«Где сын?» спросила Людмила, входя в дом вместе с гестаповцами.
«Он на работе».
«Там его нет. Ты мне должна сказать, где он. Мне нужно узнать, где живут Ольга и Сергей, которые к вам ходят», добивалась Людмила.
— Откуда же Людмила узнала о вас? — спросил я у Ольги.
— Она несколько дней до предполагавшейся отправки жила у «Максима». Очевидно, слышала имена.
Гестаповцы и Людмила ничего не добились у старухи и пошли по домам, везде спрашивали квартиру Ольги, у которой муж Сергей.
Мать «Максима» слышала, как Людмила говорила гестаповцу: «Мне бы только Ольгу поймать, а она все и всех знает».
— Нужно сейчас же предупредить Сергея..
— Я уже послала в Сарабуз своего подпольщика, Семена Антоновича Нечепурука. Отец Сергея тоже побежал туда. Не знаю только, сумеют ли они добраться раньше гестаповцев. Я просила Семена Антоновича, если он Сергея не найдет, пусть зайдет к учителю Массунову, по кличке «Заря», и предупредит. «Заря» должен знать, где Сергей.
Мы договорились, что Ольга с дочкой до вечера будут скрываться у Анны Трофимовны, а в половине шестого придут к Филиппычу, и Гриша уведет их в лес.
Отправив Ольгу, я быстро собрался к Филиппычу. Надел свое приличное пальто, в котором никогда не ходил по городу, а вместо шапки-ушанки — фуражку Резунова. «Обо мне тоже может быть известно в гестапо. Возможно, в гестапо еще не знают, где я живу, но уже имеют мои приметы и подстерегают на улице. „Мартыну“ что-нибудь уже известно, потому он, может быть, и прислал за мной Гришу», думал я по дороге.
Около дома Филиппыча прогуливались два немецких солдата — патруль, но цветок стоял на условленном месте, и я вошел в дом.
Несмотря на ранний час, все уже были на ногах. Мария Михайловна готовила завтрак. Филиппыч в своем рабочем фартуке сидел за столом, разговаривал с Гришей и Женей. Тут же были Ваня и Саша; они жадно слушали рассказы партизан об их житье-бытье. Все были близкими, родными. Мы расцеловались.
— Давно не виделись! — с радостной улыбкой сказал Гриша. — Как жизнь?
— Ничего, хорошо. Как дошли?
— Превосходно, без всяких приключений, — ответила Женя.
— Ну, — сказал Филиппыч, глядя ласково на нас, — мешать вам не буду, пойду работать. Саша, и ты, Ваня, ступайте на улицу. Да глядите в оба, чтобы не подошел непрошенный гость.
— Знаю без тебя! — огрызнулась Саша. — Сейчас пойду. — И, обернувшись ко мне сияющими от радости глазами, таинственно шепнула:
— Дедушка, а у меня есть партизанская дочка!
— Вон что! Где же ты ее достала?
— Из лагерей с мамой принесла. Таней звать, хорошая такая. Показать вам?
— Покажи, покажи! — гладя ее по головке, сказал я.
— Она сейчас спит. Когда встанет, обязательно покажу. Вы не уходите.
— Таня смышленая девочка, только, гляди, греха с ней наживешь, — заметила с огорчением Мария Михайловна.
— Что такое?
— С вами будет и разговаривать и хохотать, а как увидит немца или румына, побелеет вся, затрясется и бросает в них, что в руках держит, прямо ненормальная какая-то.
— Будешь ненормальная! — сказала запальчиво Саша. — Спросите, дедушка, у нее, где коровка, она скажет — «немцы взяли», а где домик — «немцы сожгли», а где папа — «немцы убили», а где мама — «немцы взяли». Вот поэтому она такая и злая на них.
Хотелось поговорить с Филиппычем, с которым мы встречались последнее время только на явочных квартирах, с его ребятами, которые меня давно не видели, но очень уж тяжелое было настроение, да и каждая минута была дорога.
— Что у вас на сегодня? — спросил Гриша, когда мы остались втроем.
— Я писал «Мартыну», что арестованы «Муся», «Хрен». Сейчас новое осложнение. Гестаповцы разыскивают Ольгу и «Савву». «Нину» тоже нужно отправлять в лес. У меня затруднение только с подпольщиками «Муси». Не могу с ними связаться: нет адресов.
