— Они схватили Рафаэля! — выпалил он. — Выманили из дома и куда-то увезли! Очевидно, его кто-то предал…

Микаэла испуганно вскрикнула.

Из дальнейшего рассказа Руперто выяснилось, что Рафаэля забрали какие-то типы в штатском. Это могли быть либо ультраправые, либо переодетые шпики из национальной полиции, прозванные «недотрогами». В прошлом году нам удалось захватить и уничтожить их главаря по кличке Наполеон (подлинное имя Артур Кордоба Лопес), но его правая рука Салазар от нас ускользнул…

Как они напали на след Рафаэля, который являлся видной фигурой в Сопротивлении, знал всех по именам, знал о существовании загородного дома? Разумеется, мы надеялись, что Рафаэль будет молчать. Уж от кого, от кого, а от него враги вряд ли что выведают, тем более что он уже побывал в их лапах. И нам он постоянно твердил, что в случае провала лучший способ выстоять — молчание. Можешь кричать, нести всякий вздор, но ни в коем случае ни в чем не признавайся, ибо любое признание равноценно гибели… Так он учил нас, следовательно, и сам будет вести себя так же, хотя, черт его знает, что может случиться.

— Вы сами разложили партию, — глухо проворчал Руперто. — А теперь, как видите, они бьют нас нашим же оружием!

Мне нечего было возразить, но его упрек свидетельствовал о том, что Руперто жил прошлым. А Микаэла разволновалась. Она отличалась эмоциональностью, которая усилилась после гибели Гран Гато и священника Камило Торреса, ее кумира. Пресса сообщила об этом 17 февраля, а выборы предстояли 6 марта, что давало основания как-то увязать оба эти факта.

Микаэла схватила кипу листовок — а в ней было не менее нескольких сот — и подбросила их к потолку. Листовки разлетелись по всей комнате.

— И вот этими бумажками мы хотим кому-то помочь? — выкрикнула она. — Это и есть ваши методы, Руперто! Они давно устарели! Мы призываем соблюдать порядок во время выборов, а нас тем временем хватают и прихлопывают одного за другим!..

— Но узнаем мы об этом не сразу, — осмелился дополнить ее Руперто. — Мы получили известие… только сегодня…

Как оказалось, наш наставник исчез еще двое суток назад. Выяснилось это не сразу, потому что он не покидал своей норы иногда по нескольку дней. Его исчезновение обнаружил курьер, прибывший с пакетом из Центра. Он-то и заметил возле квартиры Рафаэля сигнал, свидетельствующий о том, что явка сгорела. Соседи рассказали, что позапрошлой ночью слышали какой-то шум. Одно было хорошо — Рафаэль успел поставить на стене дома знак и таким образом оповестить нас о провале. Более того, после первого допроса ему удалось переслать записку через одного полицейского, который нам симпатизировал. В записке Рафаэль сообщил, что его подвергают жестоким пыткам и что долго он не протянет. Стало очевидно, что ему придется дать кое-какие показания, поэтому нам следовало побыстрее куда-нибудь скрыться, а потом попытаться устроить ему побег. Если же побег не удастся, то он погибнет, что для него, пожалуй, будет лучшим выходом.

Пока я читал записку, меня бросало то в жар, то в холод. Организовать побег — это слишком серьезное задание. Жаль, что среди нас уже не было ни Герберта, ни Сосы. Я немедленно отправился в штаб, наметив примерный план действий. Мне было понятно, почему Рафаэль решил пожертвовать именно этим домом: неподалеку располагались две наши базы, и местность вокруг мы знали как свои пять пальцев, а потому можно было рассчитывать на успех. Проблема состояла в том, сумеем ли мы так быстро собрать необходимые силы, чтобы вступить в схватку с полицией.

Разослав курьеров, я занялся организацией засады. У меня мороз побежал по коже, когда я узнал о потерях, которые понес наш штаб. Гран Гато в свое время в шутку называл его Пентагоном. В будущем нам предстояло организовать новый Центр, а сейчас нас интересовало другое: действует ли нынешний? Раз кто-то выдал Рафаэля и этот кто-то среди нас, то он может выдать и кого-то из нас.

