«Монголоидная кровь в жилах карасукцев (создателей «карасукской культуры». - О.Г.) действительно текла. Среди черепов в их могилах попадаются и плосколицые, и плосконосые. Правда, обе эти черты не сильно заметны и, не рассматривай мы, антропологи, их особенно придирчиво, могли бы и не обратить на себя внимание. Во всяком случае, не о чистых монголоидах идёт речь - лишь о людях с монголоидной примесью, которые встречались среди массы европеоидного «карасуксого» населения. Оно узколице, и под влиянием этого факта, а может быть, и под гипнозом устанавливаемых археологически связей с Монголией и Китаем, монголоидной примеси было приписано северокитайское происхождение.

Археологическая наука использовала монголоидную примесь для доказательства восточного происхождения карасукцев, а потом её заключение послужило одним из оснований антропологам для дополнительного обоснования и выяснения происхождения этой примеси - так снежный ком, вырастая, превращается в лавину. А читатель уже заметил, конечно, что налицо порочный логический круг, в который, увы, научные работники попадают совсем не реже простых смертных, - взаимоубеждение антропологов и археологов усилило видимость аргументации вдвое, тогда как на самом деле фактическая база для установления монголоидной примеси нисколько не увеличилась и продолжала оставаться весьма шаткой.

Тот очевидный факт, что основная масса карасукцев была не менее европеоидна, чем, скажем, русские или мордва, украинские или казанские татары, был забыт, и в археологических, да и в исторических работах мелькали сообщения о переселении карасукцев из Северного Китая, о мощной миграции людей с Востока, о китайском происхождении культуры поздней бронзы в Минусинских степях»[81].

Создаётся впечатление, что авторы «Истории Сибири» не читали крупнейшего антрополога, создателя технологии восстановления лица по черепу М.М. Герасимова, который обследовал черепа из энеолитических погребений «Базаихи», обнаруженные вблизи Красноярска на реке Енисее. Он подчёркивал:

«Следует учитывать, что на Енисее в это же время в непосредственно территориальной близости жили люди неолитического и энеолитического времени с чертами типичных европеоидов. Примером этого может быть череп, раскопанный Передольским у перевоза под Красноярском, и многочисленные черепа людей афанасьевской культуры, среди которых наблюдаются и метисные формы»[82].

А вот характеристика Герасимовым черепов, обнаруженных непосредственно в одной из территорий полосы Великого Турана Древней Руси, откуда, вероятно, вышло много племен будущих «индейцев»:

«Известный нам по антропологическому и археологическому материалу более поздний этап связан уже, собственно, с энеолитическим временем. Это глазковский этап. Он характеризуется в раннюю пору преобладанием иного антропологического типа, близкого североамериканскому варианту древнего монголоида. Поздняя пора этого же глазковского этапа даёт пёструю картину различных вариантов монгольского типа: североамериканского, тунгусо-байкальского, китайско-маньчжурского и ряд таких, которым трудно найти аналогию в современном населении Сибири.

На нижнем течении Ангары к этому времени относятся метисные группы с отчётливыми чертами европейцев (Кежма), а на Енисее - как монгольский, так и европейский типы, а также различные варианты метисов»[83].

В 1953 г. в Срединной империи был издан учебник «Краткая история современного Китая». В ней оказалась карта, где «Карандаш составителя жирным пунктиром очертил огромные пространства, куда вошли: Вьетнам, Лаос, Кампучия, Таиланд, Монголия, Корея, Непал, Сикким, Сингапур, Бирма, материковая часть Малайзии, японские острова Рюкю, филиппинский архипелаг Сулу, часть Афганистана, обширные районы Индии, часть Казахстана и других республик Средней Азии, советское Приамурье, Приморье, Сахалин»[84].

«В 1959 г. была составлена “наиболее полная” карта “утерянных” территорий с указанием года, когда была “потеряна” и к кому перешла. На ней, в частности, указано, что район Ташкента якобы был отнят Россией у Китая в 1864 г., левый берег р. Амур и Приморье отошли к ней в 1860 г., остров Сахалин отторгнут Россией и Японией после 1875 г… Ещё в 1936 г. Мао Цзэдун в откровенной беседе с Эдгардом Сноу подчеркнул, что “важнейшей задачей Китая является возвращение всех наших утерянных территорий”»[85].

Время появления карт: 1953 и 1959 гг. Подписывая 18 декабря 1967 г. в печать 1 том «Истории Сибири», А.П. Окладников, академик не только АН СССР, но и многих академий мира, не мог не ведать обо всех этих фактах. Если мы заметим, что в «Истории Сибири» «специалисты» вполне осмысленно подыграли Китаю, то это будет мягко сказано.

В «Истории Сибири» режет глаз лакейская манера называть народы Сибири и Дальнего Востока и их вождей не иначе, как по-китайски. Не надо быть академиком, чтобы увидеть славянское происхождение, например, имён вождей даже в тюркско-монгольской «упаковке»:

«Хунны и сяньби носили свои тюркские и монгольские имена. Например, Лю Вэйчэнь - geyici, т.е. “гость” или чужеземец (видимо, “гой еси”. - О.Г.); Лю Сян - cubar, “чубарый” (масть коня). Встречаются звериные имена: lacin - сокол (“лакей”, т.е. ручной, послушный человеку. - О.Г.). Но в историю вошли китайские имена, очевидно, носившиеся параллельно. К сожалению, принятое чтение китайских имён базируется на фонетике языка, современного нам, а не событиям. Это осложняет лингвистический анализ этнонимов. Но поскольку мы ставим в данной работе задачи не филологические, а этнологические, то на наши выводы отсутствие правильной транскрипции не влияет»[86].

«Носившиеся параллельно» китайские имена, скорее всего, накинули на сибиряков «историки».

«Чтение китайских имён» не «осложняет лингвистический анализ этнонимов», а делает его совершенно невозможным. «Фонетика языка, современного нам, а не событиям» тоже не при чём. Без указания тона звучания в транскрипции китайского слово-слога нет смысла говорить о его значении, т.к. тонов четыре и они носят смыслоразделительное значение. Поэтому в зависимости от тона звучания каждый слово-слог может иметь до четырёх(!) значений.

Не надо забывать и о сорока серьёзных диалектных расхождениях в разговорной речи великоханьцев, когда китаец-северянин не понимает китайца-южанина. Окончательный смысл заключает в себе лишь иероглиф, над которым уже не ставится знак тональности. Иероглиф понятен и грамотному китайцу, и грамотному некитайцу, проживающему в Китае, и, само собой, синологу.

В «Древней Сибири» и «Далёком прошлом Приморья» стараниями «историков» мы имеем дело с русскими транскрипциями китайских слово-слогов без указания тона их звучания и без стоящего рядом иероглифа. Значит, каждый из них - чемоданчик с двумя, тремя, а то и четырьмя кармашками, тайну содержания которых знают лишь в ЦК КПК и в Генштабе НОАК.

Л.Н. Гумилёв применил «глубоко антинаучный» метод в осмыслении хода исторических процессов в глубинах Центральной Азии. Он назвал его «этнологической методикой».

«Несмотря на очевидность того, что культуру любого народа нелепо оценивать с позиций его противника, обаяние аутентичного (т.е. великоханьского. - О.Г.) источника держало многих историков в тисках китайского представления и характеристик. Отсутствие у хуннов и других кочевников письменности (памятники рунической письменности Сибири до сих пор не прочитаны. - О.Г.) привело к тому, что китайским летописям нечего было противопоставить.