— А что хоть за издательство? Богатое?

— Ну все относительно. Но не бедное. Я не буду… — он хотел сказать, что не будет открывать ей всех тайн, подразумевая под этим выходку своего предшественника, говорить о которой было неприятно, хотя он лично не имел к этому никакого отношения, но за прошедшие дни неоднократно вынужденный отвечать на разные вопросы по этому поводу — от милиционеров, ведущих расследование, до сотрудников, по большей части просто проявляющих любопытство и, как правило, необоснованное. Но подумав, что такая фраза может звучать оскорбительно, сказал иначе: — Я не буду утомлять тебя всякими подробностями. Тем более что они тебе и не нужны. Своих забот, поди, хватает. Могу похвалиться, что акционеры приняли решение о расширении.

— Растешь, значит. Платить-то хоть много будешь?

— Договоримся, я думаю. Был бы человек хороший.

— А я хороший человек? — спросила Селиванова, заглядывая ему в глаза.

— Даже очень. По крайней мере, грудь у тебя выше всех похвал. Ну и еще кое-что.

— А голова?

— И голова красивая.

— Спасибо за комплимент. Но вообще-то, я про содержимое. Я хороший бухгалтер. Возьми меня к себе, а?

Такого он не ожидал. Заводя разговор, он рассчитывал на то, что Юлька подыщет ему хорошего специалиста, и не более того. А взять ее на работу… Этого он как-то не планировал. Даже в голове не держал такого. Он сразу вспомнил, как с ее помощью они кинули ее бывший банк. Как бы там ни было, а фактически она предала своих бывших хозяев. А предавший единожды…

— Ты не бойся, — сказала она, как будто прочитав его мысли. — Я тебя не подведу. Во всех смыслах. По крайней мере, я тебе не чужой человек. А это лучше, чем брать очень хорошего, но незнакомого.

— Неожиданное предложение. А там что? Разонравилось?

— Надоело. Брокеры эти чмокеры. Гоношатся чего-то, договариваются, сделки из воздуха. Ничего основательного. Ну какие сейчас ценные бумаги, а?

В конце концов, это не самый плохой вариант. Ему действительно нужен свой человек, на которого можно положиться. А на кого он еще может положиться, как не на любовницу? Во всех смыслах.

— Договорились! Когда можешь приступить?

— Завтра напишу заявление. То, се… Недели две начальство точно промурыжит. Потерпишь?

— Уже терплю до завтра.

— Ну-у… — она улыбнулась. — Потерпи. Не пожалеешь.

Юлька позвонила, едва он уселся в свое директорское кресло, и елейным голосом спросила, не передумал ли он после вчерашнего разговора. Так двусмысленно спросила, что понимай как хочешь — не то по поводу постели-аэродрома, экскурсия по которой была обещана на сегодняшний вечер, не то по поводу работы. Он, усмехаясь в трубку, ответил:

— Нет, не передумал.

— Я так и предполагала. Так, на всякий случай позвонила. Заявление уже написала. Где вечером встретимся? У меня?

— Если приглашаешь.

— Уже пригласила. В семь нормально?

— Вполне. Если ты к этому времени свою родню проводишь.

— Уже проводила. Шампанское с утра на льду стоит. А я как на сковородке. Не задерживайся, а?

В ее голосе слышалось неподдельное волнение, передавшееся Пашкову. Сильна… Неужели и правда так ждет? Это приятно. Но такие откровения его смущали, заставляли усомниться в искренности. Может быть, поспешил он с согласием принять ее на работу?

— Не задержусь.

Едва он положил трубку, как в кабинет вошла секретарша с круглыми глазами.

— Виталий Никитович! К вам там пришли. Из ФСБ.

Она проговорила «феэсбе», смешно коверкая буквы. У нее, как успел заметить Пашков, была такая манера. Шутила она так, что ли? Или вообще у нее с грамотешкой проблемы? Только сейчас эта проблема занимала его меньше всего.

— Так пригласите. И чаю дайте.

Вчера и выпил-то немного, а с самого подъема пить хотелось неимоверно. Выпил уже, наверное, литра полтора всякой жидкости, а жажда все не отступала.

— Здравствуйте, — сказал вошедший в кабинет примерно его возраста мужчина. Говорил он несколько в нос, неразборчиво, отчего голос казался глуше и тише, так что приходилось напрягать слух и, так получалось само собой, внимательнее прислушиваться к словам. — Я капитан Горохов.

