Вертинской пришлось несколько раз нарушать спокойное течение жизни отдела, который возглавлял ее супруг, дважды согласиться пообедать в ресторане, причем один из обедов пришлось продолжить в квартире пригласившего, о чем она не без удовольствия поведала Пашкову и предложила увеличить ее ставку, и один раз положить конверт со стодолларовыми купюрами в верхний ящик стола особо упертого спеца, который расстарался добыть не значащиеся в файлах сведения. В итоге появилась полная картина, на которой запечатлелись жены, дети, дальние родственники и даже любовницы, принявшие труд зарегистрировать на себя дома, машины, земельные участки, участие в фирмах и даже банковские вклады.
За прошедшее время Вертинская вообще сильно изменилась. Когда у нее на руках появились более-менее значительные деньги, она, по совету Пашкова, открыла собственное небольшое дело. Она оказалась неплохой модельершей, и мечтой ее жизни был шляпный салон. Шляпы у нее получались замечательные, но сказалось отсутствие опыта в ведении бизнеса, и за три месяца работы она, под ревнивые и несколько ироничные комментарии мужа, оказалась на грани банкротства, от которого спасали только ее «гонорары», получаемые из рук Пашкова. Она уже радовалась в душе, что не замахнулась на большое, но дорогое помещение, а ограничилась трехкомнатной квартирой на первом этаже жилого дома. Несмотря на постоянно вкладываемые в дело деньги и затраты на рекламу, ей никак не удавалось выйти хотя бы на ноль. Видя, что неудача с коммерческим начинанием, в рождении которого он отчасти был повинен, сильно расстраивает Вертинскую, Пашков привел ей бригаду специалистов из двух человек. Профессиональный аудитор и маркетолог за два дня изучили ее небольшой бизнес. Во-первых, почти сразу выяснилось, что найденный хозяйкой бухгалтер может таковым считаться с большой натяжкой, потому что имеет весьма отдаленное представление о том, что такое издержки и как они соотносятся с уменьшением налогооблагаемой прибыли; об остальном говорить вообще не приходилось. Во-вторых, одна швея, не теряя времени, начала пополнять свой личный бюджет за счет того, что потихоньку тащила домой дорогие ткани, где и шила изделия попроще и, естественно, дешевле, и их же сбывала в салоне для новобрачных и на вещевом рынке. Ну и в-третьих, Вертинская избрала неправильную маркетинговую политику, начав продавать эксклюзивные, изготовленные в одном экземпляре изделия, надеясь лишь на рекламу в печатных изданиях и на листовках, как посоветовал ей один знакомый, работающий в рекламном агентстве, специализирующемся именно на печатной рекламе, больше рассчитанной на мужчин и тех домохозяек, которые прочитывают весь мусор, попавший в их почтовый ящик.
Затраты на специалистов оправдались. Заменив нерадивых работников, Вертинская первым делом изготовила для себя набор шляпок, попеременно надевала их на все светские мероприятия, в которых стала непременной участницей. Пашков привел в ее салон жену, откуда та вышла совершенно счастливая и в лихой шляпке (первой в ее жизни). Увидев свою супругу в обновке, Пашков понял, что как привлекательная женщина она еще далеко не потеряна для общества в целом и для него лично. Пользуясь своим обаянием, Вертинской удалось завлечь в свой салон жен нескольких сослуживцев мужа и двух-трех теледам, после чего клиентура стала расти в геометрической прогрессии. Хозяйка уже подумывала о расширении дела, и лишь с большим трудом ее удалось убедить в том, что на подобные вещи должен быть некоторый дефицит и только тогда они будут в цене.
Обрушившиеся на Вертинскую трудности благотворно сказались на ее характере. Вынужденная бороться за свой бизнес, она стала мягче в общении, и отношение к деньгам стало у нее более уважительным. Вместе с этим росли ее мастерство и изобретательность в качестве агента, нацеленного на сбор необходимой информации. С этой целью она даже научилась обрабатывать своих клиенток, которые частенько сиживали в ее кабинетике за чашкой кофе с ликером, и многие почитали такие посиделки за честь.
