Все эти размышления сыграли свою роль, когда она принимала решение. Думитру был слишком поглощен своим делом, у него редко было свободное время. Вечно он отлучался, иногда по неделям не бывал дома — то на полевых учениях, то на уборке урожая или на посевной, то сидит в части, контролирует и проектирует. Нужно же кому-то заниматься домом, ребенком. Кто-то должен позаботиться, чтобы в печи горел огонь, а в тарелках был горячий суп. А кроме того, они все время переезжали вслед за Думитру из одного гарнизона в другой, из-за этого она работала где придется: то в суде, то юрисконсультом на каком-нибудь предприятии…

Последней каплей, заставившей ее принять окончательное решение, подписать свое отречение от профессии, был радостный крик ворвавшейся в зал суда босоногой Илинки: «Мамочка!» На мгновение она увидела себя такой незначительной, такой неподходящей для представляемого ею серьезного учреждения, что стыдно было оглянуться вокруг. Казалось, она заняла чье-то место, а теперь ее разоблачили перед переполненным залом. Публика смотрела на нее другими глазами, она была уже не адвокат, а «мамочка»…

С тех пор прошло много лет, но при воспоминании об этом она до сих пор испытывала неловкость, смущение. И сейчас — она поняла это — она. просто боялась, что у нее ничего не получится.

Ванда Брумару предупредила ее, что приедет в Синешти дня за два, за три до Нового года.

— Надеюсь, что за эти дни я не успею вам надоесть!

Мне нужно какое-то время, чтобы привыкнуть, чтобы не чувствовать себя чужой среди вас, — с милой застенчивостью объясняла она свое решение, хотя Кристиана еще раз повторила, что все они ее ждут, что она будет желанной гостьей, когда бы ни приехала.

— Можешь у нас оставаться, сколько тебе будет угодно, — говорила Кристиана. — Может быть, тебе взять несколько дней в счет отпуска? У Илинки каникулы. Если захочешь, она тебе составит компанию на лыжах или покатаетесь на санках с горы — она очень любит зимний спорт. А на следующий год у нас, возможно, будет даже дорожка для бобслея, Думитру нам обещал, — сообщила она не без гордости. — Ее строит молодежь на общественных началах. Местность здесь будто специально создана для этого. Солдаты тоже смогут ею пользоваться в свободное время. Думитру составил предложение для заседания местного совета — он член исполкома…

Ванда слушала ее невнимательно и особой радости по поводу своего приезда не показала.

— Знаешь, — заметила она осторожно, — я привыкла проводить отпуск на море, я без него жить не могу. И без поездок за границу! Кроме того, в определенном возрасте мороз перестает благотворно влиять на цвет лица: сушит кожу, замедляет кровообращение…

Ванда приехала, как и обещала, вечером, последним автобусом. Они ее встретили всей семьей на автобусной станции. Утром по просьбе Кристианы Илинка съездила в город и купила в цветочном магазине красивый букет гвоздик. Она же и вручила его Ванде, потому что Думитру, несмотря на настояния Кристианы, отказался это сделать. «Это не по моей части, — извинился он. — В форме с букетом цветов я себя чувствую неловко, ты же знаешь!»

Вся в белом, от мягких облегающих сапог до круглой маленькой шапочки, в песцовом полушубке, Ванда выглядела как снежинка. В одной руке у нее была дорожная сумка — тоже, разумеется, белая, — в другой небольшой чемоданчик на колесиках. Улыбчивая, красивая, стройная, среди других пассажиров, усталых, измученных работой, с обветренными лицами, она казалась волшебной феей из сказки. Кристиана разглядывала ее удивленно и с интересом. Перед ней была совсем другая женщина, значительно моложе той, которую она встретила в городе всего лишь неделю назад. Отдохнувшая, беззаботная, сознающая свою привлекательность и потому уверенная в себе, умеющая понравиться. Даже Думитру, обычно неприветливый или безразличный с женщинами, нашел нужным отметить со свойственным ему благодушием:

— Я рад, что у моей жены такие элегантные подруги!

Ванда неопределенно улыбнулась, изобразив удивление в своих голубых глазах. Заметив эту улыбку, Думитру невольно подумал про себя: «С такими «блудливыми», как сказала бы моя мама, глазами можно вскружить не одну слабую голову!»

