Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Охотно отвечаю на все вопросы и в свою очередь расспрашиваю о Юрбурге, о границе и о том, сколько времени нужно мне итти, чтобы достигнуть моря. К нам присаживаются еще несколько человек.

Плотогоны одеты по-летнему — серые суровые рубахи, такие же порты и… больше ничего. У некоторых сквозь расстегнутые вороты видны медные крестики. Незамысловатая работа и простая жизнь этих людей становится мне ясной и понятной: из дремучих лесов царства польского и княжества литовского вырубают миллионы высоких дерев и по Неману отправляют за границу. Днем и ночью на своей широкой спине уносит Неман строевой материал, а они, лесосплавы, за плату, хватающую только на хлеб и соль, ведут бесконечные караваны тяжеловесных плотов.

Рыжебородый Силантий уже третий год занимается лесосплавом и является среди плотовщиков человеком «бывалым» и знающим.

— Почему вы кашу варите не на плотах, а на берегу? — обращаюсь я к Силантию.

— Тут, паря, случай вышел: передние буты в речную дугу врезались. Ну, тут, можно сказать, вышел у нас застой.

— А далеко это?..

— Чего?..

— Да вот передовые-то плоты?..

— Верст с пяток будя… Вон посланный обратно бежит, — заканчивает Силантий, указывая рукой на человека, быстрыми шагами приближающегося к нашему костру.

Штаны городского покроя, небольшая темная бородка, высокая стройная фигура делают посланного скорее похожим на горожанина, нежели на плотовщика.

— Можно спокойно еще посидеть здесь, — говорит подошедший, опускаясь к костру.

— А что? — спрашивает Силантий.

— Известно что — гвоздем врезались в берег и всячески стараются оттолкнуться…

— Эх, пустоглазые, а еще в передовые нанимаются!.. Сказывал я им будьте осторожны с крутыми изгибами, а они вон что… Ну, давайте уж пообедаем. Небось, до вечера постоим, — заканчивает Силантий.

Я внимательно вглядываюсь в посланного. Он мне нравится. Его большие серые глаза глядят весело.

— Вы откуда? — спрашивает меня вновь пришедший.

Мне только этого и надо. В немногих словах рассказываю ему о моей зимовке в Ковно и об уходе из города.

— Куда же вы теперь путь держите?

Вежливое обращение этого человека окончательно убеждает меня в том, что имею дело с жителем города.

— Хочу попасть за границу, — отвечаю ему вполголоса.

— По делу или просто любопытства ради? — допытывается мой новый знакомый, приветливо улыбаясь.

— Нет, у меня есть цель: хочу повидать другой мир и, может быть, остаться там навсегда.

— А знаете, ведь у меня тоже имеется такое желание. Надоела мне серая родина… Да вот попутчика никак найти не могу… А одному неохота пускаться в такой далекий путь.

Незаметно отходим от костра и в сторонке, около самого леса, в густой тени, падающей от высоких сосен, заводим тихий, задушевный разговор.

Его зовут Михаил Караулов. Он житель города Владимира. Сын мелкого чиновника. Тайно бежал от родных.

И вот уже четыре, года бродит по стране, ища новой жизни.

— А при чем тут плоты? — задаю я вопрос.

— Лень одолела… Захотелось по реке прокатиться. Но я ничего не имею против начать снова ногами мерить землю. Ведь мне тоже на Юрбург нужно. Давайте вместе пойдем, — заканчивает Караулов, лаская меня глазами.

Охотно принимаю предложение и с этого момента становлюсь спутником Караулова. Он хорошо знает дорогу, он опытнее меня, видимо, хорошо грамотен, и я подчиняюсь ему.

Вторую неделю шествуем с Карауловым, держась близ шоссейной дороги. Мы уже миновали Юрбург и приближаемся к морю. Большей частью идем лесом.

Я очень доволен своим товарищем. Мы окончательно сдружились и говорим друг другу «ты». Я для него — Алеша, а он — Миша. Во многом мой новый спутник напоминает мне Государева: он тоже хорошо знает жизнь людей, животных, много читал и очень интересно рассказывает. Готов его слушать без конца…

Сейчас мы лежим на берегу небольшого озера. Миша лежит на спине, со взглядом, мечтательно устремленным в теплую лазурь высокого чистого неба. Тихим голосом говорит он.

