— Значит, — подытожил Иван, — на один и тот же вопрос мы смотрим по-разному.
— По-разному, — согласился председатель.
— В этом нет ничего плохого, — сказал Иван. — У каждого свое мнение.
— Мнение у нас должно быть одно, — сказал председатель.
— Не знаю, как должно быть. Вам, Георгий Алексеевич, виднее. На то вас и учили!
— А не кажется, Иван Захарович, что все вы знаете, только притворяетесь, — голову людям морочите.
Иван не обиделся, но и не согласился с ним. Спокойно, как и до этого сказал:
— Никогда в жизни никому головы не морочил…
— Значит, себе морочишь.
— Люди наговорили, Георгий Алексеевич… Их только начни слушать…
— Тебя же я слушаю…
— Меня, Георгий Алексеевич, с теми, кто мне завидует, не равняй.
— Тебе завидуют те, кто похож на тебя! Хорошо, что таких немного, — единицы.
— По-моему, и того меньше, — уточнил Иван. — Один я! Чтобы завидовать моим деньгам, Георгий Алексеевич, надо работать не так, как сейчас. Чего им не жить в колхозе: трудовой день короче, чем на производстве! Только что в посевную да в уборочную… А полгода живут как на курорте! Отпуска даете, пенсию… Выходной придумали! По курортам стали ездить… А работать когда? Про доярок и свинарок я ничего не говорю, — там не отдохнешь!
— Ты, Иван Захарович, в самом деле так беспокоишься о колхозе?
— Я всегда беспокоился о колхозе. Разве вам этого не говорили?
— Говорили. Я думал, просто тебя не хотят трогать… Свой, все-таки…
— Я, Георгий Алексеевич, заслуживаю к себе самого лучшего отношения!
— А что ты такого сделал? На особенное внимание, сам знаешь, каждый рассчитывать не может.
— Еще не сделал, но скоро сделаю, — ответил Иван.
— Что же это такое будет?
— Пока не могу сказать.
— Мне казалось, что я все понял, а тут опять неясность! С вами, Иван Захарович, не соскучишься! Вы не родственник главному бухгалтеру или шангинскому бригадиру?
— Нет. С родственниками у меня плохие отношения, — добавил Иван.
— А с чужими?
— С чужими — хорошие.
— И давно у тебя так?
— Лет двадцать. Сразу после войны.
— Да-а, Иван Захарович, жизнь у тебя сложная… Если судить по рассказам, то не все совпадает… Ты только никаких номеров не выкидывай, — фантазия у тебя богатая!
— Номеров, про которые вы думаете, не будет! — весело оказал Иван. — А то, что пообещал, сделаю! Один вопрос можно, Георгий Алексеевич?
— Пожалуйста!
— Кто на меня нажаловался? Бадейников?
— Ты угадал, Иван Захарович.
— Спасибо, что сказал. А то я переживать начал: думаю, а вдруг не он?
— Ты не ошибся, Иван Захарович, не он один… Скажи спасибо шангинскому бригадиру и Михаилу Александровичу!
— Я могу сказать спасибо не только им…
— А кому еще?
— Председателю сельсовета. Старшему брату шангинского бригадира, — пояснил Иван.
— Да, он тоже хорошо говорил. Защита у тебя, Иван Захарович, надежная.
Иван опустил голову и задумался: «В самом деле все хорошо или главный разговор впереди? Неужели он со мной в кошки-мышки играет?»
Зашел Бадейников подписать какие-то бумаги. Иван заметил: ох, как хотелось ему остаться и послушать! Это и председателю бросилось в глаза, и он так выразительно взглянул на празднично разодетого счетовода, что тот, уже остановившийся послушать и уже приглядывавший стул, на котором бы можно было посидеть, круто повернулся на месте и исчез за дверью. Как будто бумажку ветром со стола сдуло!
«Ну, вот что надо человеку? — Иван глядел на бесшумно закрывшуюся дверь, за которой, ему казалось, Бадейников остановился. — За что он меня не любит? Что он лезет со своими документами именно в то время, когда я сижу у председателя? Хочет посмотреть, как у меня идут дела? Хорошо идут, лучше, чем у тебя!»
— Иван Захарович, звонил шангинский бригадир, просил не ругать, что ты не дал трактористу распахивать бугор. Так вот, я тебя не ругаю…
Иван слушал председателя почти что не дыша.