— Здравствуйте, — без излишней приветливости ответил Пашков.

Вот и сбылось предупреждение Маратова.

— Почему вы не спрашиваете, зачем я здесь?

— Да сами скажете. Как вас зовут?

— Петр Евгеньевич. Правильно, скажу. Точнее говоря, спрошу. Пока только спрошу.

— А потом допросите?

— Все может быть. Вы Соснина знаете?

Если бы Пашков не был готов к тому, что как раз в эти дни ему зададут такой вопрос, он бы, скорее всего, обвис в своем кресле сдутым воздушным шариком.

— Вы имеете в виду Матвея? Скорее знал. Похоронили его недавно.

— Какие отношения вас связывали?

— Интересно. Вы не первый задаете мне такой вопрос за последнее время.

— А кто еще задавал?

— Даже не понял толком. Бандит какой-то, что ли. Сразу после похорон. Кстати, я вас там видел. Я имею в виду на кладбище. Вы там поодаль стояли. Около могилы.

— Вы наблюдательны, — с явным неудовольствием должен был сказать Горохов, трогая узел галстука.

— Отвечу вам то же самое, что и тому типу. Матвей меня консультировал по некоторым вопросам. Это мне нужно для моих книг. А вообще, мы с ним приятельствовали.

— На какой почве?

— А вот на этой самой. Он мне кое-что рассказывал. Ну, выпивали иногда. Могу я вас спросить, или только вы задаете вопросы?

— Попробуйте. Постараюсь ответить, если смогу.

— Чем вызван такой интерес к Матвею? То есть я знаю, конечно, что его… Что он погиб, когда брали его квартиру. Не знаю только почему. Что он такое наворотил, что даже ко мне… э-э… возникают вопросы.

— Терроризм. Угон воздушного судна, — сухо ответил Горохов и задал следующий вопрос: — Вы знакомы со Злоткиным?

— Злоткин? Подождите. Боря Злоткин? Конечно знаком. Как раз на похоронах и познакомились. Точнее говоря, на поминках. Он откуда-то из Тверской губернии, если не ошибаюсь. Просил помочь устроиться в Москве. Они с Матвеем вместе служили.

— Ну и как? Помогли?

— Телефон свой я ему оставил. Он мне звонил как-то раз. Договорились встретиться, хотя на тот момент я ничем особым помочь ему не мог. Зато теперь… Я с понедельника директорствую тут. Практически случайно.

— Случайно, значит. Знаете, у меня есть большое желание поговорить с вами на моем рабочем месте. Там, мне кажется, у вас будет больше поводов для откровенности.

— Наверное. Может быть, проще сделать? Вы мне скажите, что хотите от меня услышать, и тогда мне будет проще вам отвечать.

— Вы полагаете?

— Мне так кажется. Хотя вам виднее, конечно.

— Ну что ж. Давайте попробуем. Не сказал вам сразу, что заочно мы с вами знакомы уже некоторое время. Знаете, через кого?

— И через кого?

— Большаков Иван Николаевич. Знаете его?

— Конечно. Хорошо знаю. Насколько я знаю, он на днях покинул страну. Хороший мужик. Вообще-то, изначально я знал его брата. Но вы, скорее всего, в курсе того, что с ним произошло. Страшная смерть. Иван показывал мне фотографии.

— И вы решили за него отомстить?

— Да уж…

В кабинет вошла секретарша с подносом, на котором были расставлены чашки, большой чайник и вазочка с печеньем. За пару дней она успела запомнить, что ее новый босс не употребляет сахар и, по-видимому, поняла его сегодняшние похмельные мучения, поэтому чайник был самый большой из ее арсенала.

— Честно говоря, — медленно сказал Пашков, разливая по чашкам чай, — возникло такое желание. Но что я могу? Ни карате, ни стрельба по-македонски мне недоступны. Задумал по этому поводу книжку написать про этих зверей.

— Ну и как? Написали?

— Нет. Не пошло. Довольно противная оказалась тема. Сплошная кровь. Кроме непреходящего ужаса, ничего в голову не приходит.

В кармане Пашкова зазвонил телефон, и он, извинившись, достал его из кармана. Звонил Злоткин. Хорошенькое совпадение!