— «Все» — хорошо. А моя маленькая девочка — не очень.

— Что это значит?

— Она скучает по своему папе.

— Он тоже скучает по ней. Он так по ней скучает, что ты и представить себе не можешь. И по ее мамочке тоже.

Повисла долгая пауза.

— Ты получила посылку?

— Еще вчера.

— Хорошо. Очень хорошо. Но, знаешь, кое-кто может перестать платить.

— Что это значит? О чем ты говоришь?

— Я хочу сказать… я хочу сказать, ведь это была хорошая посылка?

Там было двадцать пять тысяч долларов.

— Очень хорошая, но я не понимаю, что происходит. О чем ты говоришь? Ты перестанешь играть в эту дурацкую игру?

— Да.

— Мне не нужны эти проклятые деньги, я хочу, чтобы ты вернулся.

— Конечно.

— Тебе не кажется, что президент, армия и американское правительство смогут обойтись и без тебя?

— Нет. Я… я не могу сейчас говорить. Мне пора, милая.

— Трус! — крикнула она в трубку. — Ты просто трус!

Безумно хотелось спать, и на час или два я отключился, но потом действие обезболивающих кончилось, и ноги, плечи и грудная клетка болели невыносимо. Я вколол себе ибупрофен. «Леденцы для рейнджеров», как мы их называли. За неимением морфия это было самым лучшим средством. В соседнем номере был еще один американец. Такой пьяный, что едва держался на ногах, когда шел по коридору в ванную комнату, чтобы извергнуть содержимое желудка. Случалось это довольно часто. Один раз он прислонился к моей двери, и я подумал, что его вырвет прямо здесь. Я выключил свет и приготовился к драке. На нем были только кальсоны. Он уставился на меня блестящими синими радужками, которые выделялись на фоне красной паутинки сосудов белков глаз. Думаю, он меня даже не увидел, но сумел подавить тошноту и потащился дальше.

Комната в гостинице была похожа на камеру, наполненную неподвижным горячим воздухом. Ничто не могло отвлечь меня от крутившихся в голове мыслей, и когда я очнулся в темноте, думая о Бетси, то почувствовал, что сердце у меня словно рассыпалось в пепел.

Я думал, что не могу сдаться, но понимал, что и продолжать не в силах. Разве может быть что-то более важное, чем мое возвращение в Канзас? Если я не вернусь домой, то могу потерять все, что пытался защитить. Но как мне защитить их от моего прошлого? И что будет, если поднимется вторая волна террора? Я надеялся, что Гриффин, управление и эти проклятые федералы справятся со своими обязанностями лучше, чем я. Затем я подумал, что, наверное, самое время помолиться, но сразу же возненавидел себя за эту мысль.

После Боснии и после того, как я чуть было не выпустил в мир страдания и кошмар, я понял, что людям лучше не просить помощи у Бога, потому что ответы, которые, как им кажется, они слышат, ужасающи. Я лежал, глядя в потолок. Да. В этом я прав: лучше искать Бога, чем найти его. Я искал, и пока я искал, я был хорошим парнем. Но когда мне показалось, что я его нашел, я стал самым отпетым мерзавцем.

Курт, тебе нужны не молитвы, а аргументы. Должно же быть какое-то объяснение тому, что ты видел. Алшами может быть кем угодно — врачом, террористом, палачом, но он еще и бизнесмен. Импорт-экспорт. Он продает специи и продукты. Где их берет? Я был не в состоянии анализировать. Но я мог начать работу.

В коридоре пьяницу выворачивало наизнанку. Я заглянул в открытую дверь его комнаты — на полу перед кроватью валялся паспорт.

Маленькое, похожее на лавчонку интернет-кафе в центре Гранады было все еще открыто, и даже с улицы я слышал звуки выстрелов, взрывов и стоны умирающих. Несколько подростков с остервенением резались в «Квейк-3» или «Контр-страйк» — интерактивные стрелялки с темными коридорами, таинственными врагами и воображаемыми террористами. Шум раздражал меня и вызывал волнение. Несколько мальчишек погрузились в интерактивный американский футбол, и я часто ловил себя на том, что смотрю в чужие мониторы. Я чувствовал себя игроком, который бежит через поле, ожидая подачи. Вырываюсь вперед, но не знаю ни расстановки сил, ни даже как выглядит нападающий.

