– Стоять нам на месте никак не годится, Галина Николаевна, – сказал Матвей Сергеевич. – Тепло теперь у нас только одно: свое собственное, от ходьбы.

«…Но куда идти?» Галя напряженно думала. Она знала: именно она должна решить.

– До радиомаяков на Новой и на Северной Земле нам не добраться, – говорила она, как бы думая вслух. – До материка сто километров, но там безлюдно…

Добров, чтобы согреться, подпрыгивал на одной ноге. Лицо его было мрачно.

– Выходит дело, все равно погибать… Не надо было из кабины выскакивать.

– Матвей Сергеевич! – строго окликнула Галя, ощупывая свою хрустящую одежду, и с укором добавила: – Эх вы!.. Жаль, промочила планшетку с картами грунтов дна.

Галя говорила твердым голосом, но сердце сжималось у нее, холод уже давал себя чувствовать, куртка обледенела, руки не шевелились, словно были закованы в железные рукава.

– Куда же идти? – деловито спросил Ваня.

– Куда-нибудь… А идти надо, – сказал Добров, – не то замерзнем.

Галя мысленно представила себе карту моря и точку, где они находятся. «Идти на запад – гибель, на восток – гибель, на юг – все та же гибель. На север?» Галя мучительно пыталась представить себе, что находится на севере. «Остров Исчезающий! Да, да!..»

Оказывается, она даже выкрикнула эти слова.

– Нету никого на этом острове. Теперь там автоматическая метеостанция. Полярники не живут, – глухо сказал Матвей Сергеевич. – Уж лучше к материку пойдем. Дня в три-четыре доберемся, а там, кто знает, оленеводов встретим.

– А если не встретим, то погибнем. Нет у нас на это права. Идем на север, – решительно сказала Галя. – Местоположение свое знаем. Компас в планшетке есть. Как вы думаете, старые дома на острове сохранились?

– Кто знает! Если берег не обвалился еще больше. Берег песчаный, обледенелый, он оттаивает, – возражал Добров. – Каждый год метров по двадцать обваливается.

– И все-таки мы можем идти только на север, к Исчезающему. Быть может, дома сохранились. Тогда в складе мы найдем продовольствие и через аппаратуру автоматической метеостанции сможем дать о себе знать.

– Я смогу, Галина Николаевна! Я знаю, как она, та метеостанция, устроена… Пойдемте туда, – поддержал Ваня. Оленевод, как никто другой, знал, насколько безнадежно искать зимой в тундре встречи с людьми.

– Идем, – скомандовала Галя.

– Льды бы наши не снесло в сторону, – заметил Добров.

Галя расстегнула планшетку. Там рядом с компасом под целлулоидом у нее всегда была фотокарточка Алексея. Но сейчас, в темноте, она увидела только фосфоресцирующую стрелку компаса.

Галя вздохнула:

«Алеша! Алеша! Если бы ты видел сейчас своих первых разведчиков. Тебе в Москве понадобятся карты грунтов, когда ты будешь защищать проект ледяного мола, а карты промокли… вместе с твоей фотографией. Об этом тебе не догадаться…» Галя захлопнула планшетку.

– Вперед! – скомандовала она. – Гекса, за мной!

Трехлапая собака бросилась за хозяйкой. Ее подарил Гале Ваня еще в тундре. Он тогда долго извинялся, что у собаки только три ноги, четвертую ей отгрыз во время охоты белый медведь. Но Гекса, по его словам, не потеряла страсти к медвежьей охоте, а кроме того, «понимала все… и даже по-русски». Галя сдружилась с Гексой. Теперь собака снова встретилась со своим старым хозяином, но новая ее привязанность к Гале, пожалуй, была сильнее. Впрочем, Ваня был с собакой нарочито суров.

…Шли через льды. Вокруг была серая тьма. Ветер дул теперь справа, сбивая путников с ног. Он нес струи снега, и людям казалось, что они идут вброд по вспененному потоку. К счастью, поземка не переходила в пургу. Если бы им пришлось отлеживаться во время пурги в снегу, они бы замерзли.

На привал останавливались, лишь когда не было сил идти дальше.

Труднее всего преодолевать гряды торосов. Добров, пыхтя и тихонько ругаясь, забирался наверх первым и протягивал руку Гале. Снизу ее старался подсадить шатающийся от изнеможения Ваня. Галя сердилась. Она сама протягивала Ване руку и втаскивала его на крутые, стоящие дыбом льдины. Гекса карабкалась следом за людьми и повизгивала.

