Едва автомобиль въехал в селение Баяндай, расположенное всего в семи километрах от Кульджи, впереди раздался выстрел. Его за шумом машины не услышали ни телохранитель, ни шофер, но спавший Любинди мгновенно проснулся и стал испуганно оглядываться по сторонам.

Выстрелы хлопнули снова.

— Ай! — Любинди упал ничком, тщетно стараясь втиснуться в пространство между передним и задним сиденьями. На этот раз одна из пуль пробила лобовое стекло и ранила в плечо телохранителя. Испуганный шофер не справился с рулем, автомобиль завилял, едва не улетев в кювет, пошел боком и ударился о стену углового дома.

Полчаса орали перепуганные пассажиры, пока не прибыл патруль полиции и не помог им выбраться из машины.

— Мерзавцы! Болваны! — Любинди влепил пощечину возглавлявшему патруль начальнику службы безопасности Баяндая. Тот отлетел в сторону. — Бандиты спокойно расстреливают средь бела дня автомобиль вашего начальника, а вы там водку жрете!..

Надорвавшись от крика, Любинди привалился к стене. Шофер, отлично знавший повадки своего хозяина, тут же достал из кабины бутылку китайской водки и налил полный стакан. Проглотив его залпом, Любинди вновь обрел способность кричать:

— Машина! Что с машиной?! — Он мог думать только об одном — как бы быстрее добраться до города.

Охранники с трудом вытянули автомобиль на шоссе, но попытки завести мотор оказались тщетными: двигатель был поврежден. Темнело. Вдруг ругательства Любинди прервал новый выстрел.

— Бандиты! — дико заорал Любинди и бросился бежать. За ним кинулась его свита, Но толстяк шпарил с неожиданной прытью и сразу же обогнал других шагов на двадцать. Тут у него подвернулась нога, он не удержал равновесия и кубарем покатился по земле. Однако тут же вскочил и снова понесся впереди всех. Обычно он и при неспешной ходьбе задыхался так, что его хрипенье страшно было слушать, и с трудом носил свой живот, чуть не задевая его при Ходьбе коленями. Теперь же его никто не мог догнать, он скакал словно быстроногая лань. Какие скрытые силы пробудил в нем животный страх! Он падал и снова вставал, вся его одежда, лицо и руки были в липкой грязи, он задыхался, как умирающий, но ничто не могло остановить его. Наконец он выдохся до предела и зашатался с мучительным стоном. Но тут услышал новый выстрел — и снова ринулся вскачь. Добежав до здания управления службы безопасности, он ворвался в помещение, рухнул навзничь и потерял сознание.

Когда Любинди очнулся и открыл глаза, он увидел, что с обеих сторон над ним наклонились мужчина и женщина в белых халатах. У стены на стульях сидели шофер и — что было особенно неприятно — глава Илийского окружного управления безопасности Гау-жужан. Узнав его, Любинди мгновенно вспомнил о происшедшем на дороге и от нахлынувшего стыда снова зажмурился. Разве пристало так по-заячьи бегать от вражеских пуль доверенному лицу самого Шэн Шицая? Вместо того, чтобы показать пример мужества и отваги, он несся как трусливый косой, петляя и падая — и все это на глазах у своих подчиненных, — какой позор, какой позор! Как теперь смотреть им в глаза, как командовать ими?.. Как у него повернется язык отдавать приказы и требовать их выполнения?! А самое жуткое — о его «героическом» поведении непременно донесут Шэн-дубаню… Это факт. Сомневаться не приходится. Вот что самое страшное в его положении…

— Ах, черт!.. — вздохнул Любинди, в душе ругая себя последними словами. Но тянуть дальше не было смысла. Надо было пытаться как-то вывернуться из пакостной ситуации.

Подчиненные услышали звук его голоса, обрадовались, что начальство пришло в себя, и все разом зашумели.

— Слава богу, вы очнулись, надо ехать, — заговорил Гау.

— Куда ехать? — медленно, с усилием овладевая своим сознанием, спросил Любинди.

— В больницу…

— В этом нет необходимости.

— Нет что вы! Вам нужна медицинская помощь!..

— Я сказал же — не надо. Было что-то с сердцем, теперь отпустило.

— Все равно, надо, чтобы вас посмотрел опытный врач…

Любинди отмахнулся и строго произнес:

— Гау-жужан!

— Слушаюсь, — тотчас вытянулся тот.

