— А я, мистер Андерсон, служу в американской контрразведке.

— Разница между нами состоит в том, — раздраженно возразил я, проверив его удостоверение, — что мы находимся на территории ее величества, а не на американской земле, мистер Уолпол. На этом-то вы и погорели.

— Полагаю, что этот случай будет стоить вам карьеры, коллега. Вы вели себя чрезвычайно глупо, уж разрешите мне сказать вам об этом как старшему по возрасту. Вы до самого последнего момента с ума сходили по этой бабе…

— Уолпол! — в бешенстве прервал его я. — Если уж вы решились упомянуть здесь имя мисс Ругон, то я должен признаться, что читал ваш дневник. И, судя по записям, вы сами были без ума от нее.

— Ну что ж, я был не одинок. А вы даже спали с ней. Да-да… Думаю, ваше начальство в восторг от этого не придет.

— Хватит болтать!

— Молчу, молчу, молодой человек. Все, о чем я здесь говорю, может быть использовано против меня, не так ли? Вы хотите напомнить мне о том, что с коллегами надо вести себя корректно.

Он покорно протянул руки, и на них надели наручники.

Что касается моей дальнейшей карьеры, то все вышло именно так, как предсказывал Уолпол. Меня посадили под домашний арест, не разрешив покидать здание штаб-квартиры военно-воздушных сил на Ближнем Востоке. Я должен был нести внутреннюю службу. Меня, наверное, посадили бы в тюрьму, если бы не завал в работе. Шел октябрь, приближалось вторжение в Египет, поэтому остро ощущалась нехватка специалистов.

Иногда меня допрашивали по делу Уолпола, не посвящая в подробности. Наконец через три недели, в среду, 24 октября, меня вызвали к подполковнику.

Дверь в соседнюю комнату была закрыта неплотно, и до меня донесся обрывок такого разговора:

— Господа, только что получено сообщение из Тель-Авива: Израиль готов.

— Советы все-таки успели создать воздушный мост. Маршрут Азербайджан — Дамаск составляет восемьсот миль, а маршрут Дамаск — Каир всего четыреста. Для реактивных самолетов — это сущий пустяк.

— Полковник, получена информация из Будапешта: там начались волнения…

Тут подполковник подошел к двери и закрыл ее поплотнее.

— Лейтенант, сегодня мне бы хотелось подвести черту под делом Уолпола, — заговорил он. — С одинаковым успехом можно сказать, под делом Андерсона. Вам, видимо, будет интересно узнать, что Уолпол довольно быстро разгадал вас. Во всяком случае, быстрее, чем так называемую мисс Ругон, в то время как вы не смогли разгадать их игру.

Он брезгливо поморщился, глядя вверх и наискось, где вентилятор резал табачный дым, поднимавшийся ввысь, на порции.

— Уолпол работал на американскую секретную службу под крышей посольства США в Анкаре, — продолжал он. — Ему было поручено осуществлять контроль за англофранцузскими приготовлениями на Кипре. Оба турка были его телохранителями. Прикрытием для него служила археология, в которой он великолепно разбирается, так как древняя история — это его хобби. Уолпол следил за аэродромом Акротири, а результаты своих наблюдений прятал в тайнике, который сначала находился в самом раскопе, за обшивкой стены, а позднее, когда киприоты засыпали раскоп разным хламом, перенес его под знакомый вам камень. Донесения из этого «почтового ящика» обычно забирал какой-то грек, служащий американского консульства в Никосии. К сожалению, его вы так и не поймали. Затем информация с дипломатической почтой переправлялась в Анкару. Иногда она поступала даже через штаб-квартиру НАТО в северо-восточном Средиземноморье.

После рассказа Тинуэлла я невольно вспомнил, в какую ярость впал Уолпол при виде изуродованного раскопа, и мне сразу же стало ясно, как я ошибся, посчитав неподдельным его негодование, в то время как оно было вызвано потерей тайника, который нужно было устраивать заново.

— Правда, иногда почту из тайника вынимал не грек, а очаровательная мадемуазель, с которой я имел удовольствие видеть вас однажды. Она египтянка, но отец у нее француз. Она действительно журналистка, однако статьи ее оплачивала не «Сан-Антонио геральд», а египетская разведка. Можете себе представить, какие последствия имели для нас ее шпионские действия. А какие сюрпризы нас еще ждут, известно лишь одному господу богу.