Сосредоточься. Читай. Прошло только две недели с момента нападения на Нью-Йорк и Вашингтон, и на бесплатных интернет-сайтах было выложено огромное количество информации: газетные статьи, судебные документы, бесконечные мнения аналитиков. Дома американцы все еще скорбели, все еще изучали сведения, известные им о людях, которые находились в самолетах смертников. Их скорбь вызывали не только гибель людей и разрушения, они не просто хотели мести. За их горем и гневом стоял вопрос, который они не переставали задавать себе: «Как получилось, что эти девятнадцать человек жили, работали, ели, пили и радовались вместе с нами, здесь, на земле Свободы, и не научились любить нас?»

За рубежом президент Буш привлек всеобщее внимание к Афганистану: Усама, «Аль-Каида», «Талибан» и все эти «агенты зла» в Кабуле и Кандагаре. Между тем европейцы арестовывали обычных подозреваемых в терактах — людей, за которыми они следили годами. Но существовала серьезная проблема, и достаточно было заглянуть в газеты, чтобы понять: люди, захватившие самолеты АА077, АА011, ЮА175 и ЮА093, действовали не из Афганистана. Их операциями руководили из Европы и из Америки. И они никогда не были обычными подозреваемыми. Теперь их миссия завершилась, а с ней и их жизнь. Этот след вел в тупик.

Я извлек немало информации из сообщений прошлых лет. Было много статей об алжирце, задержанном на канадской границе в конце 1999 года с бомбой, которой он собирался взорвать международный аэропорт в Лос-Анджелесе. Он выдал сообщников, стал свидетелем обвинения и давал показания в суде об операциях Усамы. Он сообщил, что лагерь для подготовки террористов в Афганистане был интернациональным, рассказывал, что видел там шведов и немцев, говорил, что видел, как собак убивали цианидом, и знает, что его собираются распылять вблизи больших зданий, и это приведет к смерти сотен людей. Еще он рассказал о человеке, который принимал добровольцев, отправляющихся на священную войну, когда они приезжали в лагерь, и давал указания, куда им направляться. Его звали Абу Зубаир. Новобранцев присылали к нему в Пакистан, где он осматривал их своим единственным здоровым глазом.

Абу Зубаир был тем человеком, который окончательно отделял акул от мелюзги. Но в 1999 году Абу Зубаир пропал из поля зрения. Похоже, никто не знал, куда он делся. Возможно, он находился сейчас в Афганистане, но точно так он мог находиться в одной из пакистанских тюрем. А может, он исчез, потому что был единственным человеком, который знал каждую рыбешку в море, и теперь получил новое предписание: подготовить вторую волну террора.

Но больше всего меня заинтересовало прикрытие Абу Зубаира. Он торговал медом. В книге Абу Сейфа было несколько адресов экспортно-импортных компаний. После того как я сверил информацию по всем этим фирмам, оказалось, что у них есть один общий продукт, независимо от того, где они находились — в Нью-Йорке, Гранаде, Адене, Пешаваре или Найроби. И не имело значения, как они назывались — «Товары Шами», «Сладости Асла». Это был мед.

Я ушел из интернет-кафе около трех часов утра. Выстрелы, стоны и взрывы все еще отзывались эхом на улице. Вдалеке я увидел Альгамбру. Возможно, это действительно было величайшим достижением ислама. Я не знаю. Не видел ее вблизи. Но с того места, где я находился, она соответствовала моим представлениям об Аламуте — городе, где Горный старец жил во времена крестовых походов. Там он создал рай и убеждал своих последователей в том, что у него есть ключи от него, прежде чем отправить их сеять ужас по всему миру и через века.

С наступлением ночи улицы спального квартала, где жили Пилар и Бассам Алшами, становились безлюдными. В одном или двух окнах горел свет, но на главной улице и в прилегавших к ней переулках царила мертвая тишина. Мои шаги гулко простучали на лестничной площадке, поворот ключа в замке отозвался эхом в пустом коридоре.