– Удастся – не удастся, нечего тут гадать! – скривился Филимон Гротас. – Работать надо лучше, вот что.

– Так, может быть…

– Да! – громко воскликнул следователь. – Вот именно! И – как можно скорее! Ты ведь хотел предложить его арестовать, Панкратий, верно я понял?

– Да, господин куратор.

Филимон с усмешкой обвел глазами сотрудников:

– Ну и дураки же вы, господа мои! Кто ж нам позволит арестовать заместителя начальника стражи? Где доказательства? Арестовать его мы не можем… официально… Но… – Следователь хитро прищурил левый глаз. – Вам понятно, соколы мои?

Все встрепенулись:

– Вполне!

– Но! – Филимон поднял вверх большой палец. – Что б ни одна собака не знала…

– Скидар Камилос устраивает сегодня вечеринку, – негромко произнес Никон. – Никифор Макрит вряд ли пропустит ее… Любит посмотреть на одну танцовщицу…

– Это на Зорбу, что ли? – Следователь усмехнулся.

– На нее… Она нас и предупредит, когда Никифор появится.

Встав, Филимон заходил по комнате, задумчиво теребя усы:

– Скидар Камилос… Скидар Камилос… Приют «Олинф»… Алексей, ты, кажется, его разрабатывал в своем прежнем секрете?

Лешка кивнул:

– Да, я уже докладывал.

– Помню, помню… Никифора берите аккуратно, чтоб никто ничего… А я со своей стороны сейчас же отправлюсь к эпарху за официальным разрешением на арест… Подключу протовестиария Василия, еще кого-нибудь из знакомых… В общем, сделаю все, чтоб Никифор занервничал… Вам будет его труднее брать, но… Возможно, он явится на вечеринку отнюдь не пустым!

– Скидар Камилос?

– Да. – Филимон нахмурил брови. – Я его давно подозреваю. Скользкая бестия, и уж куда умнее Никифора. Ну, желаю хорошенько повеселиться!

Проникнуть в приют «Олинф» оказалось куда легче, чем начать там действовать. С недавних пор находившийся на крючке у Никона привратник без лишних вопросов тут же пропустил припозднившихся гостей, даже провел в залу, указав места у дальней стены. Парни уселись, не вызвав никакого беспокойства у остальных посетителей притона, скорее, все сейчас было наоборот…

– Михаил Кселл, доместик, – тревожным шепотом пояснил Никон. – Вон он, у жаровни, с бокалом вина. Рядом – протопроедр Иоанн Вестиарий, в том дальнем углу, с мальчиками – комес Елизар, флотоначальник, напротив – патрикии, Василий Комет и Роман Экскемон… Господи, одного взгляда этих людей достаточно, чтобы нас всех поперли со службы – и это самое малое, что они могут сделать. Будьте осторожными, парни!

– Где же, интересно, Никифор? Неужель, не придет?

– Должен прийти… должен… Может, он просто не показывается раньше времени – ждет Зорбу?

– Зорбу… – прошептал Лешка. – А не вздумает ли он ее… как старика?

– Может, – повернув голову, кивнул Никон. – Этот – может. Даже если девчонка ему и не очень мешает – так просто так, на всякий случай. Правда, при нас достать ее будет для него затруднительно. И я бы даже сказал – весьма! О, о, взгляните-ка на вошедшего!

Лешка перевел взгляд на задрапированный плотными парчовыми шторами вход, откуда только что появился новый гость – тучный, обрюзгший толстяк с жирным, похожим на свиной рыло, лицом типичного российского чиновника-казнокрада. Тяжелая, богато украшенная жемчугом и самоцветами одежда тускло светилась в зеленовато-желтом пламени ламп, каждый палец чиновника был унизан драгоценным перстнем.

– Протокуратор ремонтных работ Елизарий Мокс, – прошептал Никон. – Странно, что он сегодня явился один, без помощника… Есть такой Герасим Барлак, обычно они вместе ходят.

– Герасим Барлак?! – Лешка вздрогнул.

– Ну да – прямой заместитель Елизария. Тоже, между нами говоря, вор, но вор опытный, хитрый… к тому ж батюшка у него… не буду даже говорить – кто.

