Подкрутил Таракан усищи, пошёл…
Идёт Гусь, а тут, откуда ни возьмись, — Комар. Тоже в сапогах и при сабельке. Сапожки на нём бархатные, с ворсом.
— А мои лучше! — говорит.
И ножку-то на каблук поставил.
Но Гусь даже не заметил, мимо прошёл.
Бежал с сундучком на плече Поросёнок. Кафтанчик розовый и тапки на босу ногу.
— На поезд опаздываю! — кричит. — А ты куда, Гусь?
— Никуда. Сапожки разнашиваю.
Паровоз загудел, мыши в вагоны попрыгали. Поросёнок опоздал, сел на сундучок, плачет.
А Гусь идёт, не торопится.
Вылез из-под снега Глухарь — важная птица. Сам чёрный — глазищи красные.
— Ты куда, Гусь? Лес кругом, пропадёшь!
— Сапожки у меня, видишь? Обнашиваю.
Поглядел Глухарь, и верно — сапоги знатные. Бежал по лесу Медвежонок, волок в санках Ёжика.
— Здравствуй, Гусь!
— Здравствуй-здравствуй!
— Айда к нам чай пить!
— А что к чаю?
— Клюковка.
Стоит Гусь в красных сапогах, язык высунул, — думает.
— Да не сомневайся! Мы тебе и червячков дадим.
Поехали.
Ёжик с Медвежонком санки волокут, Гусь в санях сидит, красные сапожки выставил.
Всему лесу потом Ёжик с Медвежонком рассказывали, как к ним в гости Гусь в сапогах приходил. Да никто не поверил.
— Придумываете!
— Кот в сапогах — дело известное.
— А чтобы Гусь — ни за что не поверим!
Как Медвежонок перехитрил время
В восемь часов утра собрались на лесной опушке Ослик, Ёжик, Медвежонок, Белка, Заяц и Лиса, чтобы пойти в восемь часов вечера в гости к Слону.
— Но восемь часов вечера ещё далеко! — сказал Заяц. — Что же мы будем делать двенадцать часов?
— А очень просто! — сказал Медвежонок. — Нас — шестеро. Значит всем сейчас надо разойтись и каждому по отдельности просидеть два часа. А когда мы снова соберёмся, получится, как будто мы вместе просидели двенадцать!
И все разошлись в разные стороны.
Ёжик пришёл к себе домой, сел за стол и стал смотреть на часы-ходики. «Тик-так, тик-так», — роняли часы. А Ёжик подбирал минутки и, считая, складывал их перед собой на столе.
Ослик отправился к реке. Он вошёл в воду по колено и стал ловить губами солнечных зайцев. «В двух часах — сто двадцать минуток, — думал Ослик. — Когда я поймаю сто двадцать солнечных зайцев, как раз надо будет возвращаться на опушку!»
Белка вскарабкалась на верхушку сосны и спросила у Щегла:
— Ты знаешь, когда будет «через два часа»?
— Конечно!
— Тогда постучи ко мне в это время. — И Белка юркнула в дупло.
Заяц принялся бегать вокруг леса. Обежит круг и заглянет на опушку: не собрались ли?..
Лиса вышла на пригорок и села так, как будто она сидит по отдельности и одновременно — чтобы ей была видна опушка.
А Медвежонок никуда не пошёл. Он просто лёг спать у пенька, подумав: «Соберутся — разбудят!»
Первым на опушку пришёл Ослик со ста двадцатью солнечными зайцами в корзине. За ним — Ёжик с мешочком минуток через плечо. Щегол разбудил Белку — и она спустилась с сосны. Прибежал Заяц. Важно подошла Лиса.
И все стали будить Медвежонка.
— Пора! Вставай! Уже прошло двенадцать часов! Надо идти в гости к Слону! — кричали все разом, со всех сторон тормоша Медвежонка.
— А!.. Уже собрались? — сказал он, просыпаясь. — Ну, тогда идёмте к Слону! Только пусть никто не отстаёт, а то он скажет, что мы пришли раньше времени…
Кто это всё придумал?
И опять ушёл золотой солнечный день. И опять Медвежонок пришёл к Ёжику, потому что последнее время собирались у Ёжика. И опять Медвежонка ждало плетёное кресло рядом с плетёным креслицем, в котором уже сидел Ёжик.
Медвежонок поднялся по ступенькам, поглядел на Ёжика и молча кивнул.
— Садись, — сказал Ёжик. — А я уж думаю — когда ты придёшь?
Медвежонок сел.
Наступали самые замечательные осенние сумерки.
