– Теперь ты рассказывай.

Он убрал руку. К нему вернулось прежнее напряжение.

– Моя история ничем не лучше твоей, – сказал он.

Лунный свет падал на его лицо. Сбоку казалось, что оно разгладилось и лишилось горького отпечатка пережитого.

– Я так и думала.

– Странно, что ты не навела обо мне справки.

– Ну почему же, я прочла все, что о тебе писали в газетах, – слабо возразила она.

Он засмеялся:

– И то слава Богу.

– Но я нашла только самые поверхностные сведения. Твой отец был полицейским; он умер, когда ты был еще маленьким. Вскоре умерла и мать. Потом – сплошное белое пятно, вплоть до поступления в полицейскую академию.

– После маминой смерти меня взяли к себе тетка с мужем. Они вечно попрекали меня, что я испортил им жизнь да еще покалечил их сына. – Сойеру трудно было говорить. – Их сын страдал слабоумием. Он приревновал меня к своим родителям. Чтобы досадить мне, он наносил себе разные увечья, а потом жаловался маме с папой, что я его избиваю. Им и в голову не пришло усомниться.

– Какой ужас…

– Потом они выставили меня из дому и стали переводить из одного приюта в другой. Пока я не завербовался во флот, жизнь у меня была, прямо скажем, паршивая. – Он перевел дыхание. – Я никому не позволю отнять у меня то, чего я добился. Ни за что.

На глаза Кейт снова навернулись слезы. Он простонал:

– Дорогая, я не стою твоих слез. Разреши мне просто быть с тобой рядом, любить тебя.

Кейт приблизила к нему губы.

– Мне больше ничего и не нужно.

Они снова и снова предавались любви. Сойер был ненасытен. Но он понимал, что обладание ею для него не главное. Он жаждал той близости, которая наступает потом. Он отдавал ей не только свое тело, но и сердце.

Кейт в изнеможении погрузилась в сон. Сойер жадно всматривался в точеные черты ее лица, в полумесяцы закрытых глаз, изящный изгиб шеи, полные, мягкие губы.

Его влечение было столь сильным, что даже сейчас он едва мог совладать с собой.

Он осознал, что Кейт в считанные недели разбила броню, окружавшую его сердце. Его душу больше не точил червь одиночества.

Если это не любовь, то что же? Он уже не мыслил своей жизни без Кейт.

Что делать дальше? Он содрогнулся, вспомнив о Харлене. Если Харлен узнает, что у Кейт был ребенок, от него можно ожидать чего угодно. К тому же придется держать перед ним ответ за сокрытие информации. Наконец, нельзя сбрасывать со счетов их отношения с Кейт: если Харлен прознает, он не преминет использовать это ей во вред. Учуяв добычу, Харлен, как шакал, не остановится ни перед чем.

Давно уже Сойер не чувствовал такой растерянности.

– Босс, не иначе как мы напали на золотую жилу!

Ральф ворвался в кабинет Сойера, улыбаясь во весь рот.

Даже его веснушки излучали счастье.

– Разрази меня гром! – Сойер поднялся ему навстречу.

– Я так и знал, что ты обрадуешься.

– Выкладывай подробности.

Ральф рухнул в кресло.

– Я прошиб лбом стену.

– Где нашлись монастырские книги? – Сойер по-прежнему улыбался.

– Поверишь ли, они лежали в разбитом ящике на чердаке.

– Что я говорил?

– Ты был абсолютно прав. Кстати, собор действительно перестраивали пару лет назад. Тогда все старые архивы сложили в ящик и запихнули подальше, на чердак. Новый священник о них понятия не имел. Он по моему настоянию приказал сторожу пошарить наверху.

– Так что же ты обнаружил? – Голос Сойера зазвучал серьезно. От улыбки не осталось и следа.

– Обычно усыновление оформляется через церковный опекунский совет. Однако в нашем случае поступили иначе: по всей видимости, у священника была знакомая супружеская чета, которая хотела взять ребенка на воспитание. Девочку удочерили в частном порядке, оформив документы через присяжного поверенного.

– Это уже легче.

– В каком смысле? – Ральф почесал в затылке. – Что опекунский совет, что присяжный поверенный – записи-то все равно опечатаны.

