— Не мешайте спать. Сама позову, когда надо…

Возвращаюсь на свое место и мгновенно засыпаю.

Солнце выходит из-за гор, когда Осипов вторично будит меня и велит итти к пассажирке. Застаю королеву сидящей на постели в одной сорочке.

— Дай умыться. Принеси холодную воду и чистый таз…

Выкатываюсь из комнаты с горячими иглами в глазах.

Мне стыдно, неловко и в то же время чрезвычайно любопытно. И пока я исполняю приказание, не перестаю про себя повторять: «Почему ей не стыдно?.. Ведь я мужчина… Неужели. не видит, что скоро должны у меня вырасти усы!..» Приношу большой белый таз, кувшин холодной воды и, стараясь не глядеть на пассажирку, направляюсь к двери. Но королева меня останавливает:

— Погоди, ты мне поможешь…

С этого момента я не выхожу из состояния сильного смущения и неловкости. И все, что происходит, до того необычайно, что кажется мне сном. Но когда красавица сбрасывает с себя рубаху, войдя ногами в таз, и приказывает мне поливать ее из кувшина, я окончательно теряюсь, и кувшин качается в моей дрожащей руке.

Дальше идут уже мелочи — обтирание тела лохматой простыней, пахнущей духами, свертывание длинных волос в узел и последние слова:

— Ступай, ты больше мне не нужен…

И при этом ничего не выражающий холодный взгляд

Спускаемся по зигзагообразной желтой ленте шоссейной дороги из Мисхора в Ялту. Сижу рядом с Данилой и храню упорное молчание.

Ни разу не заглядываю в коляску. Я зол и мысленно не перестаю ссориться с королевой. Моему возмущению нет границ. За кого она меня принимает? Она смотрит на меня, как на собаку. Перед животным человеку не стыдно. Так пусть же она знает, что такое отношение и у меня к ней. Пусть она и королева, но раз в ней нет стыда к человеку, стоящему ниже нее, то в моих главах она теряет всякое достоинство.

И когда швейцар гостиницы «Россия» сует мне в руку пятирублевку, говоря, что королева меня награждает за оказанные услуги, — я до боли сжимаю бумажку в руке, подхожу к коляске и передаю пятерку Даниле.

— Это тебе, Данила…

— А сколько ты получил?

— Ничего… И не хочу никаких наград от таких королев.

Вот все, что живет в моей памяти от поездки с высокопоставленной особой от Севастополя до Ялты.

У Миши есть компаньон — ялтинский дачевладелец Цыбульский.

Владение Цыбульского обширно, застроено разнообразными зданиями, большой конюшней и красивым домом с просторной террасой на море.

Находится владение Цыбулыского на Аутской улице, с виноградникам, поднимающимся вверх по Яйле.

Цыбульский — небольшого роста толстяк с длинными опущенными усами похож на Тараса Бульбу. Он держит лошадей с легкими шарабанами, пролетками и является единственным конкурентом известного и прославленного московскими Купчихами Османа и его многочисленных братьев. Отношения между Мишей и Цыбульским заключаются в том, что мы имеем стоянку у компаньона.

Последний обязан кормить лошадей и рекомендовать «обратных» пассажиров. За это Миша уплачивает Цыбульскому известный процент и в свою очередь рекомендует приезжим дачу Цыбульского и его экипажи для прогулок по окрестностям Ялты.

Заканчивается летний сезон. Реже приходится возить приезжих из Севастополя, но зато из Ялты попадаются чаще обратные пассажиры.

Живу большей частью у Цыбульского. Человек он с виду очень добродушный, приветливый и шутливый. Со Мною обращается хорошо и всегда шутя находит для меня работу с обещанием вознаградить меня за это «по-царски».

— Оть, добре, шо приихав. Есть до тебе дало одно: треба конюшню принарядить. Уж я за цие тебе награду дам таку, шо помираты будешь — добрым словом меня вспомянешь.

И мы вместе с единственным работником Цыбульского — долговязым Петрухой — чистим конюшню.

Конечно, никакой награды не получаю, но не обижаюсь. Хозяин до того мил и приятен, что подчиняешься ему охотно и без мысли о вознаграждении.

Для меня приходят самые тяжелые и неприятные дни.

Прекращается съезд, и я становлюсь оседлым жителем Севастополя и вынужден ежедневно сталкиваться с женой Миши.