За маленькой сосной, за худенькой берёзой, на которой вдруг оказалось вдвое меньше ветвей, синела гора.
Медвежонок поудобнее устроился в кресле и стал глядеть на гору, на небо, на слабо шевелящиеся под ветерком хрупкие ветки берёзы.
Было так хорошо, так спокойно, и небо было такое далёкое, что казалось, навсегда уже на нём застыли облака.
— Кажется, они уже никуда не уплывут, да, Ёжик?
Ёжик кивнул.
— Кажется, и завтра, и послезавтра вот так же будут стоять и стоять на том же месте.
Ёжик снова кивнул.
— А хорошо бы, чтоб один раз всё было, а потом уже ничего не менялось, — сказал Медвежонок.
— Так не бывает.
— А почему?
— Ты бы соскучился.
— Я? Да никогда! — сказал Медвежонок.
«Ой-ёй-ёй, как же красиво! — не отрывая взгляда от горы, думал Ёжик. — Кто же придумал эту всю красоту?»
— Как ты думаешь? — спросил он у Медвежонка.
— О чём?
— Кто всё это придумал?
— Вот это? — Медвежонок повёл лапой. — А правда, с моего крыльца красивее, чем с твоего?
— Ага. — Ёжик, не отрываясь, глядел на гору.
— С твоего крыльца и гора меньше, и деревья не те. А хочешь, перетащим твой дом ко мне?
— Как? — думая о своём, сказал Ёжик.
«Кто же это всё придумал? — доискивался он. — Кто? Как? Когда? Почему я гляжу и всё не могу наглядеться?»
— Как? Да очень просто! — сказал Медвежонок. — Разберём твой дом по брёвнышку и на санках перевезём ко мне. Там сложим и будем жить рядом.
— На санках? — сказал Ёжик, про себя думая: «Кто же этот невидимый, необыкновенный, кто так постарался, что вышла такая красота?»
— Почему обязательно на санках? Можно и сейчас, — сказал Медвежонок. — Правда, на тележке возить будет тяжело, но…
— А ты как думаешь? — спросил Ёжик.
— Я думаю, что зимой всё-таки лучше, — сказал Медвежонок. — Во-первых, санки просторнее, а во-вторых, сейчас листьев много, скользко.
— Я не о том. Как ты думаешь, кто это всё придумал?
— А-а… Ты вон о чём… А я — по брёвнышку, на тележке!.. — передразнил самого себя Медвежонок. — Не знаю, — сказал он. — Я сколько ни думал, так и не смог понять.
Сумерки сгустились. И гора была уже почти не видна. Поднялся ветер. И где-то далеко-далеко за рекой еле слышно лаяла собака.
— Не слышишь, чего она говорит? — спросил Медвежонок.
— Она боится ночи и лает, — сказал Ёжик.
Не грязните мою Землю
— Нет-нет, Ёжик, ты не думай!
— Я и не думаю.
— О чём это вы? — спросила Белка.
— А, Белка, — сказал Медвежонок. — Я говорю Ёжику, что Земля всё равно не загрязнится.
Белка спрыгнула с ёлки и села на пенёк.
Лес вокруг стоял большой, светлый, но никто не пел, не шуршал — всё молчало.
— А почему она должна загрязниться? — спросила Белка.
— Грязнят, — сказал Медвежонок. — Чем могут, тем и грязнят.
— Чем же?
— Дымом, — сказал Ёжик.
— Дым сладкий. Вон Бурундучок вчера жёг листья — так сладко пахло!
— Разве это дым? Это — осень, — сказал Медвежонок. — Осенью всегда жгут листья.
— Она — маленькая-маленькая, — сказал Ёжик, — голубая и белая, Земля. Астронавт, что был на Луне, сказал: такая маленькая-маленькая, голубая и белая.
— И грязная. Вся в грязи, — сказал Медвежонок. — С Луны видно.
— А кто это… астронавт?
— Это такой… Садится в трубу и летит.
Белка подняла голову и стала смотреть на небо.
— Я вот о чём думаю, — сказала Белка. — В одном овраге есть старая бочка. Дно выбили, а если выбить второе — будет труба. Понятно?
— Нет, — сказал Ёжик.
— Мы выкатим бочку на холм, выбьем дно, а когда взойдёт луна…
— Станем астронавтами! Здорово! — закричал Медвежонок. — Пошли за бочкой!
Они нашли бочку, выкатили на холм, нацелили на то место, где должна была появиться Луна, и выбили второе дно.
— Садитесь! — сказала Белка.
И все залезли в бочку и стали ждать.
Стемнело. Было тихо-тихо. И река под холмом уходила за повором не дыша.
