Милицейская патрульная машина около двух часов ночи приближалась к стадиону «Строитель». Хрустящая ледяная крошка разлеталась из-под колес, вжикали в стороны незамерзшие лужи. Навстречу машине по разным обочинам дороги двигались две мужские фигуры. Обе несли в руках немалую поклажу. Один из мужчин, завидев машину, резко свернул во двор, другой повернул за угол и зашагал быстрее. Обогнув квартал, уазик скоро въехал во двор и высветил из темноты фигуру. Поставив громоздкую сумку на землю, мужчина, преждевременно почувствовав себя в безопасности, справлял рядом с ней естественные надобности. Не дожидаясь, пока он закончит, милиционеры осветили сумку: сверху лежали газеты, журналы. Глянцевые, новые.

— Куда следуем? — ухмыльнулся молодой сержант, показывая на поклажу. — Что несем?

— Макулатуру вот… — пробурчал в ответ мужчина.

— В два часа ночи… На сдаточный пункт никак? — еще хитрее ухмыльнулся сержант.

Мужчина тупо замолчал.

— Поднимите: что внутри? — потребовал милиционер.

Мужчина молча приподнял кипу журналов и газет. Под ними навалом лежали тюбики зубной пасты, куски мыла, карандаши, ручки, прочая пестрая мелочь.

— А с этим вы не в баню отправились среди ночи? — продолжал донимать мужика непонятливый сержант. — Полотенце вот только забыли.

Он посерьезнел:

— Забирайте это и пройдемте в машину. Вы нарушили правила общественного распорядка, — он кивнул на зияющую в снегу лунку.

Мужчина сгреб свою поклажу и влез в уазик. Тот резво тронулся с места и выкатил на улицу. Второй фигуры уже нигде не было видно.

— Здесь где-то. Далеко не мог уйти. — предположил сержант.

— Надо подъезды проверить.

Второго «юного пионера» обнаружили, действительно, в подъезде. Он стоял, прижавшись спиной к дверям квартиры. А под лестницей, чуть в отдалении, была припрятана сумка с почти таким же набором новых, пахнущих магазином, рисовально-мыльно-подтиральных принадлежностей.

«Пионер» действительно оказался юным: совсем мальчиком. От сумки он тут же отказался, но ее все равно прихватили с собой: слишком схожим был ассортимент содержимого, слишком новым и разнообразным — издалека попахивало ограблением.

Встретившись в машине, ни один из «пионеров» не стал далее запираться: они ограбили киоск, вину свою признают, украденное готовы вернуть до последней соринки.

Патруль проехал к месту преступления: киоск без сигнализации, фанерка, закрывавшая окошечко, отодвинута — стоит себе, сиротинка ограбленная, а хозяева и не знают.

— Ну, как вы действовали? — не без умысла поинтересовался сержант у старшего.

— Я отжал фанерку, он пролез вовнутрь, подавал мне сюда, а я укладывал в сумки.

— Понятно. Ну, пройдемте в машину, покатаемся.

По рации доложили в часть об ограблении, разыскали хозяев киоска. Прибежали две испуганные, всполошенные женщины, стали подсчитывать ущерб: киоск был обчищен основательно.

Грабителям, покатав, учинили допрос. Мальчишке оказалось только четырнадцать лет, звали его Максим Трифонов. На вопрос сержанта: «Учишься, работаешь?» — ответил:

— Нет. Нет.

— Образование какое?

— Что?.. Пять классов.

— Почему так мало?

— Из школы выгнали: я клеем дышал.

— Та-ак.

Фамилия сорокалетнего мужчины оказалась тоже Трифонов.

— Вы что: родственники? — удивился сержант.

— Отец и сын.

— Что-о? Это папаша, значит, сынка в уголовное дело втянул? Воровать стал учить? Молоде-ец! Ну, рассказывайте по порядку: кто задумывал, как осуществляли.

Поживиться: за счет ларька Владимир придумал давно: сигнализации в нем нет; окошко довольно приличное по размерам, считай, не закрыто, — худенький в него пролезет. Худеньким был его сын. Такой лоб вымахал, кормить его надо. Сам Владимир два года уже не работал — подходящая работа не попадалась. Жена с младшей дочерью уехала в деревню, там и жила, наезжала изредка. Вдвоем с Максимкой они перебивались здесь кое-как; помогала не умереть с голоду старшая дочь — она была уже замужем. Постоянная работа Владимиру все не подворачивалась, а подростка пристроить было вовсе невозможно: кому нужен малолетка-неуч? Только кушать все равно обоим хотелось. И поплотнее.