— Лежу и думаю — как хорошо сейчас, а в голове уже зарождается мысль о ночлеге, и наше райское житье перестает улыбаться…

— Почему перестает? — лениво задаю вопрос с исключительной целью продолжить беседу и не уснуть в сладкой истоме майского дня.

— Потому перестает, что когда думаешь о будущем, настоящее теряет свою цену. Кроме того, однообразие надоедает человеку. Если на его пути не попадаются препятствия, он их нарочно изобретает для того, чтобы путем борьбы разрушить им же самим созданные преграды.

— Зачем это он?

— Затем, чтобы иметь повод для борьбы. Вообще человек без борьбы, по-моему, существовать не может. Один борется за свое собственное благополучие, а другой — подготовить счастье для потомков. В борьбе человек приобретает опыт и силу. У зверей этого не бывает. Зверь живет только настоящим… — Миша закуривает, тонкой струей выпускает дым и заканчивает: Как знать, может быть, зверь поступает умнее.

— Почему умнее?..

— Потому что зверь не знает разочарований и сомнений… Ведь как обидно — всю жизнь бороться и к концу потерять веру в содеянное… Но, с другой стороны, без борьбы жизнь превращается в заплесневевший пруд… Вот ты, например, лежишь сейчас на мялкой траве, природа ласкает тебя не хуже родной матери, а ты, вместо того, чтобы насладиться счастливой минутой, думаешь об Америке, о какой-то неведомой стране, о геройских подвигах…

— Верно! — восклицаю я, и мое сонливое состояние уступает место бурному наплыву живых мыслей. — Всегда думаю о будущем, — подтверждаю я. — А что толку — лежать на месте? Ничего не узнаешь, никого не встретишь и ничему не научишься.

Сегодня по освещенной закатными лучами шоссейной дороге приближаемся к городу Полангену. Моря еще не видно, но навстречу нам уже плывет свежий ветер, напитанный влагой. Спустя немного мы входим а первый пограничный город, лежащий на берегу Балтийского моря.

Город небольшой, но чистенький. Все улицы вымощены, дома белые, а крыши черепичные. Чувствуется, что город находится на границе другой страны, откуда веет иной жизнью — опрятной и разумной.

Куда ни глянешь — везде море: безбрежное, живое, трепетное и могучее…

Караулов ведет меня по набережной. Здесь на самом берегу, по словам Миши, имеется хороший и дешевый заезжий двор, где можно поужинать и переночевать.

Хозяйка этого пристанища — древняя старуха — встречает нас приветливо а когда узнает, что мы хотим переночевать, открывает дверь, ведущую в маленькую комнатку, освещенную одним окошком, выходящим на море.

— Вот здесь можете жить, сколько вам угодно, — говорит хозяйка, причем ее черные глаза зорко вглядываются в нас.

Нам подают хлеб, масло, сыр и маленький кипящий самоварчик.

Миша отдает за это свой последний двугривенный. Делаю попытку участвовать в расчете, но он отстраняет мою руку и говорит:

— Сегодня я угощаю…

В эту ночь мы долго не можем заснуть: шум морского прибоя, круглый месяц, висящий перед окном, отгоняют сон, и мы ваводим бесконечные разговоры о жизни, в людях, о высокой чести и о мрачных преступлениях.

Просыпаюсь, когда в каморке уже совсем светло и когда за стеной слышны голоса. Потягиваюсь, зеваю, рукой шарю под койкой, стараясь достать сапоги, но не нахожу их.

— Миша, ты спишь?

Ответа нет. Поднимаюсь, оглядываюсь — на другой койке не вижу товарища. Тогда окончательно встаю, ищу сапоги и не только не нахожу их, но убеждаюсь в исчезновении моей сумки. Мне становится страшно. Ощущаю сильный прилив крови к голове.

Быстро одеваюсь, выхожу из комнаты, встречаю хозяйку и спрашиваю: — Вы не видали моего товарища?

— А что?

— Его нет. Я даже не знаю, что это такое… Пропала сумка и мои сапоги…

— Что вы говорите?!

Старуха всплескивает руками, и ее беззубый, мягкий рот раскрывается от удивления.

Меня лихорадит. Я окончательно слабею, опускаюсь на близстоящую табуретку, и крупные слезы выкатываются из глаз моих.

94
{"b":"243083","o":1}