Кто-то приоткрыл и закрыл дверь. Сухарев оглянулся и продолжал:
— Мне Михаил Александрович рассказал про вашу жизнь… Околдовала вас заимка, что ли?..
— То-то и оно, — ответил Иван, огорчаясь, что ничего-то председатель не знает о нем. Разве Михаил Александрович так расскажет, как бы Иван сам о себе рассказал? Но когда рассказывать? Да и кто будет слушать? Всем — некогда! Да и нужды не было рассказывать… Жил себе и жил: А теперь как-то так все повернулось, что Иван чуть не каждому должен объяснить, что сейчас он не такой, как о нем думают, и раньше был не тот, за кого принимали… Вроде как все время жил под чужим именем! Да это целую книгу написать можно, если Иван начнет рассказывать про свою жизнь! Был бы пограмотнее написал бы! А так что человека мучить, у него и без меня дел хватает! И на том спасибо: у меня не был, заимку, наверно, хорошо не видел, а разобрался… По всему видать — хорошего человека прислали! А если бы по-настоящему поговорили, и не в конторе, а на заимке?! И ему бы и мне интересней было…
— Хорошо принял, спасибо, — поблагодарил Иван председателя, когда тот перестал говорить по телефону. — И я, когда будешь на заимке, хорошо приму: карасей наловлю, лодку дам покататься.
— У тебя лодка есть?
— Есть. На большом озере.
— Я по берегу проезжал, не видел.
— Стоит возле перехода! За кустами! Шофер разве не сказал, когда мимо проезжали?
— Про лодку ничего не сказал.
— Миронов бы не утаил.
— Что-то я тебя, Иван Захарович, не понимаю: какой смысл шоферу утаивать, что на озере есть лодка?
— А такой, что понравится тебе и озеро, и лодка, и поляна, и ты будешь лучше то мне относиться… Это ж мой родственник — твой шофер!
Председатель засмеялся:
— Да, я совсем забыл, что с родственниками у тебя плохие отношения. Не горюй, Иван Захарович, я тебя и с родственниками помирю!
— Хорошо бы, — согласился Иван. — Я-то с ними не ругался.
— А за что они на тебя сердятся?
— Денег не даю.
— А что они, сильно нуждаются?
— Сейчас-то какая нужда, а раньше — было!
— Ну и выручил бы!
— Так у меня тогда у самого не было!
— Сейчас бы помог.
— Своим — ни за что! Чужим — другое дело!
— Что-нибудь еще есть ко мне? — спросил Сухарев.
— Пока что разговором доволен, — ответил Иван.
— Почему «пока что»?
— Я еще не дойду до заимки, а ты возьмешь да передумаешь? Прощайте тогда бугор с поляной!
Иван схитрил: не об этом он хотел сказать председателю, своим ответом он только прикрылся, — рано еще было выдавать тайну.
Председатель, конечно, не мог проникнуть в замысловатый ход Ивановых мыслей и ответил, принимая Ивановы слова за чистую монету:
— Ты почему, Иван Захарович, никому не веришь? Откуда у тебя это?
— Люди научили, — ответил Иван, принимая в свой адрес явно незаслуженное обвинение. Дело было вовсе не в том, что он никому не верит, — просто он так вынужден был ответить! Хочешь не хочешь, а получалось, что Иван сам на себя наговаривал! И с этим пока что ничего нельзя было сделать… Иван только сейчас понял, почему он не хочет сказать председателю, что собирается подарить колхозу деньги: ему не поверят, поднимут на смех! Подарок надо сделать неожиданно, без лишних слов!
13
Иван подходит к окну, открывает вторую створку, прихлопнутую ветерком, и видит в палисаднике огромную стаю воробьев! Они не боятся Ивана, продолжают орать и не улетают! На заимке столько не было воробьев, сколько у председателя в палисаднике! Привыкли к открытому окну, иначе бы испугались… А может, воробьи настолько заняты собой, каким-то своим праздником, что не замечают Ивана? Храбрые, когда их много… Чудное что-то делается с Иваном: теперь вот воробьи лезут в голову, мелькают перед глазами…
Иван, видно, лишнего высунулся из окна, и воробьиная стая, продолжая неистово чему-то радоваться, перелетела в сельсоветский палисадник, где тополя были старше и высоко поднимались над черной четырехскатной крышей.
