Внезапно ее дрожь перешла в резкие подергивания, и Ясмин одним вздохом выдохнула свое наслаждение в губы Андре. Крепко сжав тело Ясмин, он почувствовал, что она совсем открыта, и принялся ритмично погружать два пальца в горячую плоть. Бедра Ясмин задвигались живее, пытаясь как можно глубже принять пальцы Андре.

— Войди в меня, — слабо простонала Ясмин. — Только не пальцами. Я хочу… я хочу-у-у…

— Не здесь, любовь моя. Потерпи немного. Это ненадолго удовлетворит тебя. — Почувствовав, что дрожь несколько угасла, Андре сделал кругообразное движение пальцами в лоне Ясмин. — Сейчас я дам тебе минутку отдыха, а потом отведу в номер. Я ведь тоже хочу быть участником, подумай и обо мне. — Поддерживая Ясмин, Андре медленно извлек пальцы, неторопливо облизал их и улыбнулся порочной улыбкой. — Ум-м-м, вкусно. А теперь пошли. Остальное — на десерт.

Несмотря на то что ноги Ясмин все еще подкашивались от слабости, Андре поволок ее по бесконечному лабиринту улочек. Неожиданно яркий свет в вестибюле гостиницы заставил Ясмин зажмурить глаза. Но кажется, никто не обратил внимания на растрепанные волосы Ясмин и ее отрешенный вид, даже лифтер, молча повернувшийся к ним спиной и доставивший их на нужный этаж.

В ту ночь Ясмин и Андре не спали вообще. Понукаемый страстным желанием Ясмин, ее чрезмерным возбуждением, заставлявшим вновь и вновь восставать его плоть, с тем чтобы снова вернуться в сладостный мир самозабвения, Андре без устали трудился, выполняя все прихоти Ясмин. Страх перед возвращением в Танжер превратил Ясмин в цепкую и ненасытную хищницу, которая сама готова была накинуться на жертву, чтобы только погасить неутоляемый жар ее вожделения.

После полудня следующего дня они загрузили машину и поехали к Тарифе, где должны были успеть на вечерний паром, курсировавший через пролив между Гибралтаром и Танжером. Увидев величественно возвышавшийся над водами Средиземного моря замок Тарифы, построенный в мавританском стиле, Ясмин снова испытала страх, впервые накатившийся на нее в Альхесирасе. Но на этот раз она ничего не сказала Андре, скрыв свои чувства за притворной маской спокойствия.

— Видишь вон тот замок? — спросил Андре, пока они дожидались парома. — С ним связана одна жуткая история.

В тринадцатом веке испанский командор Алонсо Перес де Гусман пожертвовал своим сыном, попавшим в плен во время длительной осады, сказав, что предпочитает «честь без сына сыну с бесчестьем». Он выдержал осаду, и его потомки впоследствии стали графами Медина-Синдонийскими.

— 1 — Какая жестокость!

— Большую часть всемирной истории составляет история человеческой жестокости.

Прежде чем Ясмин успела ответить на это циничное замечание, подошел паром. Ясмин вглядывалась в сверкавшие белизной стены Танжера, спокойно стоящего на противоположном берегу подобно огромной тиаре из жемчуга и бриллиантов. Развевавший волосы Ясмин ветер дул со стороны Марокко, и ей показалось, что она уже различает знакомые запахи, летевшие через пролив из Медины — города, где Ясмин родилась.

Разумеется, нынешнее возвращение было гораздо лучше, чем ее отъезд три года назад, но сегодня Ясмин отчаянно трусила.

«Лучше бы уж вообще не возвращаться, — подумала она. — Как хорошо было бы остаться в Европе, жить где угодно, но только не в Танжере. Слишком много воспоминаний осталось здесь. Андре легко думать, что я смогу прижиться в его мире. — Прежние страхи охватили Ясмин с новой силой. — Но как мне вести себя с этими людьми?

Примут ли они меня? Может, они уже знают, кем я была и откуда взялась? Не исключено. А если знают, как будут ко мне относиться?»

Ясмин вся съежилась, ей ужасно захотелось назад в Лотремо. Там она по крайней мере была в безопасности.

Там все знали Ясмин как дочь Андре. В Танжере на этот счет никаких заблуждений не будет.

