в порт, чистая вода спускалась от ручья за пределами городских стен. Бедняга тут же припал к ней. Он хлебал воду, пока его живот не раздулся, как у жабы, а потом опустил под воду голову, как будто ему не хватало той воды, что он выпил.

- Какой сегодня день? - наконец спросил он монаха, когда к нему вновь вернулись силы. И через мгновение зарыдал, не в состоянии остановиться.

- 19 сентября 1580 года.

- Святые небеса, - произнес солдат, вытирая слезы. - Девять месяцев в этом застенке. Без света, с наперстком воды в день. Благослови вас Господь, падре.

- Запомните этот день навсегда, друг мой. И уж постарайтесь, чтобы ваша дальнейшая жизнь этого стоила, - ответил брат Хуан.

Мигель де Сервантес кивнул и дал ему торжественную клятву.

Через десять лет бывший военный, превратившийся теперь в королевского комиссара по закупкам продовольствия, снова встретился с битвой жизни со смертью, хотя природа ее на сей раз была иной. Враги преследовали его с обоих флангов, имели лучшее оружие и бесстрашно наступали.

Мигель не вышел бы из этой комнаты живым и невредимым, если бы в это мгновение не появился высокий и худощавый юноша с пронзительными зелеными глазами, с ног до головы одетый в черное. Он сел рядом и сказал...

- Сдайте мне карты, окажите любезность.

Игрок взял колоду и разложил на столе, чтобы лучше перетасовать, одновременно с этим без утайки рассматривая Санчо. Юноша улыбнулся с притворно невинным видом. Он вошел в картежный притон без шпаги, как было принято, и из-за жары быстро расстался с хубоном, повесив его на спинку стула. Он также вытащил оттуда толстый кошель, у которого чуть не лопались швы, и глаза хозяина заведения загорелись от жадности.

Санчо был прекрасно осведомлен об этом месте и его шести столах для игры, единственный интересующий его стоял в центре, хотя он не впервые находился поблизости от этого заведения. Раньше он следовал сюда за Бартоло во время одной из таинственных прогулок карлика по четвергам, теперь то время казалось Санчо словно принадлежащим другой жизни. Здесь карлик потерял целое состояние, что вызвало события, которые привели Бартоло в могилу, а Санчо на галеры.