— Что вы под этим подразумеваете?

— Всех ругал, хотел мстить, хотел...

— Он был взбешен из-за того, что. миссис Шелдон влюблена в вашего сына?

Этот вопрос он задал так спокойно, что чуть не поймал меня. Но все же ему это не удалось.

— Я не говорил, что Жанна Шелдон влюбилась в Билла.

— Вы дали понять...

— Ничего я не давал понять.

— Но вы же сказали, что они целовались. Вы сказали также, что делали, что могли. Если миссис Шелдон его не любила, то почему разрешала себя целовать и почему ей нужна была ваша помощь?

Вот когда ловкий и ласковый детектив проявил себя. Умница, нечего сказать... Мною овладела невероятная усталость.

— Вы признаете, что так было?

— Я не говорил этого.

— Миссис Шелдон любила вашего сына?

— Не знаю. Она мне этого не говорила. А впрочем, почему вы меня об этом спрашиваете? Я не такой тонкий психолог, как вы.

Питер предостерегающе произнес;

— Жак!

— Что, черт возьми! Какая в этом разница?

— Убили человека.— Голос Транта был спокоен — Есть ли разница, любила его жена другого или нет. Я понимаю ваше положение. Вы отец. Вы, конечно, стараетесь сгладить обстоятельства, придать всему вид односторонней щенячьей любви. Но если миссис Шелдон...

— Я сглаживаю! Вы считаете, что я стараюсь сгладить? Неужели вас ничему не научили в ваших полицейских школах?

Я поднялся. Снова страшно заболела голова.

— Спрашивайте дальше. Надо довести допрос до конца, а тогда и делать выводы, сглаживаю я или нет.

Трант сидел все так же спокойно, положив, ногу на ногу.

— Хорошо. Как вы предполагаете, это ваш сын убил мистера Шелдона?

— Да, я так думаю.

Он будто внутренне улыбался. Настала минута его триумфа. Он вывел меня из равновесия и заставил раскрыть карты.

— Не понимаю, почему вы в таком восторге от самого себя. Никто не думал ничего от вас скрывать. Вот, спросите Питера, он здесь. Спросите его о револьвере.

— Да,— отозвался Питер.— Пришла моя очередь.

Он начал рассказывать Транту о визите Билла и о пропаже револьвера. Я встал и больше не садился. Полицейские, как мыши, шныряли по комнате. Тело Ронни еще не увезли. Почему его не увозят?

Тихий голос Транта резал мне слух;

— Так. Вы заметили, что исчез револьвер, и позвонили брату.

— Да.

— И поехали к нему на квартиру?

— Да.

— Вы уверены, что это ваш револьвер?

— Уверен.

Лейтенант Трант встал и подошел ко мне.

— Мне весьма грустно, к сожалению...

— С чего бы это?

— Я не отдавал себе отчета...

— Зато теперь, наверное, отдаете?

— Да. Вы понимаете, если ничего не изменится, я должен буду арестовать вашего сына.

— А я и не думал, что вы поступите иначе.

— Где ваш сын?

— Не знаю.

— Он живет с вами?

— Нет.

— А где он живет?

— Не знаю.

На лице его появилась усталость, -словно у него иссякло терпение.

— Вы не знаете?

— Я уже сказал вам.

— А почему вы не знаете?

— Потому что мы поссорились. Он хотел жить самостоятельно. Я назначил ему пятьдесят долларов в неделю и он нашел себе комнату.

— Где?

— В Гринвич-Вилледж.

— Но где?

— Он не сказал мне. Не хотел, чтобы я знал.

У меня был номер телефона Билла. Имея номер, можно легко установить адрес. Но я не собирался ему помогать. Достаточно. Я выполнил свой гражданский долг. Теперь пусть сам отыскивает убийцу...

— Понимаю,— снова сказал Трант.

Я подумал с сарказмом, что единственный раз, когда я ему солгал, он не усомнился в моих словах.

— Я должен его найти.

— Ищите.

В этот момент вошли Лейгтоны — вся тройка. У меня так разболелась голова, что я уже не обращал внимания, на окружающих. Но их я заметил сразу. Бородатого Базиля, Филлис Брент и Нору, такую незаметную, тихую, похожую на жену пастора —- полную противоположность окружающим.

Трант и Питер подошли к ним. Я снова сел на диван. Иногда до меня доходили обрывки разговора, слова звенели в моих ушах, как диалоги незнакомой пьесы.