Не глядя на меня, Тинуэлл полистал какие-то документы. При этом на лице у него не раз появлялась кислая мина, словно это дело давно ему осточертело.

— Впрочем, ее добычей стал не один Уолпол, — устало продолжал подполковник. — Она ловко использовала болтливость союзных офицеров. Дело капитана Жако передано нами службе французской безопасности. Этот болтун еще пожалеет о своем легкомыслии. Танки АМХ-13, секрет маскирующей окраски — все это на его совести. В том, насколько тесны были контакты мадемуазель с местными партизанами, вы, лейтенант, убедились дважды: в первый раз это случилось 24 августа, когда она помешала этим дикарям линчевать вас, во второй раз — в ночь на 2 октября, когда она бесследно исчезла в том же районе.

Только теперь пелена окончательно спала с моих глаз. Я, сам того не подозревая, попал в точку пересечения интересов двух шпионских организаций. Когда шифрованные донесения забирал из тайника чиновник консульства, они пересылались в Анкару, а оттуда в Вашингтон, в Пентагон или же в штаб-квартиру ЦРУ. Когда же связника Уолпола опережала Элен, то тайный передатчик отстукивал то же самое сообщение в Каир. И все это делалось на глазах у представителя английской контрразведки, выглядевшего во время всех этих манипуляций секретнейшими данными весьма жалким дураком. Нас перехитрила какая-то девчонка. По-видимому, подполковник мучительно переживал этот постыдный факт.

— Вы схватили ее, сэр? — поинтересовался я и поймал себя на мысли, что с тревогой жду ответа Тинуэлла, так как мне очень хотелось услышать «нет».

— Пока она скрывается где-то в горах, — не глядя на меня, неохотно проговорил подполковник. — Видит бог, у нас сейчас других дел по гордо и нам просто некогда заниматься этой маленькой шпионкой. Рано или поздно ее все равно выследят и поставят к стенке. Приказ о ее аресте с указанием примет висит в каждом полицейском участке… Просто удивительно, как далеко вы зашли в своих отношениях с этой особой…

Я растерянно смотрел себе под ноги.

— По крайней мере, положен конец проискам Уолпола… — вымолвил я.

— Вы ошибаетесь, — перебил меня Тинуэлл. — Он ни в чем не признался, поэтому его даже нельзя судить. Обвинение в его адрес основано на ваших показаниях, которые в свою очередь базируются на утверждении мисс Ругон, что она якобы видела, как Уолпол клал что-то под камень. Основываясь на этих данных, британский военный суд не решится вынести ему обвинительный приговор. Короче говоря, вчера, рано утром, мы отправили его с дружескими приветами в филиал ЦРУ в Анкаре вместе с его «фордом» и древностями.

Я невольно подумал о том, что в этом, безусловно, есть и моя заслуга. Если подполковник отпустил Уолпола, то, разумеется, вовсе не потому, что у него не хватало косвенных улик, чтобы осудить американца. Скорее всего, английская контрразведка боялась самого судебного процесса, который мог пролить свет на ошибки ее сотрудников. А секретные службы всегда стараются затушевать свои неудачи, что им сделать, естественно, гораздо легче, чем какому-либо гражданскому ведомству.

— Вы должны знать, лейтенант, — сказал мне в конце беседы Тинуэлл, — что мы решили воздержаться от наложения на вас дисциплинарного взыскания только потому, что до сих пор ваш послужной список был безупречен.

Повлияло на наше решение и развитие событий на Ближнем Востоке. Вы получите возможность искупить свою вину на фронте, в районе боевых действий. Я достаточно ясно выражаюсь?

— Да, сэр, — ответил я. — Спасибо, сэр.

— Ваша командировка к нам с этого момента считается законченной. Вы должны сегодня же вернуться в свое подразделение. Можете идти.

— Хэлло, Роджер! — крикнул Билл Шотовер, завидев меня, и чуть не сломал мне плечо своей ручищей. — Я рад, что ты снова со мной. Наша бивуачная жизнь окончена. Идем-ка за мной, старина.