В узкой, вытянутой в длину зале уместилось уж человек сорок посетителей, люди поважнее – в центре, на застеленных ворсистыми коврами ложах, остальные – поскромнее, вдоль стен. Масляные лампы и свечи горели лишь в центре залы, края ее были погружены в полутьму. Негромко звучала музыка – цитра, барабан, бубен, флейта и лютня, – неслышно шныряли с золотыми подносами слуги.

К Елизарию Моксу, едва тот явился, тут же подскочили два красивых мальчика с ярко накрашенными губами. Поцеловав по очереди обоих, чиновник одарил их браслетами и чудесным ожерельем крупного жемчуга.

– Думаете, это ожерелье? – тихо усмехнулся Никон. – Нет… Это Влахернский дворец, по документам – давно уже отремонтированный. На самом-то деле там одни развалины. А эти браслеты – это дороги у ворот Святого Романа. По бумагам – красивые и гладкие, на самом же деле – одни ямы.

– А этот… Герасим Барлак, он что, тоже мальчиков любит? – полюбопытствовал Лешка.

Никон отрицательно качнул головой:

– Нет. Герасим, похоже, вообще никого не любит. Только себя… Ага, вот наконец и хозяин.

У дальней стены залы, рядом с музыкантами, возник попечитель приюта «Олинф» Скидар Камилос – респектабельный господин в белом далматике и длинном кафтане темно-голубого бархата. Красивое лицо его светилось радушием, в глазах отражалось зеленоватое пламя светильников.

– Друзья! – подняв вверх правую руку, произнес он звучным, хорошо поставленным баритоном. – Даже звезды, даже само небо не знают, как я рад вновь видеть вас у себя. Ешьте, пейте, веселитесь! И пусть этот вечер будет для вас таким же прекрасным, как те, что уже были и еще, я надеюсь, будут! А сейчас… – Господин Камилос хитро прищурился. – Для вас поет и танцует долгожданная красавица Зорба!

– Зорба! Зорба! – захлопав в ладоши, закричали собравшиеся. – А ну, спляши нам, дева!

Зарокотал барабан, сначала тихо, а потом – все громче и громче…

– Ну, блин, – посмотрев на барабанщика, Лешка уважительно тряхнул головой. – Не хуже «Арии».

Грохот нарастал до такого предела, что уже заглушил все голоса – видимо, в зале была очень хорошая акустика. Бил, бил, бил… И стих! Резко, словно ухнул в глубокую пропасть.

Дребезжаще звякнули струны цитры…

И тяжелая парчовая штора упала на пол…

И появилась Зорба.

Затянутая в белое покрывало, она казалась мраморной древней статуей. Позади танцовщицы замаячили двое полуобнаженных юношей с острыми саблями.

Все затихли.

Звякнул бубен.

Юноши припали к полу, поползли, извиваясь, словно змеи… А Зорба, словно не видя их, кружилась под томный перебор лютни, собирая цветы, выставленные в золотых вазах. А парни приподнялись… Тревожно забил барабан… Взмахнули саблями, прыгнули… Опа! И накинули шелковые веревки на рванувшуюся под музыку девушку… И повели… Бил барабан!

И под этот рокот с несчастной пленницы под довольный рев зрителей сорвали одежду. Всю, до самого последнего лоскутка. А потом стали пить вино под звон цитры и рокотание барабана… И уснули, картинно свалившись под ноги обнаженной танцовщице.

А та с мольбой протянула руки к зрителям:

Зорба провела себя руками по бедрам и закружила меж «спящих». Тихо заиграла флейта. Остановившись, танцовщица нагнулась, приподняла за волосы голову одного «разбойника»… затем – другого… Хмыкнула, с насмешкой взглянув на публику:

И вновь зазвучали все инструменты, все громче и громче, и девушка взмахнула подобранной с ковра саблей, якобы отрубая «разбойникам» головы, и даже брызнула «кровь» – красное тягучее вино.

Наклонившись, танцовщица подобрала вторую саблю, закружилась в победном танце – и всепобеждающе громко играла музыка, а зрители орали…