А чуть забудется, прозевает матрос Серов — теплоход налетит на мель. Через минуту к нему нанесет волной и весь караван. Будет авария.
Не зевай, матрос Серов! Ты теперь не ученик. Ты рабочий человек. И все, кто там за тобой, верят тебе, и надеются на тебя. Не обмани их, матрос Серов!
От сознания важности своего места и порученного има усталость казалась Геннадию даже приятной.
Кончив вахту, он не спеша пошел в душ и долго поливал себя прохладной водой. Потом повар принес в столовую сытный обед, и Геннадий решил, что при таком питании никакая работа не покажется тяжелой.
К вечеру караван достиг места, где в Лену вливалась широкая и многоводная река Алатун. Берега здесь раздвигались еще шире и теперь чуть проглядывались в синей дымке.
Алатун был скорее братом, чем сыном Лены. Он начинается в теснинах высокого Ялканского хребта и колесит между гор две тысячи километров, принимая по пути крупные притоки, которые сами тоже судоходны.
Геннадий много слышал и читал об Алатуне, но видел эту реку впервые. Долго стоял он на палубе по правому борту и смотрел на светлую голубую воду. На берегу у самого устья виднелось несколько рыбацких домиков. По берегу ходили люди. Несколько человек развешивали для просушки сети. Уткнувшись в красный песок, дремали черные смоляные лодки.
Как у всех горных рек, воды Алатуна были стремительны, холодны и прозрачны. Геннадий видел, как они с силой оттесняли влево медленно текущие воды Лены. Войдя в одно русло, две реки еще долго не смешивались: справа, стремительно завихряясь, текли светлые, чуть зеленоватые воды Алатуна, слева, немного отставая, — серовато-желтые — Лены.
Алатун выносит в Лену много песка и гальки. Из них на Лене образовался широкий перекат.
Караван осторожно прошел перекат, и команда, с напряжением наблюдавшая за проходом, сразу успокоилась, все разошлись по своим местам.
Низкое солнце, коснувшись далекой горы, быстро закатилось, точно растаяло. И зеленые острова, и синеватые горы, и. беспокойная вода покрылись серебристым туманом.
Было время отдыхать, и Геннадий ушел в каюту. Она помещалась на носу, с правого борта, маленькая, всего на две койки.
Гена втянул под стол складные стулья, прикрыл широким иллюминатор, задернул на нем синюю занавеску, и каюте стало темно.
Жизнь матроса ему показалась вовсе не плохой: тут же и работа, и тут же рядом жилье.
«Может, она и полюбится тебе, неподходящая-то», — Вспомнил он слова Ивана Демидовича.
Может быть! Первый день плавания был совсем не тяжелым — на корабле ничего не случилось.
И когда лег в постель, подумал, что над ним сейчас на вахте новый надежный товарищ, и не надо ни о кем беспокоиться.
Можно спать.
Глава четвертая
I
Проснулся Геннадий от страшного грохота и сразу не понял, в чем дело. Похоже было, что над головой тысячи тяжелых гирь посыпались на листы железа.
И только когда что-то тяжелое булькнуло в воду и раздался грохот, понял, что пароход остановился что это над ним грохотала в клюзе цепь падающего якоря.
Что случилось? Почему стали? — громко спросил ом, говеем не думая, что он в каюте один.
Ему никто не ответил. Быстро встал с постели, спустился вниз, отдернул занавеску на иллюминаторе.
За иллюминатором открывался широкий синий залив. Высокий берег плотно застроен веселыми домами.
Быстро оделся, вышел на палубу.
«Чернорецк!» — первое, что он услышал наверху.
Горняцкий поселок Чернорецк раскинулся в обширном устье долины между двух гряд высоких лесистых сопок. Прямо к воде сбегали широкие улицы, застроенные новыми домами. Чуть выше вырисовывались длинные здания складов. А дальше за синей цепью сопок поднимались вершины далеких Верхоянских гор с белыми полосами еще не растаявшего снега.
Над поселком густо дымила электростанция, а чуть в стороне легко попыхивала прозрачным дымком невысокая труба бани. Баня, как и электростанция и столовая, работала круглые сутки. Она нужна горнякам, как свет, жилье и пища.