Андре подошел к ней сзади и, обняв обеими руками, крепко прижал к себе, согревая ее теплом своего тела, стараясь хоть немного успокоить девушку, Ясмин откинула голову на плечо Андре и попыталась не выдать сковавшего ее напряжения.

Неожиданно Андре отстранился от Ясмин и, заглянув в ее полные тревоги глаза, улыбнулся.

— Я хотел бы спросить тебя об одной незначительной вещичке, — мягко сказал он.

— О чем угодно.

— Не выйдешь ли ты за меня замуж, Ясмин? Понимаю, я намного старше тебя, но буду невыразимо счастлив, если ты станешь моей женой. Ты не возражаешь?

— Возражаю? — Ясмин почувствовала, как внутри у нее все задрожало от радости. — Как я могу возражать? Я люблю тебя больше жизни.

— Можешь не отвечать прямо сейчас, дорогая. Подумай как следует. Познакомься с моими друзьями, войди в мою жизнь, а уж тогда решай, чего тебе хочется.

— Я и без того знаю. Именно этого мне сейчас и хочется.

— Но это желание может у тебя пропасть через несколько месяцев. Я только хотел; чтобы ты имела в виду мое предложение.

— Через несколько месяцев я могу лишь больше хотеть тебя, но никак не меньше.

Андре обнял Ясмин, и она счастливо улыбнулась. Взревев мотором, паром медленно вышел в пролив. Сделав полукруг, он взял курс на Танжер, отвешивая легкие поклоны небольшим волнам под розовеющим вечерним небом.

Волны весело плясали перед острым носом парома, а огни, светившиеся на том берегу, становились все ярче.

Прислонившись к борту, Ясмин и Андре наблюдали, как алый закат принимает фиолетовый оттенок. Вскоре на морс по-южному быстро опустилась ночь, окутав все вокруг фиолетово-синей тьмой. На небе загорались звезды. И, словно дополняя их свет, сливаясь с небом, засверкал радугой огней Танжер.

Полная луна повисла над чернотой Атласских гор, небо светилось бриллиантами звезд. Высоко на скале Ясмин увидела мерцающие огоньки человеческого жилища. Паром покачивало на легких волнах. В этом месте теплые течения Средиземного моря встречались с холодными водами Атлантики и волны шлепались о борта парома с каким-то недобрым звуком.

Вскоре отчетливо стал виден причал, быстро двигавшиеся на нем маленькие фигурки становились все крупнее. Паром сбавил обороты и медленно пошел вдоль дока.

Ясмин наблюдала за тем, как люди на пирсе ловят концы тяжелых канатов, которые бросали им матросы с парома.

И тут только до Ясмин дошло, что она три года не слышала арабской речи. Она, конечно, время от времени думала по-арабски, но, постоянно общаясь с мадам Дюша и Хиллари, Ясмин начала думать по-французски и говорить по-английски. Какой же далекой и давней казалась теперь школа!

За какие-то две короткие недели Ясмин стала совершенно другим человеком — даже невыносимая в большом количестве болтовня Хиллари вспоминалась ей с ностальгией.

Следя за тем, как рабочие на пирсе наматывают причальные канаты на тумбы, и вслушиваясь в их гортанный говор, Ясмин почувствовала, как ее захлестывает бесконечная тоска по Лотремо и Хиллари. Какая райская была жизнь!

Там она наконец получила шанс побыть беззаботным ребенком — то, что возможно только в богатых странах Запада. Здесь, в Танжере, беззаботных детей не было.

Какое счастье было жить в сказочной башне из слоновой кости, в том мире, где можно было учиться, радоваться и дурачиться в компании девочек-ровесниц. Теперь все это позади.

Сидя в «мерседесе», они дожидались, пока стоявшие перед ними автомобили выедут из парома; с пассажирской палубы людской поток устремился к выстроившимся в линию у причала такси. Маленькие мальчишки сновали повсюду, предлагая себя в качестве гидов туристам; таксисты переругивались высокими, срывающимися голосами, стараясь привлечь внимание потенциальных клиентов. Несмотря на поздний час, город был суматошным и бойким, ожившим наконец после сонной дневной жары.

Сквозь соленый рыбный запах залива Ясмин смогла различить запахи мяты и ароматы цветов. Ноздри ее раздулись, и Ясмин осознала, как близко она от Медины. Она с трудом попыталась подавить в себе ассоциации, связанные с этими запахами.