Полтора миллиона рублей, исчезнувших в никуда - это немало. Зато Евгений Алексеевич все же был профессиональным организатором и пределы своих возможностей знал прекрасно - поэтому никогда не "зарывался". Но для пользы дела он сумел получить от фон Плеве список членов так называемой "Боевой Организации" социал-революционеров (Линоров, как и Вячеслав Константинович, был членом "Русского собрания" - серьезной монархической организации).
Список меня немного удивил - почти все эти боевики числили себя "поэтами". Конечно, список был очень не полон - но ведь поэты так ранимы... и так беспечны, что в началу прошлого года их в Швейцарии больше не осталось. Да и во многих других странах - а Вячеслав Константинович лишь удивлялся, как быстро заочно осужденные превращаются в очно перевоспитываемых.
Мышка была хорошим бухгалтером. Очень хорошим - и лично проверяла все движение финансов по всем нашим предприятиям. И в конце марта, когда я вернулся из Киргизских степей, меня ждала очень горячая встреча:
- Саша, ты можешь объяснить, что все это значит? - передо мной лег список из восьмидесяти имен. Полный список от службы Линорова. Впрочем... нет, фамилии были только из Сахалинских ведомостей, "недоставленные" в него не попали. Но все равно неприятно.
- Что конкретно? - попытался я уйти от объяснений.
- Все эти люди почему-то проходят по списку заключенных на Сахалине, причем доставленных туда почему-то службой безопасности с использованием специального транспорта. И мне очень не нравится, что больше чем две трети каторжников, для которых ты оплачивал "специальный транспорт", носят еврейские фамилии. И это не убийцы или разбойники, а поэты, писатели... Ты антисемит?
- Во-первых, у меня не каторга, как ты говоришь, а трудовые воспитательные лагеря - Сахалинская каторга же закрыта. Ну ты же знаешь, что император поручил мне перевоспитание социалистов и прочих революционеров физическим трудом. Я же не виноват, что среди тех, кто хочет свергнуть царя и отобрать богатства у законных владельцев, большинство составляют именно евреи? И они - именно убийцы и разбойники, поскольку именно они организовали, например, убийство Дмитрия Сергеевича Сипягина. И - многих других людей. А литераторы или поэты они, кстати, весьма посредственные. Я бы даже сказал - никакие.
- Но почему ты в это вмешался? Почему ты должен держать на катор... в твоих воспитательных лагерях этих людей?
- Машенька, дорогая, во-первых, не людей, а нелюдей, мечтающих уничтожить Россию и всех жителей обратить в рабство. Они - такие же враги государства, какими были японцы - и даже хуже. Они пытаются заставить русских самим уничтожить Россию - и обманом завлекают обычных людей в преступные сообщества. Вспомни: когда японцы топили наши корабли, они посылали поздравления микадо, радуясь гибели русских людей. По хорошему, такую заразу вообще уничтожать нужно - но государь решил дать им шанс одуматься. Ну а поскольку бывшая каторга - Сахалин - теперь отдана мне для освоения, мне же на перевоспитание отдали и эту мразь. Евреи, поляки, русские - какая разница? Они - бандиты. А если бы ты узнала, что я, защищая женщин и детей, избил бы разбойника на большой дороге, ты бы меня сразу разлюбила бы?
- Нет, но я тебя никогда не любила... Но ты, наверное, и в этом прав - нельзя заниматься только приятными делами, когда есть столько неприятных. Ты все делаешь сам, и приятное, и неприятное, не жалея себя. Всех жалеешь, всем помогаешь - кроме себя самого. Ой!..
Наверное, мне следовало впасть в ступор. Но...
- Так... спасибо за откровенность. Но раз уж начали... что значит "никогда не любила"? Замуж-то за меня не насильно пошла - или я не прав?
Мышка смотрела в стену.
