— Мосье сутенер, позвольте мне, пожалуйста, бежать!

— Хватит смеяться. Если проститутки придут навестить нас, придется сказать, чтобы они больше не приходили. Договорились?

— Договорились.

В нашем дворе около ста заключенных-колумбийцев. Они далеко не простаки. Среди них встречаются настоящие «парни»: хорошие воры, опытные фальшивомонетчики, способные мошенники, специалисты по вооруженным ограблениям, торговцы наркотиками и несколько убийц, специально для этой цели обученных. Их нанимают богачи, политиканы и любители приключений.

Здесь можно встретить людей всех оттенков кожи. От черного, как смоль, сенегальца до шоколадного креола из Мартиники; от красного индейца или монгола с черными волосами до белокурого чистокровного арийца. Я завожу знакомства и стараюсь разведать настроения нескольких ребят во всем, что касается побега.

Четыре стены нашего прямоугольного двора ярко освещены, а по их углам возвышаются сторожевые вышки. Днем и ночью здесь дежурят четверо часовых, а во дворе, у часовни находится пятый, который не вооружен.

Ко мне с предложением о побеге приходят два колумбийских вора. Оказывается, в городе немало воров-полицейских, которых, как уверяют меня мои посетители, они хорошо знают. Мне надо во время свидания заполучить пистолет. Полицейский-вор будет стоять у двери часовни, которая ведет в маленькую сторожевую будку, где от силы помещается четверо или пятеро мужчин. Мы неожиданно появимся перед ними с пистолетом в руках, и они не смогут помешать нам выйти на улицу. Нам останется только исчезнуть в бурном потоке пешеходов и машин.

План мне не нравится. Чтобы я мог спрятать пистолет, он должен быть очень маленьким — максимум 6.35. С помощью такого пистолета нам не удастся напугать часовых и, если кто-то из них тронется с места, нам придется стрелять. Я отказываюсь.

Не только меня, но и моих друзей, одолевает жажда действий. Разница между нами в, том, что в дни депрессий они готовы смириться с мыслью, что корабль, который придет за нами, застанет нас в тюрьме. Они даже спорят о том, какие наказания и какое отношение ожидают нас на каторге.

— Я не могу слышать эти глупости! Если вам хочется говорить о таком будущем, делайте это подальше от меня, идите разговаривать в угол, где меня нет. С этим могут смириться только импотенты. Мой мозг лопается от множества комбинаций, я ищу выход, и я думаю. Если я увижу, что к намеченной дате мы не продвинулись к побегу, я убью колумбийского полицейского, и это поможет нам выиграть время.

Колумбийцы готовят новый план, на этот раз неплохой. Они просят меня пойти в воскресенье в часовню и посмотреть, как происходит месса и все остальное. Тогда мы сможем согласовать наши действия. Они предлагают мне руководить побегом. От этой чести я отказываюсь.

Я отвечаю за четверых французов. Бретонец и еще один отказываются от участия в побеге. Это их дело. Четверо остальных приходят в воскресенье на мессу. Часовня имеет прямоугольную форму. В углу — место для хора, посредине — две двери, выходящие во двор. Главная дверь ведет в сторожевую будку. Она зарешечена, и за решетками виднеются полицейские — их человек двадцать. А вот и дверь, которая ведет на улицу. В зале полно народу, и потому полицейские оставляют зарешеченную дверь открытой. Среди посетителей должно быть двое мужчин с оружием, которое пронесут под юбками женщины. Это будут два больших пистолета — калибра 38 или 45. Когда связные получат пистолеты, мы одновременно начнем действовать. Сигналом будут служить звуки хора. Я должен приставить нож к горлу начальника тюрьмы дона Грегорио и сказать ему: «Отдай приказ, чтобы нам позволили пройти, иначе я убью тебя».

Потом то же самое сделают со священником. Трое других направят из трех углов свои ружья на стражу у зарешеченной двери, ведущей в часовню. Будем стрелять во всякого, кто откажется бросить на землю оружие. Первыми выйдут невооруженные. Священник и начальник тюрьмы будут служить нам прикрытием. На улице, на расстоянии пятидесяти метров от тюрьмы, нас будет поджидать грузовик с небольшой лестницей, прикрепленной к кузову. Грузовик тронется с места только после того, как в него поднимется руководитель побега, который должен подняться последним. С этим планом я согласился.

