— Ну-у, это, скорее, не ко мне. Ко врачу или к телохранителю. Ведь это он в случае чего должен носить вас на руках?

— На руках меня должен носить не телохранитель, а муж.

— Тем более, — проронил Пашков, теряя интерес к разговору с взбалмошной дамочкой, больше напоминающему пикировку двух привычно несимпатичных друг другу людей, что было совсем ему не свойственно, особенно в отношении женщин. Ему становилось как-то тоскливо от этой ненужной перепалки, и появилась мысль уйти отсюда, тем более что он все необходимое уже узнал. Было только неудобно перед Костей, который пригласил его из самых лучших побуждений и наверняка расстроится, когда не обнаружит его на месте, хотя сам поступил по-свински, бросив его тут одного. Он с тоской посмотрел в ту сторону, где скрылся Сошанский, решая вставшую перед ним моральную проблему.

— Вы не нальете мне водки? — неожиданно спросила Вертинская, отвлекая его от размышлений.

— С удовольствием, — ответил Пашков, хотя никакого удовольствия не испытывал, а просто произнес заученную формулировку, наиболее в данном случае подходящую.

— Давайте мы, знаете, за что с вами выпьем? За вас! Я поднимаю тост за вас.

— Спасибо. Только за что такая честь?

— Вы полагаете, что это честь? Ладно, отвечу. Только сначала выпьем.

Пашков опрокинул в рот давно наполненную рюмку и с удовольствием закусил. По соседним столам уже начали разносить горячее, и до него долетали соблазнительные запахи жареного мяса. После выпитого появился аппетит, и не стоило упускать момент для его удовлетворения. Или прекращать пить.

Неожиданно откуда-то сзади появился Сошанский.

— Ирина! Вот это сюрприз так сюрприз! Не ожидал, что устроители посадят нас за один столик. Вы уже познакомились? Это Ирина Витальевна, почти что твоя тезка. Супруга — причем очаровательная — очень уважаемого человека. А это Виталий… Как тебя по батюшке? Никитович! Виталий Никитович. Мой старинный товарищ и известный писатель.

— Мы уже познакомились, — несколько запоздало сообщил Пашков, только теперь сумев вклиниться в напористую речь приятеля, который, пока отсутствовал, успел уже принять дозу, а то и не одну.

— Отлично. За что пьем?

— Только что пили за меня. Теперь нужно сделать алаверды, но сначала мне пообещали сообщить причину, побудившую провозгласить предыдущий тост.

— Вы правда известный писатель?

— По поводу известности некоторые сомнения есть, а в остальном чистейшая правда.

— Тогда можно считать, что это за ваши творческие успехи.

— Ладно, хотя это и неправда, — согласился Пашков, про себя подумав, что гремучая смесь водки с шампанским до добра не доведет.

Появился официант с подносом и поставил перед ними тарелки с дымящимся мясом, источавшим умопомрачительный аромат.

— Это кстати! — воскликнул Сошанский. — Наливаем, а я произношу тост.

И он завернул витиеватый спич минуты на три, сводившийся к тому, что пить они будут за красоту, ярким воплощением которой является Ирина.

Пашков почувствовал первое приятное опьянение, и его желание убраться отсюда под благовидным предлогом ослабло, но еще не исчезло. Он уже готов был произнести заготовленную фразу, когда на сцену, освещенную разноцветными прожекторами, поднялся волосатый Яшин с бокалом в руке и начал благодарить присутствующих за то, что все они пришли, называл их друзьями и соратниками и призывал веселиться и в дальнейшем не забывать про то, что они друзья, и так далее. Говоривший, хотя и был похож на эстрадника, явно не страдал нарциссизмом и говорил не длинно. Предложив всем выпить, он спрыгнул со сцены и пошел по столикам чокаться, обмениваясь рукопожатиями, улыбками, похлопываниями по спине и поцелуями. До их столика он не добрался, так что лобызаться с ним, к счастью, не пришлось.

Они выпили еще раз, и Сошанский, длинно извинившись, снова сорвался с места, на этот раз, правда, оставшись в пределах видимости, устроившись через два столика от них.

— Я вижу, что вам тут скучно, — сказала Вертинская, подперев подбородок рукой.

— Да нет, — растерялся Пашков от неожиданного вопроса. — Просто время уже позднее.

— Время детское, — отрезала она. — Просто вам тут не нравится и в первую очередь не нравлюсь я. Правильно?

Он разозлился. Не хватало еще чтобы эта фифа его допрашивала.

— Правильно. Мне вообще не нравится, когда люди с ходу начинают хамить, пользуясь присутствием телохранителя за спиной и очень важным мужем.