Спустившись с особенно трудной гряды, некоторое время лежали без движения, стараясь набраться сил.

Уже двое суток люди и собака ничего не ели.

– Хоть бы медведь белый попался на пути, – сказал Добров.

– Зачем? – удивилась Галя. – Ведь у нас нет оружия.

– А так… Все лучше… скорее, кто кого?.. Или он нас, или мы его, – и Добров показал висевший у него на поясе большой нож.

Галя отвернулась. Ваня, раскинув руки, лежал на спине и смотрел на бегущие по небу облака, освещенные все той же оранжевой зарей. На Большой земле была ночь.

Матвей Сергеевич рассматривал свой нож. Он вынул его из кожаных ножен, снял рукавицу и попробовал большим пальцем левой руки острие, потом, посмотрев на Галю и Ваню, стал тихо подзывать к себе Гексу. Она лежала около Гали, положив морду на вытянутые лапы. Шерсть на ее провалившихся боках торчала.

Подняв на Доброва умные глаза, она встала и, виляя хвостом, припрыгивая на одной задней лапе, подошла к нему.

Тогда тот рванулся вперед и схватил левой рукой Гексу за загривок.

В правой его руке блеснул нож.

– Матвей Сергеевич! Что вы делаете?! – крикнул Ваня, с неожиданной быстротой вскакивая и ловя руку Матвея Сергеевича.

– Пусти ты!.. Чего цепляешься? Мы двое суток не ели. Дойти надо… а тут – мясо…

– Не смейте! Не смейте!.. Галина Николаевна! Он… Гексу!.. У нас так не делают.

Галя приподнялась на локте и села.

Гекса воспользовалась промедлением и вырвалась из озябших пальцев Матвея Сергеевича. Он раздраженно бросил на снег клок шерсти.

– Вот вы и рассудите, – сказал он Гале, не поднимая на нее глаз. – Только рассудите так, как начальник… чтобы без женских слабостей и привязанностей к собаке. Она сейчас не собака, а наше единственное продовольствие. Дойти нам надо… планшетка опять же у вас с картами.

– Съесть Гексу или не съесть? – словно переспросила Галя. – Мне даже в голову не пришла такая мысль.

– Есть ведь как хочется, Галина Николаевна… Крупинки во рту не было больше двух суток…

Галя сидела на снегу, охватив руками колени. Гекса подбежала к ней, и Галя машинально стала гладить ее одной рукой.

– Нет, Матвей Сергеевич, – покачала головой Галя. – Не могу. Может быть, хороший начальник приказал бы убить Гексу. Я не могу. Не будем есть собаку. Так постараемся дойти.

– Ой, как хорошо, Галина Николаевна! – обрадовался Ваня.

Гекса отбежала от людей. Галя позвала ее, но собака не подходила. Можно было подумать, что она все поняла.

Добров не возражал, только старался не смотреть на Ваню и Галю.

Снова поднялись и пошли.

…Галя упала первой. Она встала на колени, но подняться на ноги не смогла. Добров помог ей. Они пошли вместе, держась под руки. Оба пошатывались, попеременно оступались, а порой и падали в снег.

Ваня сильно отстал. Гекса бежала позади, невидимая в темноте. Она больше не приближалась к людям, будто не доверяя им.

Больше всего Галя боялась пройти мимо острова. Напрасно вглядывался Добров в горизонт, стараясь заметить во мгле очертания земли.

– Не мог же остров совсем разрушиться!.. Не успело же его волнами размыть, не должно бы, – ворчал он.

– А если дома обрушились, что тогда? – спросил подошедший Ваня.

– Тогда что… все одно… Пусть Гекса нас кушает, раз мы ее не съели.

– Матвей Сергеевич! Я запрещаю вам так говорить. Стыдно! – Галя гневно взглянула на механика. Свет тонкого месяца делал его похожим на скелет. Непрерывная ходьба без сна и голодовка сделали свое дело. Глаза у Доброва провалились, кожа обтянула скулы и челюсти. Гале показалось, что у него можно через щеки сосчитать зубы.

– Вы не сердитесь, Галина Николаевна, – примирительно сказал Добров. – Я ведь вроде как со злости, что вы сильнее, значит, оказались. Но только я понимаю, что если берег обвалился – считай, нас похоронило.