Дорога к дому вела через село, освещенное мерцающим светом месяца. Застывшая белизна снега, глубокая тишина, нарушаемая лишь скрипом их шагов, воздух, пахнущий морозом и хвоей, привели Ванду в восторг и волнение.

Когда они наконец дошли до дому, в тепле и уюте столовой их ожидал заблаговременно накрытый Кристианой стол.

— Как у вас мило! — воскликнула Ванда, охваченная детским восторгом.

— Нам впору открыть музей эволюции румынской мебели за последние двадцать пять лет, — усмехнулась Кристиана. — У нас не осталось ни одного полного гарнитура. После стольких переездов…

— Я имела в виду совсем другое, — сказала Ванда по-прежнему взволнованно. — Нечто такое, что вселяет уверенность, какое-то ласковое тепло… Чувствуешь, что переступил порог дома, в котором царит культ семьи.

— Так оно и есть! — подтвердил Думитру, явно довольный ее словами. — И даже если вы говорите только из вежливости, мы все равно вам признательны и просим вас чувствовать себя членом нашей семьи!

— А я уже чувствую!

Кристиана с Илинкой принесли из кухни подносы с аппетитно украшенными закусками. Все сели за стол.

— Должна вам сказать, — начала робко Ванда, роясь в сумке, — что Дед Мороз посетил меня раньше обычного, потому что узнал, что я уйду из дома. И принес мне кое-что для вас. Разные пустяки, конечно, вы уж его извините, но мой внезапный отъезд нарушил его планы. Символические знаки внимания, что попалось под руку в его мешке с подарками…

Все трое на мгновение замерли. Первая пришла в себя Кристиана. Она стремительно обернулась к Думитру, который спокойно наблюдал этот импровизированный спектакль.

— Скажи Деду Морозу, — сказала Кристиала, — что мы ему признательны, но предпочли бы, чтобы он оставил эти подарки тебе…

— Нельзя! — решительно остановила ее Ванда. — Потому что он ушел, мне его все равно не догнать! Смотрите, для Думитру он оставил запонки, — весело продолжала она игру и протянула хозяину дома красивую шкатулочку.

Кристиана опять хотела вмешаться, но Ванда была непреклонна:

— Вы мне обещали делать все, чтобы я чувствовала себя членом семьи! Теперь, Кристиана, ты меня обидишь, если будешь против…

— Наверное, нам придется согласиться с Дедом Морозом, — вмешался Думитру. — Но я хотел бы узнать: он просил тебя лишь вручить нам подарки или же уполномочил также получить поцелуи, которые ему полагаются? Если говорить откровенно, мне его сюрприз понравился, и я хотел бы довести это до его сведения…

Все рассмеялись, а Думитру, не дожидаясь ответа от Ванды, снова покрасневшей и казавшейся совершенно растерянной в его присутствии, вскочил со стула и расцеловал ее в обе щеки. Затем торжественно вернулся на свое место.

— А тебе, Кристиана, — продолжала Ванда свою игру, — он прислал дезодорант и мыло с яблочным ароматом…

— Неужели бывают дезодоранты и мыло с яблочным ароматом? — недоверчиво спросила Илинка, подвигая свой стул поближе к Ванде.

Непринужденность Ванды покорила Илинку в первую же минуту их встречи. Она тут же начала ее боготворить и старалась держаться поблизости.

— Конечно, — подтвердила Ванда, протягивая дезодорант и мыло сначала Илинке и только потом Кристиане, которая ее взолнованно поцеловала. — В наш век всевозможных суррогатов не могли не изобрести и что-то в этом роде… Женщинам, — обратилась она к Кристиане, — не нужно говорить дважды, что запах яблок ассоциируется с молодостью, что его следует предпочитать самым знаменитым духам!

— Чувствуешь, мамочка, как здорово пахнет? — нетерпеливо подскакивала Илинка. — Дай мне мыло понюхать! Пожалуйста, мамулечка!

— Для тебя у меня тоже есть кое-что, — заговорщически подмигнула ей Ванда.

Она встала, отложила сумку, раскрыла чемодан и вынула из него большую куклу-блондинку, которая открывала и закрывала глаза.