Киоск он заприметил с месяц как. Все продумал, в голове прокрутил. Столько добра забрать да продать — можно и пожить, ни о чем не думая. Поговорил осторожно с Максимкой, объяснил выгоды, и тот сразу согласился. Все казалось так просто, надежно.

В ту ночь выпили с соседом по квартире, посидели допоздна. Трифонов поднялся наконец:

— Ну что, сынок, пора.

Взяли две дорожных сумки, гвоздодер, отправились.

Все было спокойно, как и предполагалось. Владимир отжал в сторону фанерку, Максим быстро пролез внутрь ларька, стал подавать ему через окошко все, что под руку попадалось: бумагу, ручки, книжки, сигареты, пестро обернутую жвачку, открытки и прочие мелочи. Владимир быстро наполнял сумки.

— Все, вылезай, больше класть некуда, — позвал он сына.

Тот еще набил мылом целлофановый пакет, подал отцу. Выбрался из окошечка, и они быстро пошли домой. Все было вокруг по-прежнему спокойно.

Дома высыпали товар на стол, кровать, подоконник — ах ты, какая красота! Изобилие: мыло, сигареты, туалетная бумага… Развеселились: получилось-таки! И комар носа не подточил — все вышло!

— Ну, как я, сын, операцию спланировал? Вышло? То-то и оно! А ты думал, твой батька ни на что не годится! Учись, пока я жив!

— Да, пап, — захохотал Максим. — Я струхнул сначала, а сейчас — ничего! А может, второй раз еще завернуться? Сколько там всего осталось! Не пропадать же!

— Айда! — Владимир, задумавшись на минуту, схватил сумку — безнаказанность его окрылила.

И во второй раз никто им у киоска не помешал. Выгребли остатки, набили ими сумки. Сверху Владимир кинул кипу журналов…

Успех мероприятия так расслабил, что он почти не среагировал на патрульную машину. Решил, что везти сегодня будет до конца.

— Так это была уже вторая ходка? — оторопело уточнил сержант. — Что ж вы раныне-то молчали? Сокрыть хотели?

— Да нет, мы все отдадим, у нас все дома…

Тут же поехали к месту жительства. (Покатались Трифоновы в тот день на машинке!) Дверь в их квартиру открывалась оригинальным способом: изнутри, путем залезания через форточку, что малец проделал с удивительной ловкостью. «Не отсюда ли вытекла идея ограбления ларька? — отметил про себя сержант. — И кто из них на самом деле был инициатором? Мальчишка-то — хоть куда…»

— Ключей у нас нет, мы так… — пояснил Трифонов-старший.

В комнате, где жили неудачливые воры, награбленного не оказалось. Ни на столе, ни на кровати — лишь на подоконнике горка мыла… Трифоновы оторопели. Потом старший кинулся в комнату к соседу.

Тот вылез, якобы спросонья, и сделал непонимающее лицо, но, увидев в коридоре милиционеров, выволок на божий свет сумку.

— Не все! — сразу же определил Трифонов.

— Да ладно, я вас напугать хотел… Проснулся, смотрю: в комнате у вас куча барахла, подумал: куда вам столько? Решил припрятать, ради шутки…

— Гони остатки! Мы с тобой потом поговорим, шутник…

Сосед выгреб из платяного шкафа еще целый ворох красивых ненужностей. Милиционеры их оприходовали.

Значительно позже Трифонов вернул властям календари, блокноты и кой-какую мелочь, забытую впопыхах, — кроме того, конечно, что было затоптано в киоске во время ограбления.

Так через три месяца, впервые в жизни, они и предстали перед судом — семейным дуэтом: папа и сын. Кто из них у кого учился и кто кому урок преподал — до конца осталось неявным. Трифонов-старший всю вину взял на себя, клятвенно пообещал «завязать» и устроиться на работу. Остался вопрос: «завяжет» ли сын? Но ему поверили. И наказание обоим определили условно: три с половиной года отцу, полтора — сыну.

Хочется верить, что Трифонов-старший потом благодарил Бога, иной раз поглядывая на небеса, — за то, что патрульная машина оказалась тогда в нужном месте и в нужное время. Значит, не оставил еще Бог их семью без внимания. И если поняли они это — не оставит, наверно, до конца.