Но нигде не было видно обычных для угольных разработок высоких копров, всякого рода шахтных надстроек.
В заливе стало шумно. На караване кипела работа — его расчаливали. Юркий моторный бот «Чайка», шхуна «Пионер» и прибывший сюда еще раньше колесный пароход «Алдан» забирали от каравана порожние тысячетонные и пятисоттонные баржи и уводили их к дамбе под погрузку угля для судов, плавающих в Арктике.
Часть команды отпустили на берег. В их число попал и Геннадий. Он держался ближе к Носкову: с ним первым ему пришлось работать в плавании. Носков казался ему самым бывалым матросом, он много рассказывал об Арктике. И делал это так вдохновенно и ярко; что Геннадий представлял себе, будто сам видел плавающие ледяные горы, шумливые птичьи базары, клыкастых моржей и круглоголовых тюленей.
Уже в шлюпке Носков начал рассказывать историю Чернорецка, слышанную им в первый приезд сюда. И опять с такими подробностями, словно все пережил сам.
— Когда-то всего этого здесь не было, — говорил он, как искусный оратор, проводя рукой вдоль берега. — Пришел сюда маленький караван и высадил на берег сразу двести человек. А дело позднее. Снег пошел, шуга по реке двинулась. Караван уйти не мог и тоже зазимовал тут… Зимовать, оно ничего — ребята молодые, горячие. А только где зимовать — в поселке всего семь домиков. А мороз — пятьдесят и шестьдесят градусов. Поставили палатки, печи железные соорудили. Что дальше делать? Строиться? Но с чего начать?
— Известно, с чего начинать, с жилья, — сказал Юсуп.
— Нет, они решили другое…
— Зачем другое? Человек жилье должен иметь.
— А они взяли и построили электростанцию. Вот! Носков сказал это с такой гордостью, будто это сделано было по его личному совету.
— Рискованно, — поддержал Юсупа Сергей Алферов. — Электричеством в такой мороз не нагреешься. Плохо думали начальники.
— Тебя бы, разумного, туда, — рассердился. Носков. — Зимой день-то здесь маленький, три часа, а работы уйма. Как ни строй, до самой весны не закончишь. Электростанцию строили все. Через двадцать дней она уже ток дала. На крыше поставили прожекторы, и на берегу стало, хоть иголки подбирай. Потом строили днем и ночью. К Новому году не только дома, даже клуб успели построить.
Юсуп покачал головой:
— Однако, красиво у них получилось…
— Да, мудро решили задачу, — признал свою неправоту и Алферов. — Как-то все просто и умно, а в голову сразу не пришло.
— Смотря какая голова на плечах, — съязвил Носков.
— Ну, твоей уж не позавидую, — огрызнулся Сергей.
Шлюпка ткнулась в песок, и Сергею, сидящему впереди, пришлось прыгать первому. Дальше пошли, разбившись на мелкие группы. Геннадий остался с Носковым вдвоем. После такого рассказа ему хотелось пройти по поселку, полюбоваться каждым домиком, однако Носков повел его прежде на дамбу.
— Я там работал когда-то, — объяснил он свое намерение. — Уголь грузили. Хочу посмотреть, так ли все, как раньше было.
Дамба далеко тянулась вдоль берега, сплошь заваленная углем. Между гор угля в узеньких траншеях стояли транспортеры. У стен дамбы причаливались сразу несколько барж. Их ставили так, что свисающие с дамбы транспортеры оказывались прямо над открытыми люками. Включали транспортеры, и в люк низвергался шумливый поток угля.
— А мы тогда в мешочках грузили на тачки, — с сожалением сказал Носков. — Тяжело и муторно.
Маленький электровозик притащил на дамбу целую вереницу вагонеток. Их быстро опорожнили, и электровоз торопливо потащил состав обратно. Геннадий проводил его взглядом.
— Куда он?
— В шахту, — ответил Носков.
— А где она?
Кругом не было никаких признаков шахты. Сразу за дамбой поднималась в небо крутая, вся в каменистых осыпях гора. На. ее вершину надо смотреть, придерживая шапку.
— Как же его туда поднимают? — озадаченно спросил Геннадий.
— Мальчишка ты. Что ль, догадки нет?