Она смотрит на меня как на услужающего и заставляет меня работать по дому. Мою лестницы, бегаю на базар и в лавчонки, чищу вадькииы сапоги, а нередко Лина заставляет меня гулять с мальчишкой и следить, чтобы он не озорничал и не пачкал новый костюмчик.

Вообще хозяйка моя не любит, когда я сижу без дела.

Сейчас же что-нибудь выдумает и заставит взяться за ту или иную работу.

Если бы не глубокая осень со злыми ветрами и хмурым небом, я обязательно ушел бы из Севастополя.

Однажды, когда мое раздражение достигает предела, я заявляю Мише:

— Если Лина не прекратит надо мною своих издевательств, я брошу все и уеду в Одессу.

— И ты-таки сделаешь большую глупость, — говорит Миша.

— Почему? — вырывается у меня вопрос. — Почему?..

— Потому, что ты не успеешь как следует высморкаться, как снова придет весна, и мы опять заживем. Ты меньше на эту дуру обращай внимания. Возьми себе пример с меня: когда она ругается, я себе молчу, а когда плачет — я себе смеюсь. И у ней-таки да, чахотка, а у меня нет.

Кончается тем, что мы с Мишей посмеемся, и я на время утихаю.

Миша прав. Зима здесь не держится долго. В конце февраля и в начале марта уже начинается весенний слет богатых и больных людей.

Миша узнает, что в ближайшие дни в Крым приезжает знаменитый французский миллионер барон Ротшильд. Когда Миша произносит это имя, его лицо принимает гордое и счастливое выражение.

— Вот это богач!.. — восклицает Миша и при этом прищелкивает языком.

— Разве и Ротшильд поедет на наших лошадях?

— А ты думаешь, что уж если Ротшильд, то он должен ехать на козлах? Конечно, на коиях… И чем мои лощади плохи?. Я их покупаю у самых лучших помещиков, когда они по пьяному делу продают их почем зря…

И Ротшильд действительно приезжает. Миша в большой ажиотации.

Именем Ротшильда полна сейчас вся его жизнь. Меня он не перестает поучать и рассказывает все, что сам успевает узнать о знаменитом банкире.

— Вот это, я понимаю, человек!.. Каждую минуту он имеет десять тысяч рублей прибыли! Понимаешь ты, что это значит? Теперь подумай — сколько надо иметь ума, чтобы получать такие доходы?

— А зачем он приезжает? Разве во Франции нет своего собственного Крыма?

— Ой, ой, еще какой Крым! Дай бог каждому… Он едет сюда по любопытству. У него имеется хорошее дело в Баку. Он себе закупил все наши нефтяные фонтаны. Но раз он хозяин — ему хочется посмотреть на свою покупку. А уже заодно прокатиться по южному берегу Крыма… Понял?

Проникаюсь уважением к знаменитому миллионеру и жду с нетерпением моей поездки с ним по хорошо знакомой мне дороге.

Наступает долгожданный день, приезжает Ротшильд с женой. Я разочарован: никаких признаков миллионера не замечаю в наружности, одеянии и обращении этого длинного сухощавого человека с рыжими, горизонтально лежащими усами. А его жена — молодая, небольшого роста, круглолицая женщина — одета в простое гладкое платье цвета венгерской сливы. Ни в ушах, ни на руках, ни на шее нет никаких бриллиантов, жемчуга и золота.

Моментами кажется, что Миша принимает этих простых и с виду небогатых людей за Ротшильдов по ошибке.

Барон и его супруга не говорят по-русски. Меня это очень огорчает: хотелось бы в пути наговориться со знаменитыми пассажирами. Миша мне советует:

— Попробуй поговорить с ним по-немецки…

— Я не знаю немецкого языка…

— Э, брось, пожалуйста… Каждый дурак может говорить, когда знает язык. А ты попробуй себе поговорить по-еврейски, но чтобы это выходило, как по-немецки… Вот тогда ты-таки да, будешь хороший проводник. Не забудь Ротшильд настоящий еврей и должен понять, когда с ним беседуют на немецко-еврейском языке… Что тут особенного?..

В сияющий полдень южной весны мы с кучером Данилой подаем к гостинице самое «шикарное» ландо, запряженное четверкой лошадей.