Я с нетерпением ждал, когда прибудет подкрепление. Помимо моей группы, группы Рафаэля и еще трех ячеек (каждая насчитывала по пять человек) в городе действовали шесть групп, укомплектованных членами Молодежного союза, способностей которых мы не знали. Существовало еще объединение имени 12 Апреля, но никто из нас не имел ни малейшего представления о его численности. Надеяться на помощь со стороны крестьян не приходилось, поскольку они были от нас слишком далеко.

Обложившись учебниками, схемами и планами, я был похож на полководца, оставшегося без солдат. В комнату вошла бледная как мел Рената и помогла мне собрать вещи перед переездом на новое место. Сколько времени и энергии потратили мы на овладение теорией, изучение местности вокруг столицы, чтение карт, освоение оружия, проведение ночных маршей, а что толку? Хорхе раздобыл где-то три легких пулемета, которые мы установили на грузовике. Настроение у нас немного улучшилось.

Жаль, что пришлось оставить нашу штаб-квартиру. Стратеги из Центра, по сути дела, никогда никаких важных вопросов с нами не обсуждали, если не считать вопросов посылки за границу. Планы, которые мы разрабатывали, в большинстве носили общий характер, а в деталях были не всегда ясны. Вся деятельность руководства сводилась по существу к тому, чтобы одобрить или не одобрить то или иное предлагаемое мероприятие, получить от нас деньги, подписать очередное коммюнике, не больше…

Все эти мысли крутились у меня в голове, когда мы в сопровождении директора школы Лиза, который, как мог, подбадривал нас, покидали наше убежище. Всех волновал один вопрос: что, если не удастся помочь Рафаэлю?

Я очень обрадовался, когда под вечер к нам явился Каталан с пятью смельчаками и несколькими противотанковыми гранатометами. Каталан в свое время допускал немало ошибок: то забирал у нас оружие, то присылал нам товарищей, возвращавшихся домой из-за границы, без учета их подготовки. К тому же нередко вел себя крайне легкомысленно: посиживал в пивнушках, начинал палить без надобности. Он горел желанием рассчитаться с Салазаром, который убил его лучшего друга.

— Как только ты его схватишь, вся банда сразу разбежится, — уверял он меня.

Всего собралось сорок человек. Я лично командовал пятеркой смельчаков Каталана, познакомил их с путями отхода, назвал адреса запасных явок и врача, который в случае необходимости мог оказать помощь, не вдаваясь в расспросы. Совершив налет, мы должны были разбежаться в разные стороны.

Каталан не ошибся, уверяя, что полицейские разбегутся, как только увидят своего шефа мертвым. Полицейские ехали на машинах с погашенными фарами, однако мы заранее предусмотрели этот вариант и зажгли свет в доме напротив. На этом фоне хорошо просматривались контуры шести или восьми полицейских машин, двигавшихся почти бесшумно. Подъехав к дому, машины остановились, и из них вылезло довольно много полицейских. Пересчитать их нам не удалось, да мы и не могли стрелять, пока не опознаем своего товарища.

— Смотри, не задень во время перестрелки Рафаэля, — предупредил я Каталана, который, насколько мне было известно, завидев врагов, мог начисто позабыть о цели акции.

Но, слава богу, ему довольно быстро удалось опознать Салазара, а рядом с ним щуплого Рафаэля. Их сопровождали пять или шесть полицейских. Приблизившись к ним шагов на двенадцать, Каталан выхватил из-под пиджака автомат и дал несколько очередей. Все бросились на землю, а он, понимая, что сейчас враги опомнятся и откроют ответный огонь, перемахнул через забор и был таков.

Настала моя очередь действовать. Тот, кто любит наблюдать за ходом вот таких стычек и перестрелок, пусть лучше идет в кино — там это смотрится интересней. В действительности же все происходит как-то буднично и так быстро, что многого даже не успеваешь понять.

О нашей операции на следующий день писали в газетах, особенно подробно в либеральных, а частные радиостанции (их у нас в стране насчитывается более 80) известили своих слушателей о «сражении в седьмой зоне». Государственное телевидение назвало наши действия «кровавой баней террористов», а нас приравняло к современным мафиози.