Сойер стиснул зубы.

– Придется их распечатать.

– Я от тебя другого и не ожидал. Как же ты собираешься снять печати?

– Помнишь, у нас был такой клиент, сенатор Дэн Хемсли?

– Как же, как же, «воплощенная добродетель»!

Сойер кивнул:

– Он самый. Насколько мне известно, он у нас неутомимый борец за право приемных детей знать своих истинных родителей.

Только тут Ральф понял, к чему ведет Сойер.

– Точно. Я о нем и думать забыл.

– Ну а я не забыл. – Сойер нажал кнопку интеркома. – Джейн, соедините меня с сенатором Хемсли.

– Будем надеяться, он нам не откажет, – сказал Ральф.

– Будь уверен, – подтвердил Сойер, – он нам обязан: мы ведь тогда нашли компромат на его жену, и, когда дело дошло до развода, он оказался на коне.

– Помню, помню. Судья сразу удовлетворил его иск о разводе да еще присудил ему почти все совместно нажитое имущество. Это был беспрецедентный случай.

– Мистер Брок, – раздался в динамике голос Джейн, – сенатор на проводе, второй аппарат.

Сойер подмигнул Ральфу и снял трубку.

Дом с белыми колоннами стоял на вершине холма в Хилл-Кантри. Облик этого здания не привлекал Сойера: даже в ясный, солнечный день оно казалось холодным и неприветливым.

Не решаясь войти в ворота, он долго стоял у машины. Привратник непременно спросит, к кому он приехал. У Сойера на лбу и над верхней губой выступили капли пота.

Неужели за этими воротами живет дочка Кейт? Неужели Кейт увидит ее, без малого через двадцать лет? С одной стороны, Сойер был рад за нее и горд за свое агентство, которое с честью провело нелегкий розыск. С другой стороны, он не мог смириться с тем, что его миссия приближается к концу. Когда Кейт воссоединится со своей дочерью, он ей будет больше не нужен.

Сойер вытер пот со лба. Он ничего не сказал Кейт о том, как развивались события после той, последней ночи. После того как он отправил Ральфа обыскивать собор, перед ним предстала довольно отчетливая картина.

Прошло три дня. Сейчас Сойер готовился совершить шаг, который навсегда изменит жизнь Кейт. Он поправил галстук и собрался с духом.

– Привет. – Грубоватый голос Сойера всегда действовал на Кейт одинаково. У нее екнуло сердце.

– Привет, – отозвалась она в трубку.

– Я могу тебя видеть?

– Да, – коротко ответила Кейт. Прошло несколько дней после той длинной ночи любви, и она беспрестанно думала о нем.

– Ты одна?

– Да.

После секундного молчания он сказал:

– Я скучал по тебе.

Сердце у нее забилось как бешеное.

– Я тоже по тебе скучала.

– Скоро буду у тебя.

– Сойер… – Но в трубке уже раздались гудки. Кейт нахмурилась. Он разговаривал не так, как прежде. Волнуется? Может быть. Но нет. Сойер никогда не волнуется. Он всегда хладнокровен… только не в постели.

Кейт сгорала от желания прижаться к нему снова. У нее в холодильнике были припасены пицца и бутылка вина. Они поужинают, а потом…

Она стряхнула этот дурман, соскочила с дивана и направилась в свою комнату. На столе громоздились всевозможные юридические документы и предвыборные материалы.

Предстоящие выборы не давали ей покоя.

Дэйв Нильсен бросился в предвыборную гонку очертя голову. На всех поворотах он обдавал других грязью. Он не пол щадил двух-трех соперников, но главный удар приберегал для Кейт. Странно, что она, по данным социологов, еще шла намного впереди остальных.

Кейт посмотрелась в большое зеркало и решила, что можно не переодеваться. Придя с работы, она облачилась в шорты, футболку и босоножки. Вид был вполне приличный. В это время раздался звонок в дверь.

Она заторопилась открыть. Сойер показался ей еще выше и шире в плечах. Хотя уже наступили сумерки, она заметила напряженное выражение его лица. Кейт попыталась догадаться, какие вести он ей принес, но поняла, что это бесполезно: новости могут быть и плохие, и хорошие.