Вертинская же и сообщила Пашкову, не придавая своим словам большого значения, что вскоре у префекта день рождения — ему исполняется шестьдесят лет. На дачу, оформленную на его сына, руководившего государственным предприятием по ремонту и прокладке автомобильных дорог в соседнем округе, собирается большая компания — человек сто, не меньше. И в этот момент у Пашкова окончательно дозрел его неясный до этого план.
После срочной встречи Матвей начал один за другим обходить магазины, торгующие сейфами. Как бы подыскивая надежное хранилище для своего загородного дома, он подводил продавцов к тому, чтобы они в качестве рекомендации или рекламы своего товара сказали о том, кто из известных людей покупал сейфы. В одном магазине продавщица проявила повышенную бдительность и едва не сдала его в милицию. Изменив тактику и сказав, что ищет подарок префекту такому-то, он выяснил то, что хотел. Стремящийся угодить клиенту продавец, видимо, работающий на комиссионных, сообщил, что в прошлом году специалисты фирмы уже установили один из сейфов на даче его сына. Ни марка, ни точное место установки Матвея не интересовали. Из слов продавца он понял главное — сейф есть, он достаточно надежен и велик.
Перед подготовкой к акции Пашков пришел к выводу, что львиная доля денег, с которыми более или менее добровольно расстаются бизнесмены района, оседает именно у префекта. В виде взяток, по большей части прошедших через руки нижних чиновников, подарков, комиссионных за коммерческое посредничество, в обиходе называемых откатом, и прочее. Как человек, воспитанный в советской системе, приближающийся к шестидесятилетию, префект не доверял банкам, имея все основания полагать, что рано или поздно состояние любого счета не так сложно проверить, и тогда очень трудно будет объяснить происхождение больших сумм, на нем хранящихся. Удалось даже выяснить, что радетель за народные интересы всем другим валютам предпочитал американскую, обменивая столь не любимые им родные рубли прямо у сына на даче, куда к нему приезжал управляющий одного из коммерческих банков и без ненужных формальностей производил конвертацию по курсу Центробанка, о чем по секрету и под воздействием ликера и дружелюбия хозяйки поведала одна из клиенток шляпного салона.
Первая половина апреля — чудное время в Подмосковье. Весна была ранняя, и снег по большей части стаял, оставшись только в низинах и в лесу. На дачных участках было уже сухо, березы покрылись зеленым пушком, который с каждым днем все больше превращался в листву. Собравшиеся на даче Жаркова-младшего гости расселись за длинными столами, расставленными прямо на улице, произносили здравицы в честь Жаркова-старшего, запивая их кто водкой, кто вином и заедая жарившимися тут же шашлыками, свежей зеленью с рынка и многим другим, что только можно купить за деньги.
Среди гостей Матвей заметил парочку из тех, кого простодушные сограждане, привыкшие к лозунгам и громким названиям, именуют криминальными лидерами, на что совсем не обращали внимание двое милицейских чинов, находящихся, правда, на другом конце стола.
Матвею, расположившемуся в полукилометре от трехэтажного кирпичного дома, скромно называемого дачей, все происходящее было хорошо видно. От вида поедаемых деликатесов рот у него наполнялся слюной, и он вынужден был глушить разгоравшийся аппетит самодельными бутербродами, объясняя доносившийся до него запах шашлыка разыгравшимся воображением.
До начала операции было далеко, но сейчас был один из самых ответственных моментов — вручение подарков юбиляру. Матвей, немало повидавший на своем веку, такого «гастронома», как он назвал это про себя, давно не видел. Чего тут только не было! От подарочных кинжалов и самоваров до пухлых конвертов и маленьких коробочек, в которых производители имеют обыкновение помещать дорогие запонки с камнями; золотые авторучки и бриллиантовые заколки для галстука. Вот эта-то «мелочь» больше всего и интересовала Матвея. Только после того как он увидел, что самые миниатюрные из подарков Жарков-старший собственноручно отнес в спальню, Матвей спустился с водонапорной башни и отправился в Москву — немного отдохнуть и проверить готовность своих бойцов.