— Вы, оказывается, легко ранимы. Все писатели такие?

— Всех я не знаю.

— А вот вы мне понравились. Потому и тост за вас подняла, что вы не спешили передо мной прогнуться, хотя большинство на вашем месте в первую очередь вспомнили бы именно о моем муже. Он действительно большая шишка.

— Кстати, где он? Ведь это место, — Пашков кивнул на пустой стул рядом с ней, — предназначено для него.

— Предназначено. Но он весь в делах и совещаниях. Кует счастье для всей страны.

— Может быть, еще и придет, — сказал он, невольно попытавшись утешить женщину, которая явно была огорчена отсутствием своей половины.

— Не исключено. Под самый занавес. Когда все уже напьются и начнут расходиться по домам и любовницам. Господи… Мне к кому-нибудь в любовницы записаться, что ли? Не возьмете, а? Я вам недорого встану.

Такого поворота разговора Пашков никак не ожидал. На его памяти это был первый случай, когда женщина вот так ему себя предлагала. Предложение, конечно же, нельзя было считать серьезным. Скорее, это был крик души. Но уж больно неожиданный крик.

— От такого предложения и кондрашка может хватить.

— А что такое? Не подхожу? — с вызовом спросила она.

— Почему же? Женщина вы красивая. Даже роскошная. Иметь такую любовницу каждый почтет за счастье. Да еще и при деньгах, насколько я понимаю. Но я привык сам выбирать себе партнерш. Знаете, что я подумал?

— Неужто решили рискнуть? Тогда поехали. Место найдется или придется снять номер в гостинице на часок? А потом опишите этот опыт в своей книжке. Бешеный успех я вам гарантирую.

— В другой раз. Мне кажется, вы просто завидуете своему мужу.

— Я? Это в чем же?

— Ну, может быть, зависть не совсем точное определение. Но что-то сходное. Может быть ревность? Или чувство зависимости? Он все время в делах, среди людей, к тому же полностью вас содержит. Вы же большей частью одна, а это утомляет. И дела у вас никакого нет. Даже полноценную интрижку завести не можете, потому что телохранитель через тире надсмотрщик. Вам нужно делом заняться. Тогда вы почувствуете себя нужной и материально независимой. То есть почти свободной.

— Каким делом? — с заметной тоской спросила она. — Продавщицей в магазин? Посудомойкой?

— Мне кажется, у вас большие способности. Да и образование имеется.

— Имеется. Но еще имеется и муж, который считает, что способен и обязан содержать семью, а жена создана для трех «к». Знаете, что это такое?

— Кухня, церковь и дети по-немецки.

— Вот именно.

— А хобби?

— Двадцать четыре часа в сутки?

— Тяжелый случай. Остаются только дети и работа.

— И нянька.

— Тогда только работа. Что-то типа разовых поручений, от которых захватывает дух.

— Девушка по вызову?

— Вы имеете в виду проститутку? Не думаю, что вам это доставит удовольствие. Попробуйте, конечно, но на мой взгляд все это достаточно противно.

— Да вы прямо настоящий инженер человеческих душ!

— Я не инженер. Инженер создает. Ученый исследует. Я же только пытаюсь описывать, да и то не всегда удачно. Так что это определение больше подходит Творцу. Всевышнему. Сейчас же я просто пытаюсь вам помочь, но, кажется, напрасно теряю время.

— Извините. Может быть, вы и правы. Но я не представляю себе такой работы. А вы?

Тут Пашков почувствовал, что может ступить на жидкую почву. В трясину. Один неверный шаг — и он пойдет ко дну. Но он уже чувствовал вдохновение, вкус удачи. Эта женщина создана явно не для того, чтобы следить за чистотой воротничков мужа и своевременной варкой сосисок. В ней есть напор, есть азарт. Красота, в конце концов. Из таких получаются Мате Хари. Эта женщина способна побеждать мужчин, очаровывать их и… И безжалостно уничтожать. Пашков вдруг это понял со всей отчетливостью. В ней нет сострадания к людям. Нет жалости. Только голый эгоизм и жажда острых ощущений. Он подумал, что о таком агенте можно только мечтать. Загвоздка лишь в том, что сам он никогда и никого не вербовал, и только из книг знал, как это делается. Что он сейчас должен сказать? Я вас беру на работу? Я вас вербую? Принимаю в шайку? Что? Станьте моим осведомителем? А она в ответ хрясь его по морде! Или стоит отложить разговор? Но тогда возникнет ли еще столь же благоприятный момент? Вряд ли.