- Саша, милый... нет, честное слово, мне с тобой всегда было хорошо. Очень хорошо - даже тогда, когда еще я была просто счетоводом. А замуж... Камилла сказала, что ты меня любишь - думала, что и я тебя полюблю. Я старалась... и опять, мне очень хорошо с тобой. Но ты знаешь - я поняла, когда ты в Америку на полгода уезжал - мне хорошо не потому что мы вместе, а потому, что я с тобой делаю очень важное дело. Я где-то читала, что любовь - это когда вместе уважение, дружба и страсть. А я тебя очень уважаю, и дружба меж нами сильная. А страсть... - она покраснела буквально до слез - мне с тобой очень хорошо всего лишь раз было. Тогда, самый первый раз, на Новый год. Нет, потом тоже хорошо - быстро уточнила Мышка, - но совсем не так.
- И что же нам теперь дальше делать?
- Я не знаю... Я честно не знаю. Давай пока все оставим как есть - может, я просто сама что-то не понимаю?
После долгой паузы Мышка робко добавила:
- А ты можешь меня не увольнять от должности? Я тебя все равно никогда не предам.
- Я знаю. У меня и мысли про это не возникло, никто тебя от должности не уволит - разве ты сама вдруг захочешь. Да и то, я на коленях буду умолять тебя остаться...
Да, бухгалтеру нужно говорить все.
Но иногда нельзя, просто категорически нельзя, брать бухгалтера в жены.
На первое апреля (в качестве очередной шутки) был запланирован отчет Водянинова по результатам прошлого года и выполнимости планов на год текущий, тысяча девятьсот шестой. Однако Сергей Игнатьевич просто не проснулся утром двадцать шестого марта. Возраст - и ничего с этим поделать нельзя. Так что отныне все обязанности по финансовому управлению легли на Мышку. Не единолично, конечно - Водянинов свою "контрольно-ревизионную службу" укомплектовал весьма хорошими специалистами - но службой было необходимо и управлять правильно, так что нагрузка на нее возросла. Хотя сама Мария Иннокентьевна была этим даже довольна: лишний повод забыть о "супружеских обязанностях" - хотя мы и так о них уже практически "забыли": не до них было.
Дел было очень много: мои мечты о "сидении в кресле и плевании в потолок" реальностью так и не стали. Прежде всего нужно было зарабатывать очень много денег, причем именно в "денежной форме": государь обратил, наконец, внимание на "вызывающую доходность" моего хозяйства и "по дружбе" обложил меня уникальным налогом. Размером в шестьдесят миллионов рублей в год. В соответствующем "дружеском письме" император (лично!) отметил, что мне, как инициатору, следует "внести свою лепту" в выплаты железнодорожникам повышенной зарплаты - и теперь ежемесячно пять миллионов я переводил непосредственно на счета министерства путей сообщения. В принципе немного, хотя и жалко. Но "железка" мне ведь тоже нужна - а страна тратила на нее и без того почти четверть бюджета, так что налог этот был, откровенно говоря, честным, даже при условии, что покрывал он не только прибавку, а почти вообще все жалование железнодорожников..
Железнодорожники тоже были в курсе, откуда им идет "прибавка к жалованию" - и теперь и у меня, и у Мышки были свои собственные поезда для быстрого перемещения по стране. Причем перемещение было именно быстрым: железнодорожники ломали любые расписания, но мы передвигались быстрее любых литерных экспрессов. Причем передвигались уже на дизельных локомотивах - поэтому и на станциях не ждали, пока нацедят воду и подсыпят уголька в паровозы.
А "передвигаться" приходилось много. И передвигать грузов - тоже немало. За лето в "киргизские степи" все же удалось перевезти почти шестьдесят тысяч человек - Мешков буквально прыгнул выше головы и отстроил сто десять "стандартных деревень". Понятно, что тракторов на всех не хватило, но в каждой деревне было по крайней мере по десятку потомков тех шайров и клейдесдейлов, которых я когда-то давно купил. Впрочем, норма по МТС и в степи была выполнена - тысячи тракторов на пахоту следующего года должно хватить. А пока крестьяне главным образом занимались посадками березовых и сосновых рощ: к севу большинство переселенцев опоздали, и запасы продовольствия пока подвозились извне.