В воскресенье Жозеф Деге не придет ко мне. Его задача — приготовить для нас автомобиль, выкрашенный наподобие такси (чтобы нам не пришлось подниматься в грузовик), который отвезет нас в заранее приготовленное укрытие. Всю неделю я очень волнуюсь и с нетерпением жду начала действий. Фернандо удалось заполучить пистолет. В четверг меня навещает одна из женщин Жозефа, которая сообщает, что такси, будет желтого цвета.

— О, кей, спасибо.

— Успеха вам, — говорит она и целует меня в обе щеки.

— … Входите, входите, пусть все услышат глас Божий, — говорит священник.

Кложе готов. Глаза Матурета блестят, и он не отходит от меня ни на шаг. Я очень спокойно занимаю свое место. Дон Грегорио уже здесь, он сидит на стуле рядом с очень полной женщиной. Мы одеты так, чтобы не выделяться в толпе, если нам удастся выбраться на улицу. Открытый нож прикреплен прочной резиной к моей правой руке и прикрыт рукавом рубашки-хаки, застегнутой на все пуговицы. Все мы ждем только сигнала. Мальчик из хора должен произнести три ясных звука. Второй звук и будет сигналом.

Первый звук, второй… Я бросаюсь к дону Грегорио, приставляю кинжал к его сморщенной шее. Священник что-то кричит. Я не вижу своих сообщников, но слышу, как они приказывают стражникам бросить оружие. Все идет точно по плану. Я держу дона Грегорио за воротник его красивого фрака и говорю ему:

— Идем со мной и не бойся, я тебе ничего не сделаю.

Священник стоит рядом с нами, под его шеей — бритва. Фернандо говорит:

— Ну, француз, двинем к выходу.

Опьяненный победой, я толкаю всех к двери, ведущей на улицу. В этот момент раздаются два ружейных выстрела. Фернандо и один из наших людей падают, как подкошенные. Я все же продвигаюсь вперед, но стражники успели прийти в себя и преградить нам путь ружьями. На наше счастье между нами и ними находятся женщины. Это удерживает их от стрельбы. Раздается еще два ружейных выстрела и один выстрел из пистолета. Падает наш третий товарищ, успев перед этим выстрелить и ранить молодую девушку.

Дон Грегорио, бледный, как смерть, говорит мне:

— Дай свой нож.

Я даю ему нож. Нет смысла продолжать борьбу. Менее чем за тридцать секунд положение круто изменилось.

Через неделю после этих событий мне стало известно, что побег провалился по вине заключенного, который пришел послушать мессу у часовни. В первые же секунды он предупредил часовых на круглой стене. Они спрыгнули со стены, высота которой шесть метров, и, просунув ружья через решетки, выстрелили в тех, кто угрожал стражникам. Шестнадцать участников восстания, — среди них четверо французов — прикованы к железным балкам в карцере и получают только хлеб и воду.

Жозеф встретился с доном Грегорио. Тот зовет меня и говорит, что, желая доставить удовольствие Жозефу, он вернет меня во двор, к моим товарищам. Благодаря Жозефу, через десять дней после восстания все мы — в тот числе и колумбийцы — вернулись во двор, в свои камеры. Я предлагаю почтить минутой молчания память тех, кто погиб в этой схватке. Во время свидания Жозеф сообщает мне, что ему удалось собрать среди сутенеров пять тысяч пезо, и именно эти деньги помогли смягчить дона Грегорио. Этот жест великодушия возвысил сутенеров в наших глазах.

Что делать теперь? Что еще изобрести? Я ведь не могу признаться в поражении и спокойно ждать прихода корабля.

Я лежу в душевой, защищенный от палящих лучей солнца, и внимательно слежу за движениями часовых на круглой стене. Ночью, каждые десять минут, они по очереди кричат: «Часовые, не спать!» Таким образом начальник караула удостоверяется в том, что ни один из четверых не задремал. Если кто-то не отвечает, его коллега продолжает кричать, пока не слышит ответ.