— Она — маленький робот, — объяснила Ванда обомлевшей Илинке. — Говорит по-английски, знает двести пятьдесят слов. Я уверена, что ты знаешь гораздо больше, но важно произношение… Дед Мороз подумал, что хотя ты и большая девочка и не играешь в куклы, но этот подарок тебе понравится…

Илинка кинулась ей на шею, не дав договорить. Она была так счастлива и взволнована, что не могла выговорить ни слова. Думитру смотрел на дочь, тронутый ее искренней радостью. Кристиану тоже переполняли теплые чувства. Деликатность и щедрость Ванды вызвали в ней запоздалое сожаление о строгости, с которой она ее судила, о своей неспособности понять ее до конца.

— Ты нас заставила снова почувствовать себя детьми, — обратилась она к Ванде. — За это мы больше всего тебе признательны!.. Что касается нашего Деда Мороза, — она улыбнулась при мысли, что Ванда втянула их всех в свою игру, — то он явится, как всегда, во-время и будет счастлив застать тебя среди нас под украшенной елкой…

После того как Илинку отправили спать, они засиделись допоздна. Воспоминания… Когда они наконец встали из-за стола, огонь в печи уже давно погас и в столовой стало прохладно…

Следующий день Кристиана почти безвылазно провела на кухне. Это был. канун Нового года, и она не успевала приготовить всего, что задумала: всевозможные закуски, печенья и кремы, один другого краше. Илинку послали в город докупать недостающие продукты.

Дома остались только они с Вандой, которая чистосердечно призналась, что совершенно не выносит запаха кухни. Кристиана расхохоталась:

— Я и не знала, что бывает аллергия на кухню! — и заявила, что она тоже не выносит присутствия посторонних на кухне, особенно сейчас, когда дел невпроворот.

Не успела она вытащить из печи первые противни с выпечкой, как снедаемая нетерпением Ванда оказалась тут как тут. Она покинула свое кресло в столовой, где читала киноальманах, и примчалась на аппетитный запах, распространившийся по всему дому.

— Ну и вкусные, должно быть! — воскликнула она, не отрывая взгляда от румяных пирогов. — Дома, помню, мама всегда мне пекла маленький пирожок в форме, якобы для того чтобы опробовать печь — не припекает ли. А на самом деле, чтобы от меня отделаться, зная, какая я нетерпеливая…

— Если бы я знала, то тоже бы опробовала печь, — заверила ее Кристиана. — Все, что я могу для тебя сделать, это предложить тебе отломить кусочек на выбор… Горячий пирог резать ножом нельзя, он зачерствеет, — поспешила объяснить она.

— Знаю, знаю. — Ванда уже перебрасывала кусочек пирога из одной руки в другую, чтобы остудить. — Мама мне то же самое говорила…

Кристиана нашла момент подходящим для того, чтобы попытаться пробудить в Ванде добрые чувства к родителям.

— Рада услышать это от тебя, — осторожно заметила она.

— Что? — Ванда растерянно заморгала.

— Что у тебя сохранились теплые воспоминания о матери, — начала она издалека, боясь ее обидеть. — Признание ее заслуг…

— Ошибаешься, — холодно ответила Ванда. — И прошу тебя, не будем к этому возвращаться…

— Попробую, — обещала Кристиана, — хотя я никогда не пойму твое противоестественное отношение…

— Мы принадлежим к разным мирам, — Ванда была явно недовольна. — А мама является для меня не конечным пунктом, а отправной точкой, из которой я ушла навсегда, куда я не хочу вернуться, даже если бы смогла, пойми меня правильно. Если ты поймешь это, то никогда больше не будешь заводить этот разговор.

Кристиана молчала. Она почувствовала, что между ними опять выросла та непробиваемая стена, о которую разбивались все ее попытки сблизиться с Вандой. Она пожалела, что затеяла этот разговор. Вероятно, это было бестактно, ведь она, как хозяйка, была обязана делать все, чтобы Ванда чувствовала себя хорошо в ее доме, но ведь она руководствовалась лучшими намерениями. Ее стесняло наступившее молчание, но она чувствовала, что не в силах его нарушить.

Первой заговорила Ванда — естественно, радостно, так, будто неприятного для нее разговора вовсе и не было.