— Мы увидели у дома полицейского... мы были в театре... Нет, нет. Ах, Базиль, не смотри...

Я кажется потерял сознание от- нестерпимой головной боли. Питер и Трант склонились надо мной.

— Он совсем измучен, пусть едет домой, верно? — говорил Питер.

— Хорошо,— ответил Трант,— пусть уезжает.

— Я увезу его к нам? —твердо и в то же время вопросительно произнес Питер.

— Нет, я уеду сам,— так же тв.ердо сказал я.

— Но, Жак...

— Отстань от меня, понятно?

— Но сегодня ты не можешь быть один!

— Я имею право остаться один? — обратился я к Транту.

— Пожалуйста, делайте что хотите, но прошу вас завтра прийти в комиссариат и дать официальные показания.

— Хорошо.

Я повернулся и пошел через бесконечно длинную комнату. Базиль, Филлис и Нора стояли у двери. Нора сделала шаг ко мне. Кажется, в ее лице было сочувствие. Она протянула мне руку. Я хотел улыбнуться ей, но улыбка не получилась.

— Ничего со мной не случилось. Пойдите, пожалуйста, к Жанне, вы ей больше нужны.

Внезапно Базиль загородил мне выход. Он был напыщен, словно я его обидел.

— Это возмутительно! Это скандал! Как это могло случиться? Кто это сделал?

— Кто это сделал?

Да, конечно, это было возмутительно, это нарушало ритм его завтрашней работы.

— Никому не говорите,— сказал я,— но убийца — Гвендолен Снейгли.

Я бросился к выходу, чувствуя, что еще минута — и я разрыдаюсь. 

Я вернулся домой, принял аспирин и приготовил виски, но пить не мог. Мне казалось, что дома будет легче, но облегчения не наступало. Я сел на диван. На стене против меня висела картина в стиле Дюфи с видом костела святого Захария в Венеции. Я купил ее во время поездки в Европу. И мне вспомнился Рим, фонтан возле дворца Медичи. Солнечный свет падает сквозь зеленую листву. Я услышал тихое ворчание воды в каменном бассейне и гудки мотороллеров. И вдруг подумал, что Билл никогда не поедет в Рим. Я представил себе его будущую жизнь: камера, жесткая постель, лязг закрывающихся дверей... Я подошел к телефону и набрал номер сына. Никто не отвечал.

Сильвия! Кажется, Сильвия Ример. Я взял телефонную книгу. Вот она! — Сильвия Ример, Перри-стрит.

Гудки... Бесконечно долгие гудки. Я чувствовал, что у меня уходят последние силы. Я уже совсем было собрался положить трубку, когда услышал девичий голос:

—- Да?

— Сильвия Ример?

— Да.

— Говорит Дулитч, отец Билла. Он у вас?

Минута молчания и снова:

— А в чем дело?

— Если он у вас, мне надо с ним поговорить.

— Зачем?

— Разве вам не все равно?

— Нет. Вы хотите с ним говорить, но я не знаю, захочет ли он говорить с вами.

— Мне надо его увидеть.

— Об этом вы уже говорили.

— Еще раз повторяю то же.

— А я повторяю: зачем?

— Ради Бога, его ищет полиция.

— Полиция?!

— Да, полиция.

— Приходите лучше сюда.

— Он у вас?

— Да. Лучше, если вы придете сюда.

Я хотел взять из гаража машину, но побоялся, что нс смогу управлять ею. Меня трясло, руки дрожали.

Таксист долго плутал, пока наконец не остановился у дома из красного кирпича. В тусклом свете фонаря я с трудом разобрал надписи у звонков. Дверь открыла Сильвия Ример, невысокая, плотно сбитая особа в очках. На вид ей было лет двадцать пять. Как я и предполагал, она выглядела так, как выглядит любая девушка из такой среды.

— Где он? — спросил я.

— Пройдите.

— Где он? — нетерпеливо повторил я.

— Я прошу вас войти. Мне надо закрыть дверь. У меня очень любопытные соседи.

Я вошел в маленькую переднюю.

— Билл спит в спальне.— сказала она.

Мы вошли в полутемную комнату, похожу на мастерскую. Кроме топчанов в ней находились вещи, свойственные комнатам такого типа: репродукции Тулуз-Лотрека, разбросанные всюду книги, блокноты. На одном из топчанов лежала разобранная постель и китайская пижама.