И все же Уилкинс решил погружаться. Дейненхауэр создал большой дифферент на нос, но не заполнил главных балластных цистерн, для того чтобы лодка по-прежнему имела положительную плавучесть. После этого маленький «Наутилус», отойдя от льдины, под которую он собирался нырять, развил скорость и, как разъяренный бык, бросился на нее.

Этот маневр дал ощутимый результат. Нос лодки с треском ударился об лед, погрузился и начал скользить вниз. Затем был пущен в ход бурав. Его скрежещущий звук проникал сквозь тонкий корпус лодки, создавая впечатление, будто какие-то дьявольские силы стараются разрушить корабль.

Наконец лодка остановилась с все еще вращающимися винтами, наполовину под льдиной, как бревно, уткнувшееся в скалу на берегу моря. Дейненхауэр отвел лодку назад и сделал еще одну попытку. И снова «Наутилус» застрял с носом, ушедшим под лед, и поднятой кормой.

Дейненхауэр в значительной степени сам был повинен в том, что попытка лодки погрузиться под лед закончилась неудачей. Ведь он настоял на сохранении у лодки около тридцати тонн положительной плавучести, а это, как и торчащий бурав, не давало возможности «Наутилусу» действовать как подводной лодке или, вернее, как перевернутым вверх полозьями саням. Но Дейненхауэр был специалистом-подводником, и Уилкинс не мог спорить с ним по этому вопросу.

Во время одной из этих бесплодных попыток скользнуть под лед Уилкинсу удалось сделать через иллюминатор в надстройке замечательные киноснимки. На них хорошо видна нижняя сторона льда. Качание кинокамеры, когда лодка кренилась, задевая буравом за лед, создает дополнительный драматический эффект.

После нескольких неудачных попыток Уилкинс убедился, что даже его железная воля не в силах заставить «Наутилус» сделать большее. Он послал по радио сообщение о том, что арктическое плавание закончено. «Наутилус» вернулся в Берген.

Там в конце сентября команда получила расчет. По условиям договора с американским правительством Уилкинс должен был по окончании плавания привести лодку в негодное для военных целей состояние. Фиорд в районе Бергена очень глубок: даже поблизости от причалов глубины превышают сто восемьдесят метров. «Наутилус» отбуксировали на спокойную воду фиорда и открыли клапаны затопления. Лодка погрузилась на дно фиорда и осталась там навсегда. Этот фиорд видел корабли викингов, возвращавшиеся с победой или из исследовательских походов, он видел груженные ценными товарами средневековые корабли Ганзейского флота, видел «Фрам» Нансена, уходивший в Арктику в 1893 году, и «Скейт», возвращавшийся в 1958 году.

Была ли экспедиция Уилкинса совершенно неудачной? Ни в коем случае! Большая часть научных сведений, полученных Свердрупом в течение двухнедельного пребывания «Наутилуса» у кромки паковых льдов, сохраняла свою непревзойденную ценность вплоть до походов атомных подводных лодок «Наутилус» и «Скейт».

Бесспорно, Уилкинсу приходилось иногда идти необычными путями, чтобы собрать средства на частную экспедицию. Ведь такие экспедиции обычно снаряжались целиком за счет государства или на значительные субсидии. И все-таки плавание «Наутилуса» явилось красноречивым доказательством исключительной решительности замечательного человека — Уилкинса.

* * *

Уилкинс остался позавтракать на «Скейте», а потом мы коротко обсудили наше плавание к Северному полюсу. Я чувствовал себя немного смущенным, рассказывая ему о замечательных приборах и устройствах, установленных на «Скейте». Прошло двадцать семь лет после плавания «Наутилуса». За это время техника на подводных лодках шагнула далеко вперед. Многие приборы и устройства оказались ненужными или ненадежными и уступили место более совершенным.

Но Уилкинс был достаточно мудр и прекрасно понимал, что развитие техники рано или поздно обеспечит появление таких устройств, которые сделают реальным исполнение мечты об исследовании Арктики.

— Теперь у вас есть все необходимое для подледного плавания, — неожиданно сказал старый исследователь. — Вы можете теперь идти в Арктику даже в зимнее время.