— Как у тебя здорово! — Она с аппетитом поглощала пирог. — Все пропахло детством… Дедушками и бабушками, — специально подчеркнула она.

— Ты мне льстишь. Вы с Думитру одинаковые: он тоже хватает пирог горячим, не дав ему остыть. А если случается, что, когда я пеку пироги, его нет дома, то звонит все время, чтобы узнать, готовы ли. И либо я, либо Илинка тащили ему пироги на службу… Думитру как взрослый ребенок, — заметила она с улыбкой. — С виду он кажется суровым, резким, — продолжала Кристиана, — но на самом деле у него необыкновенная душа.

— Ты не рассердишься, если я сейчас сбегаю и отнесу ему пирог? — неожиданно предложила Ванда. — Если ты, конечно, не будешь ревновать! — Она испытующе посмотрела на подругу.

— У нас в доме ревность — абстрактное понятие, существующее только в словарях на книжной полке, — посмеялась Кристиана над этим нелепым подозрением. — Я не предложила тебе это сама только потому, что прогулка по морозу — сомнительное удовольствие… Мороз, как тебе известно, сушит кожу, затрудняет кровообращение! — добавила она со смешком. — Я хотела дождаться Илинку и послать ее…

— Что ты, — возразила Ванда, забыв, что это ее же доводы, — я с удовольствием пройдусь по морозцу, холодный воздух меня освежит. Позвони Думитру и скажи, что я его навещу! — крикнула она из своей комнаты, куда уже побежала переодеваться. — Чтобы мне не пришлось слишком долго у ворот стоять.

Кристиана бросила дела в кухне и пошла в столовую звонить Думитру. В кабинете его не оказалось, и она решила позвонить позже. Тем временем Ванда оделась, тщательно подкрасилась.

— Как ты думаешь, — спросила она Кристиану перед уходом, — удастся мне кого-нибудь очаровать в этом селе, до того знаменитом, что картографы даже не наносят его на карты?

Голос ее звучал звонко и уверенно, видно было, что ей не нужны ободрения, — она знала себе цену.

— Возможностей здесь много, — ответила Кристиана с доброжелательной улыбкой.

— Я уверена, — прервала ее Ванда, — что среди офицеров может найтись один — только один, — которому я бы понравилась настолько, чтобы он не позволил мне уехать отсюда! — Она рассмеялась, сбив с толку Кристиану, которая никак не могла решить, следует ли принимать ее всерьез. — Что ты об этом скажешь? — продолжала Ванда. — Я надумала выйти замуж в Синешти. В первую очередь для того, чтобы жить поближе к тебе. Ну как?

— К сожалению, — заметила явно смущенная Кристиана, — большинство наших офицеров — люди молодые, значительно моложе тебя, то есть нас обеих, — поправилась она быстро.

— Вот уж глупости! — фыркнула Ванда. — Совершенно необоснованное замечание! Сейчас в моде браки, когда жена лет на десять старше мужа. Могу привести множество примеров.

— Опять ты спешишь! — ласково выговорила ей Кристиана. — Я еще не закончила свою мысль. Твои намерения не слишком реальны хотя бы потому, что у нас в гарнизоне не больше двух-трех неженатых офицеров…

— Я начинаю жалеть, что приехала! — обиженно произнесла Ванда, но тут же улыбнулась: — Ладно, с претворением в жизнь этого великого решения повременим еще одну пятилетку! Ведь, по сути дела, вся жизнь впереди! Куда мне спешить?! — И она весело выскочила за дверь.

После ухода Ванды Кристиана пожалела о своей откровенности, которая не очень-то была нужна Ванде, живущей в мире своих фантазий.

Ванда нашла дорогу в часть по запомнившимся случайно ориентирам. Она приехала поздним вечером, по пути к дому была слишком занята разговором, чтобы замечать еще что-нибудь. Дороги она почти не помнила. Теперь при дневном освещении она с удивлением обнаружила, что большинство домов — настоящие, добротные коттеджи, которые могли бы служить дачей, о которой мечтает каждый горожанин. Селение не было лишено своеобразной прелести, признала она, при условии, конечно, что приезжаешь сюда на время, а не остаешься насовсем.

Думитру ждал ее в своем кабинете.