— Адреса руководителей ее групп Павел Романович мне дал, — ответил Гриша. — Я уже принял меры, чтобы разыскать их и отправить, когда нужно, в лес. Указания Павла Романовича такие: всех подпольщиков, кому грозит опасность, в один-два дня перебросить в лес с семьями. Их выводит «Павлик», Я уже объяснил ему, что и как делать. А мне с Женей поручено вывести вас.
— Мне говорили, но пока я не вижу в этом надобности. Законспирирован я хорошо, непосредственной угрозы сейчас мне нет. Ну, поймите сами, как я могу уйти, когда со дня на день ждем Красную Армию?
— Я вас очень хорошо понимаю, Иван Андреевич, но приказ есть приказ. Мы обязаны его выполнить, — вежливо, но настойчиво сказал Гриша.
Я молчал.
— А вы не волнуйтесь, Иван Андреевич, — успокаивала меня Женя. — Побудете с нами в лесу, прояснится все, и мы вас опять доставим к Филиппычу.
— Мне кажется, в лесу просто напуганы. Помните провал «Серго», Бори Хохлова? Тоже ведь было очень тревожно. Но мы все оставались на месте, и правильно сделали. Я дам сейчас радиограмму в обком партии и «Мартыну», чтобы меня пока не трогали.
— Конечно, вы можете это сделать, — пожал плечами Гриша. — Но, насколько мне известно, таково указание и обкома партии.
— Когда вы думаете уходить?
— Завтра вечером.
— Радиограмму я все же дам. Уверен, что получу разрешение остаться.
От Гриши я сразу пошел к «Луке».
Мне было очень тяжело. Здравый смысл подсказывал — надо уходить, ибо арестовано немало людей. Провалилась мои ближайшие помощники — Ольга, «Савва», «Нина», «Муся», «Хрен». Полицейский надзиратель говорил, что подпольной организацией руководит старик. Значит, гестапо нащупало нити руководства подпольной организацией.
Но, с другой стороны, ищут старика-плотника, а я стекольщик, сапожник, жестянщик. При проверке документов на меня ни разу не обратили внимания. Отправим в лес Ольгу, «Савву», «Нину», и нити немцев к комитету оборвутся.
С этими тяжелыми мыслями я подошел к дому «Луки» и вдруг увидел, что на окне нет условленной занавески.
Я невольно вздрогнул и прошел мимо. Неужели и здесь провал? Ведь вчера «Лука» говорил, что у него все благополучно, звал меня к себе ночевать.
Я вернулся и, медленно проходя мимо дома «Луки», заглянул в окно. В комнате никого не было. Я подошел к воротам и заглянул в щель. Залаяла собака, из дома вышла женщина. Приоткрыв калитку, она спросила:
— Вам кого?
— Портного.
— Его нет. Ночью их арестовали, — сказала она тихо и захлопнула калитку.
Несколько мгновений я в оцепенении стоял у закрытой калитки, не в силах двинуться с места.
Снова залаяла собака, как бы предупреждая меня. Я очнулся и, не оглядываясь, пошел прочь.
Свернув к первый попавшийся переулок, я пересек разрушенное кладбище, вышел на Караимскую улицу и зашел к «Анодию». Он завтракал.
— Вы заболели? — спросил он участливо. — Лицо у вас нехорошее.
— Устал немножко.
— А то я могу вас подлечить. — Он весело поднял бутылку и налил мне стакан вина.
— Что нового? Где Шура?
— Все в порядке. Шура в тайнике расшифровывает радиограмму. Возможно, уже кончила.
Он ушел и вернулся вместе с Шурой. Она передала мне радиограмму из обкома: «Выводи находящихся под угрозой ареста людей и сам уходи в лес».
Теперь я уже не раздумывал. Тут же написал радиограмму в обком: «Вчера арестован „Лука“. Разыскивают „Савву“, Ольгу и „Нину“. Гриша здесь. Ухожу вместе с ним. Людей выводим».
— А со мной как будет? — спросила Шура.
— «Анодий» говорит, что у вас спокойно.
— Безусловно, Иван Андреевич, — уверенно отозвался «Анодий»: — Место у меня надежное. В случае необходимости все можем там укрыться, и вы имейте это в виду. Я на целый месяц сделал запас воды и продовольствия. Жить можно.
— Рация пока нужна здесь, — сказал я. — Сейчас меня вызывают в обком. Постараюсь там не задерживаться. Во время моего отсутствия радиограммы будут на имя «Анодия». Следите за обстановкой и информируйте обком. Все понятно?
— Все. Возвращайтесь скорее.
Я попрощался с «Анодием» и Шурой. Окольными путями пошел к себе. На условленном месте окна был налеплен кусок бумаги — все в порядке.