Я был поражен, но понял, что он имеет в виду. Ведь абсолютно все подводные исследования в Арктике до сих пор проводились только летом, когда там много полыней и разводий. Зимой все они замерзают, и чистой воды может совсем не оказаться или ее будет очень трудно найти.

— Вы еще по-настоящему не открыли Северный Ледовитый океан, — продолжал Уилкинс, — ни для научных исследований, ни для военных и коммерческих целей, если показали, что вы можете плавать там только летом.

— Какие площади чистой воды можно найти там, по-вашему, в зимнее время? — спросил я.

— О, вы, вероятно, найдете там кое-что, — ответил он, — но не очень много.

— Что толку в плавании, если мы не сможем всплывать на поверхность? — неуверенно спросил я.

— Я полагаю, вы сможете всплывать на поверхность, — ответил он. — Возможно, вам придется проделывать отверстие буравом или взрывать лед. Я не знаю, как именно, но думаю, что вы найдете способ.

Тяжело вздохнув, Уилкинс некоторое время сидел, глядя куда-то вдаль и улыбаясь. Конечно, ему было мучительно сознавать, что прошли те годы, когда он мог принять активное участие в таком смелом предприятии.

В конце января я выехал в Ганновер (штат Нью-Хэмпшир) для чтения в Дартмутском колледже лекции о плавании «Скейта». Только во время приема, устроенного после моей лекции, я по-настоящему осознал, кому я ее читал. Я знал, что Вильялмур Стефансон является профессором Дартмутского колледжа, но, оказывается, кроме него на лекции присутствовало много крупных специалистов по Арктике. Там были: профессор Тревор Ллойд — международный авторитет по части арктической географии и метеорологии, доктор Линкольн Уошборн — специалист по арктической геологии и Дейв Натт — член-корреспондент Дартмутского научного общества, который на своей шхуне «Блю Долфин» произвел множество исследований в Арктике. Мне кажется, если бы я знал, что все эти люди присутствуют на лекции, то, пожалуй, не осмелился бы произнести ни одного слова. Но если я и допустил какие-нибудь ошибки, то мои слушатели были слишком вежливы, чтобы указать мне на них.

На следующее утро я посетил огромную Дартмутскую библиотеку, в специальном отделе которой хранится собранная Стефансоном литература по Арктике. (Это собрание, между прочим, является вторым в мире по величине. Самое большое собрание находится в Арктическом институте в Ленинграде — свидетельство огромного интереса русских к этому району.) В библиотеке я увидел и самого Стефансона. Он сидел за работой среди целой горы книг и журналов. Судя по его крепкому телосложению и энергичным манерам, ему нельзя было дать семидесяти девяти лет. Его замечательный ум до сих пор сохранил свою проницательность и остроту. С помощью своей привлекательной и энергичной жены Эвелин (также выдающегося специалиста в области изучения Арктики) Стефансон поддерживает обширную переписку с учеными всего мира.

Стефансон родился в Канаде в исландской семье. Он давно является поборником экономического освоения Арктики. В своей самой известной книге «Гостеприимная Арктика» Стефансон доказывает, что север не голая ледяная пустыня, а богатый район, если только люди смогут приспособиться к необычным для них температурным условиям. Уместно отметить, что сам Стефансон показал себя более кого-либо подготовленным к жизни в Арктике. Он превосходный охотник, изучивший до тонкостей повадки зверей. Обнаружив добычу на расстоянии выстрела, он почти никогда не делал промаха. Он отлично переносил такие условия, в которых другие умирали от истощения или замерзали, и даже умудрялся набирать вес.

Стефансон и сегодня остается одним из самых больших авторитетов по вопросам Арктики. Приятно сознавать, что в преклонном возрасте он живет там, где хранится его бесценное собрание книг и брошюр по Арктике и где его труд понимают и высоко ценят.

Смерть Уилкинса, который был на девять лет моложе его, явилась тяжелым ударом для Стефансона, и он долго с любовью и восхищением рассказывал о своем старом друге. Затем мы подробно обсудили мою беседу с Уилкинсом, и особенно его предложение отправиться в Арктику зимой.