— Едем в службу безопасности!

— Слушаюсь!..

Конечно, подчиненные не смели ослушаться Любинди. Но, козыряя начальству, Гау вспоминал, как оно, это жирное начальство, валялось в грязи, как его, вонючего, потерявшего сознание, переодевали в чистое, — и его передергивало от отвращения. Опасения Любинди относительно своей дальнейшей репутации были вполне обоснованными.

Жинса жу — управление безопасности — располагалось в западной части Кульджи, между кварталами «Новый город» и «Дон махалля». Высокие, как у крепости, стены наглухо закрывали здание управления. Казалось, что оно пахнет кровью. Никто достоверно не знал всех его зловещих тайн. Тому, кого приводили за эти стены, трудно было вырваться отсюда живым… Машина остановилась перед воротами, с обеих сторон которых стояли будки для часовых. Шофер подал условный сигнал. Только тогда открылась половинка ворот и, лишь автомобиль проехал, тут же вновь наглухо захлопнулась.

Подъехав к одному из зданий, водитель остановил машину, Гау подозвал какого-то офицера и, показав ему на двух врачей в белых халатах, что-то тихо приказал. Тот сделал им знак следовать за ним. Медики, не зная, что их ожидает, шли, еле переставляя ноги, готовые к самому худшему. Офицер ввел их в кабинет, дал каждому по листку бумаги и ручке и приказал:

— Напишите, что ничего из виденного сегодня, никогда, никому не расскажете!

Врачи облегченно вздохнули. Дай бог отделаться этим и выбраться живыми из этого гиблого места! Не раз им уже приходилось писать подобные обещания, подписывать свидетельства о смерти заключенных, «скоропостижно скончавшихся от сердечного приступа» на допросе и т. д. Очутившись нынче здесь, они уже мысленно попрощались с жизнью. Но, кажется, и на этот раз бог не отвернулся от них. Хотя, конечно, кто может знать, чем все это кончится…

Любинди вошел в свой кабинет (и в управлении безопасности, и в военном штабе, и в других руководящих учреждениях под его кабинеты были выделены специальные комнаты) и, усевшись в мягком кресле, стал обдумывать дальнейшие действия. Но думалось плохо, душевное потрясение не проходило. «Что же делать?» — этот вопрос не переставая крутился в голове. Мутный страх не проходил. «Кто стрелял — просто бандит-грабитель или мятежник?» Любинди помотал головой, стараясь прогнать страшные мысли, и нажал кнопку.

— Что будет угодно господину? — спросил его тут же возникший Гау-жужан.

— Что ты сделал? — неожиданно спросил Любинди.

Гау опешил. О чем, собственно, желает узнать начальство, что отвечать?

— С этими двумя, я говорю, что сделал?

— Это проверенные люди, им можно доверять, — сообразив в чем дело, ответил Гау, — однако мы все равно взяли с них подписку о неразглашении.

Любинди удовлетворенно кивнул головой.

— О сегодняшнем нападении на вас я сообщил телеграммой в Урумчи…

— Правильно сделал, Гау-жужан. — Любинди задумался, потом откинулся в кресле и спросил: — Ну и кто же, по-твоему, напал на меня?

— Скорее всего, это не из «шестерки», а здешние городские бунтовщики. Ведь они уже давно распространяют разные листовки против вас. А теперь перешли от листовок к пулям.

— А если это Гани?! Ты не знаешь, какой он человек. От него всего можно ожидать. — При мысли о Гани Любинди передернуло от страха. Правая щека у него стала заметно дрожать, чтобы скрыть это от Гау, Любинди пришлось сунуть в рот сигарету и крепко сжать ее зубами. Тот тут же поднес к ней огонек зажигалки.

— Мне не понравился баяндайский начальник караула, — сказал, глубоко затянувшись, Любинди. — Трус и растяпа.

— Я уже приказал арестовать его и трех солдат из его караула, — отрапортовал Гау.

Любинди остался доволен догадливостью и предусмотрительностью Гау. Он поступает правильно. Во что бы то ни стало надо избавиться от свидетелей сегодняшнего позора.

Гау и Любинди — два сапога пара! Оба они дунгане. Любинди в свое время помог Гау подняться вверх по служебной лестнице. В том, что Гау поставлен начальником управления службы безопасности Кульджи, прежде всего заслуга Любинди, который хлопотал за него перед Шэн Шицаем и Ли Йинчи.